Старый ворчун полюбил Сократа с самого его рождения, но казалось ему еще больше привязался он к его женушке. Хотя бы за то, как ловко она бегает по двору - черные волосы развеваются, глаза - живое пламя... К тому же Ксантиппа не забывает почтить его букетиком цветов. А что у нее язычок ловко подвешен? Да это лучше, чем если б была она божьей овечкой...
16
Трое сидят под платаном: Сократ, Алкивиад, Критий. Четвертого не видно.
- Спите, дремлите, похрапывайте, дрыхните как убитые - вот что советует нам Никий! Но кто же поднимет Афины к былому могуществу? Спящие? - говорил Алкивиад.
- А Никий и не видит, что их надо поднимать. Зато это видит афинский народ, мореходы, ремесленники, торговцы, - отозвался Сократ. - Я слушаю твои выступления в экклесии и слышу, как принимает народ твои речи. Люди верят в твою рачительность и талант полководца. Потому и любят тебя, Алкивиад.
- А какая тебе от этого выгода - нетрудно угадать, - вставил Критий.
Алкивиад замахал руками, словно отгоняя осу:
- Нет, нет! Пока меня не проводят с собрания первым человеком в Афинах - и слышать об этом не хочу!
Крития непрестанно гложет зависть: я ведь тоже племянник Перикла, тоже ученик Сократа, и способности мои не меньше - я поэт, и все же ползаю по земле, в то время как Алкивиад взлетает орлом!
И он процедил ядовито:
- По-моему, Алкивиад, тебя любят больше за красоту, которую ты еще подчеркиваешь крайностями чужеземной моды.
- Ах, милый Критий, - возразил Алкивиад, - очутись ты в моей шкуре, знал бы: когда женщины и мужчины любят тебя за внешность - это тягостно, а часто даже противно!
- Но ты и с теми, в чьей любви не нуждаешься, разговариваешь сладко...
- Верно, - кивнул Алкивиад. - Не умею я вызвать к себе неприязнь, быть с людьми кусачим и язвительным. Но уж если кто меня взбесит - могу так отдубасить, что тот своих не узнает; зато на другое утро - я уже у него, готов донага раздеться и просить, чтоб он меня отхлестал кнутом в отместку...
Сократ молчал. Обмакнув палец в вино, рисовал на столе Эрота с луком и стрелами. Заметил на висках Алкивиада набрякшие жилы. Какой человек, мой милый Алкивиад! Хищный зверь - и вместе кроткий ягненок...
- Я не умею стать неприятным даже собственной жене. Любит она меня. Говорит - до безумия...
- То-то сбежала от тебя к своему брату, - злобно заметил Критий.
- Ах да, - вздохнул Алкивиад. - Хочет довести меня до того, чтоб я не смотрел на других женщин и сходил бы с ума от любви к ней одной, как она сходит с ума по мне... - Он повернулся к Сократу. - Скажи сам, дорогой, разумно ли, что Гиппарета хочет запретить мне ходить к Феодате и другим гетерам? А почему мы, мужчины, посещаем гетер? Потому что находим у них то, чего нет у нас дома...
И он стал развивать мысль: жена должна быть не просто самкой, но и другом мужа, с которым тот мог бы говорить обо всем, как с мужчинами.
- У гетер нередко можно рассуждать о разных вещах даже лучше, чем на пирушках, на которых хозяин усердно потчует тебя жарким, паштетами, вином, а то и живым мясцом... Начинается шумное веселье, шутки, приходят фокусники и тогда всякое разумное слово воспринимается как очередной фокус. Меж тем как у гетер...
- Остановись, Алкивиад, - сказал Сократ. - Что хочешь ты скрыть под этой речью?
- Я отстаиваю свое право на выбор! А моя ревнивая Гиппарета воображает, будто по причине безумной любви ко мне вправе стать моим тюремщиком...
- Алкивиад говорит о безумии! - усмехнулся Критий. - Но лишь в отношении других...
Сократ спросил:
- В чем, Алкивиад, видишь ты безумие любви Гиппареты?
Алкивиад как-то сник, на лице его появилось страдальческое выражение:
- Она и впрямь обезумела. Подала архонту требование о разводе. Сегодня я должен предстать перед судом.
- И ты спокойно сидишь тут с нами вместо того, чтоб идти на суд и защищаться?! - изумился Сократ.
- Я защищаюсь здесь, перед тобой, Сократ. Мне очень важно, чтоб ты знал, как я с ней мучаюсь.
- Мучаешься?
- Да, Сократ. Разве не безумие, что она судом хочет принудить меня, как собачонку, лежать у ее ног и каждый день клясться в страстной любви? Но этого она на суде не заявит. Будет без конца доказывать, какой я дурной, прикрывая этими словами угрозу и давление на меня. Насилие! Скажи, Сократ, сколько раз предостерегал ты нас от насилия в делах любви?
Но Сократ осведомился:
- А ты - не любишь жену?
В калитке показался запыхавшийся судебный служитель и передал Алкивиаду повеление судьи: немедленно явиться в зал суда.;
- Твоя супруга, как предписывает закон, лично вручила судье требование о разводе... Теперь она и судья ждут с нетерпением, когда ты наконец явишься для разбирательства...
Тут недобрый вестник взглянул в лицо Алкивиада и в страхе попятился.
- Постой, приятель! - остановил его Алкивиад. - Передай судье, что я не явлюсь. Ну чего же ты ждешь? Повторять мне, что ли?!
- Я искал тебя в твоем доме, и, пока нашел здесь, прошло много времени... Если все-таки пойдешь на суд - дело-то серьезное, - так поторопись... - пролепетал служитель.
- Это ты поторопись передать судье мои слова, не то я разобью этот кувшин о твою голову! - крикнул Алкивиад.
Сократ строго посмотрел на своего ученика:
- Разве тот, кто хочет править государством, не обязан быть образцом послушания закону?!
Алкивиад не отвечал; мысленно он следовал за служителем. Вот теперь тот, наверное, вышел из Алопеки, теперь входит в город, пересекает Мелиту...
Между тем в зале суда Гиппарета, в невыразимом напряжении ожидавшая мужа, почувствовала себя дурно. Принесли воды, охладили ей виски, судья исчерпал уже все слова ободрения. Он больше не надеялся на то, что Алкивиад все-таки явится, и устал выдумывать все новые и новые утешения. Сейчас он и сам в них нуждался. Знал - Алкивиаду предстоит вскоре стать во главе государства, а он, несчастный архонт, не сумел помирить его с женой, как то следовало и надлежало...
Алкивиад не ответил на уговоры серьезные - Сократа и ехидные - Крития подчиниться закону и отправиться в суд. Вместо этого он набросил на плечи хламиду, сколол ее пряжкой и пустился в танец... Танцуя, дошел он до калитки и весело помахал друзьям на прощание.
