Если обратиться к отечественной истории, то здесь к врачам-философам можно причислить академика Загорского, чьи труды способствовали формированию антропологии, Велланского, Дядьковского, Филамафитского. А вспомним замечательного русского учёного-врача Николая Ивановича Пирогова. Наряду с Пироговым вспоминается имя скандально известного Варфоломея Зайцева, испытавшего значительное влияние учения о пище Я. Молешотта. Но нет смысла в данном случае далее утруждать себя перечислением имён, так как многие могут немедленно припомнить, кроме упомянутых, ещё целый ряд тех, кто заслуживает название врача-философа, тех, кто в той или иной форме стремился к союзу философии и медицины. А то, что в наше время философия способна выполнять эту роль, свидетельствует успех книги Алена де Боттона «Утешение философией». Таким образом, мы видим, что идея врача-философа опирается на давнюю и прочную традицию, в ней нет ничего особенно эксцентричного или экстравагантного. А если обратиться к истории восточной философии, то там фигура философа-врача была ещё более типичной.

Некоторым могут показаться экстравагантными попытки Сотонина более тесно связать философию и психиатрию. Однако знакомство с историей показывает, что это не совсем так. Многие философы пришли к философии от психиатрии, и это наложило отпечаток на разрабатываемые ими учения. Например, аргентинские философы Алехандро Корн и Хосе Инхеньерос по образованию были врачами-психиатрами; немецкий философ Карл Ясперс был сначала психиатром и даже профессором психиатр ии. Психиатром по образованию был теоретик и практик структурного психоанализа французский философ Жак Лакан. Известен интерес к вопросам медицины и психиатрии у Мишеля Фуко, полагавшего, что безумие приоткрывает опасную тайну сущности человека. Одним из основоположников научной психиатрии был французский психиатр Филипп Пинель, автор сочинения «Медико-философское учение о душевных болезнях». Из менее известных психиатров, пришедших от психиатрии к философии, можно указать на немецкого философа XX в. Вилли Гельбаха. Можно так же указать, что один из американских философов-просветителей – врач-философ Бенджамин Раш, исследующий влияние физиологии на нравственность и пытавшийся сочетать науку и религию, считается отцом американской психиатрии и психотерапии. И в истории отечественной науки можно указать на психиатров, интересовавшихся связью философии и психиатрии, и даже писавших на философские темы. Например, известный русский психиатр В. Х. Кандинский занимался не только психиатрией, но и опубликовал два философских исследования: «Современный монизм» (1832) и «Общепонятный психологический этюд» (1881), в которых рассматривал наряду с медицинскими проблемами различные философские учения. Можно назвать известного русского психиатра С. С. Корсакова, разрабатывавшего в рамках университетской философской традиции ряд проблем, связанных с философией человека.

Таким образом, мы видим, что некоторые явления отечественной истории философии в случае пренебрежения контекстом могут лишь казаться необычными и экстравагантными. Для учения о философской клинике К. Сотонина таким контекстом может выступать аретология Александра Ивановича Яроцкого (1866–1944), автора труда «Идеализм как физиологический фактор»; понимание соотношения философии, психологии, психиатрии соратником В. М. Бехтерева Александром Фёдоровичем Лазурским (1874–1917). Понимание Сотониным философии в качестве по преимуществу практической науки о благе отсылает к творчеству Оскара Фёдоровича Базинера (1857–1909), преподававшего в Варшавском университете. Как и Сотонин, он ориентировался на практическое отношение к философии и стремился возродить интерес к Сократу и Эпикуру, которые «сводили философию с неба на землю». Возможно, взгляды Сотонина о враче-философе, о философской клинике, о соседстве философии и психиатрии не покажутся экстравагантными, если учитывать материалы основанного в 1993 г. и являющегося официальным изданием Ассоциации развития философии и психиатрии (Association for the Advancement of Philosophy and Psychiatry (AAPP)) академического журнала «Philosophy. Psychiatry. Psychology» («Философия. Психиатрия. Психология»). Публикуемые в журнале статьи, раскрывая проблематику философии, психиатрии и психологии, демонстрируют единство и взаимовлияние этих областей знания.

Хочется надеяться, что публикация труда Константина Ивановича Сотонина «Сократ. Введение в косметику» позволит выявить множество перекличек с философскими традициями как древности, так и современности, покажет возможные влияния и взаимовлияния, остающиеся сегодня едва заметными; раскроет своеобразие почти забытого учения оригинального отечественного мыслителя. Публикация этой книги особенно важна в настоящее время, когда есть основания говорить о некотором ренессансе этической мысли в нашей стране. Однако читая Сотонина, увлекаясь и восхищаясь некоторыми страницами его книги, всё же не стоит забывать и о традициях русского (да и не только русского) космизма.

Last not least. Константин Сотонин полагал, что «Сократ хотел своим весёлым смехом научить людей не принимать стёкол за бриллианты». Очень вероятно, что ту же цель преследовал и Сотонин, и когда замыслил свою книгу, и когда написал её. А вот удалось ли ему достичь этой цели, судить читателю. Но знакомясь с этой книгой, стоит помнить, что не следует быть очень серьёзным, ибо для Сотонина мудрость в том, чтобы не быть серьёзным.

Эту часть я хотел бы посвятить моему дорогому, светлому учителю по истории философии, с работой у которого связаны мои лучшие, может быть, единственные ничем не омрачённые воспоминания, к мыслям о котором я всегда возвращаюсь с радостью и благодарностью за те строго научные методологические навыки, которые он дал мне, и ещё более за ту необычайную чуткость и терпимость, с которой он относился ко мне.

Хотел бы… Но не слишком ли я злоупотреблю его терпимостью, не оскорблю ли я его, посвящая ему часть книги, столь «легкомысленной», что многим могут показаться насмешкой слова о методологических навыках автора? О, если бы для всех было ясно, что высшая серьёзность – в том, чтобы не быть слишком серьёзным! Учёный будущего – смеющийся философ; даже науку он творит – полушутя: серьёзно – поскольку наука для жизни других; играя – поскольку его жизнь для науки; потому что к своей жизни он может относиться только как к игре, – иначе он был бы слишком серьёзным.

Книгу о Сократе, об этом наиболее смеющемся философе, написать не улыбнувшись, застегнуть её на все пуговицы в профессорский сюртук, – значило бы быть слишком серьёзным, значило бы неумело использовать методологические навыки.

Вот почему, несмотря на «легкомысленность» книги, эту первую часть её я решаюсь посвятить – профессору Александру Дмитриевичу Гуляеву[2].

Как известно, Сократ, древнегреческий философ, живший от 470 до 399 г. до Р. X., не писал сочинений, и сведения об его учении мы можем почерпнуть только из сообщений его современников, слышавших его беседы и устные поучения, и из сообщений более поздних авторов, слышавших рассказы лиц, знавших Сократа. Наиболее раннее из дошедших до нас сведений о Сократе относится к 423 году, когда Аристофан поставил свою комедию «Облака», осмеивавшую Сократа и его учение (есть сообщение, что Сократ смотрел эту комедию и сам смеялся вместе с другими). Прочие сообщения современников Сократа относятся к последнему периоду его жизни и были написаны, вероятно, уже после его смерти, принадлежа его ученикам; такими источниками являются сочинения Ксенофонта, особенно «Воспоминания о Сократе» и сочинения Платона, в большинстве которых, написанных в форме разговора, главным собеседником выступает Сократ. Из более поздних источников наибольшим вниманием пользуются сочинения Аристотеля, ученика Платона: прежде чем приступить к изложению своих мыслей, Аристотель обычно излагает учения своих предшественников, в том числе и Сократа.