Сократ поцеловал ее:
- Когда мы входили, я слышал - ты играешь на кифаре...
Феодата села на подушки у его ног; оранжевый свет подсвечивал ее медные волосы. Устремив взор на Сократа, она вполголоса запела стихи Архилоха, аккомпанируя себе тихими аккордами:
По любви безмерная тоска
В глубину души моей проникла,
Зрение окутав черной мглою,
Жалкий разум из груди исторгла...
Сократ любил музыку и пение. Слушал, улыбался.
- Вместе с тобой плыву на волнах твоей песни, и это несказанно прекрасно... - Он притянул ее к себе. - Как умеешь ты насытить все чувства человека, милая! - проговорил он с изумлением.
Он преодолевал искушение, исходящее от ее красоты. Даже сам увеличивал опасность...
Алкивиад с Антисфеном подглядывают сквозь ветви олеандров; они поражены.
- Но это больше, чем терпеть голод, жажду, зной и холод! - шепчет Алкивиад.
Антисфен взволнованно вздыхает:
- Сократ действительно сильный человек: что хочет, то и может...
Бледнеет над горами небо, масло в лампе на исходе, она еле светит, и лица в полумраке еще загадочнее, еще желаннее. Феодата жарко целует Сократа на прощание:
- Сегодня я узнала, мой дорогой, новую, глубокую связь между мужчиной и женщиной, неизвестную мне доселе. Это доказывает твою правоту, что наслаждение - не одно, их сотни, может быть, тысячи, и ты умеешь открывать и дарить их...
- У тебя же, Феодата, редкостный дар: возвращать, насыщая, все множество наслаждений.
- Можно мне попросить тебя?
- Ну конечно же!
- Приходи поскорее снова!
Он расцеловал ее:
- Я и сам заранее радуюсь этому.
Он ушел - из-за олеандра выступил Алкивиад, раскрыв объятия.
Феодата попросила его ничего сегодня от нее не требовать.
15
Сократ идет домой от Феодаты. Скоро утро - над гребнем Гиметта светает, заря растекается по небу.
Сократу хорошо. После вина у него легкий шаг. Прямо танцевать хочется... Из груди рвутся слова песни Феодаты:
По любви безмерная тоска
В глубину души моей проникла,
Зрение окутав черной мглою,
Жалкий разум из груди исторгла...
Шлепают босые ноги по плитам мостовой. Сократ думает о Ксантиппе, радуется, что скоро ее обнимет. Где найдет ее? Позавчера она сидела, съежившись, обнимая колени, на глыбе гранита, волосы распустила, и они покрывали всю ее. Очень нескоро удалось ему развернуть этот горестный комочек, прижать к себе. Как-то будет сегодня? - с опаской думает Сократ, тихонько открывая калитку.
Уже видна дверь дома, а Ксантиппы нигде нет. Не ждет его, как обычно. Легко ступая, Сократ прошел к дому - и тут дверь распахнулась, вышла Ксантиппа с подойником в руке.
Сократ ожидал громы и молнии. Зубы жены блеснули, но в ласковой улыбке:
- Ай-яй-яй! Ты уже здесь? А я только еще доить иду... Или сегодня не весело было, что ты спешишь домой?
Приветливость жены сбила Сократа с толку. Он приготовился встретить грозу - а погода-то ясная...
- Хорошо ли выспалась, милая? - уклонился он от ответа.
- Спасибо, отлично! Тихо было в доме. Никто не храпел, не хихикал во сне, не разговаривал...
Величайший мастер диалога опешил. Стал выкарабкиваться, как умел.
- Это хорошо, что ты ложишься спать, когда я где-нибудь задерживаюсь. Розовенькая ты, будто только что выкупалась...
- О, как ты меня хвалишь! - Ксантиппа отставила подойник, подбоченилась. - Зато ты всю ночь глаз не смыкал, будешь теперь отсыпаться, а мне - целый день спину гнуть... Клянусь совоокой Афиной! А все - твои несчастные беседы. Только из дому - уже хватаешь кого попало и пошел выматывать ему душу... Ах ты, неуемный язык, все бы тебе говорить, говорить, конца-краю нету! Ах ты мой болтливый пустозвон, дырявый кувшинчик, горшочек ты мой кипящий!
Сократ продолжал льстить ей:
- Вот видишь, милая, я прав! Всем риторам и синонимистам поучиться бы у тебя богатству речи... О певучий аттический язык, обогащенный Керамиком! Прямо музыка льется из твоих хорошеньких губок...
Но Ксантиппа не дала отвлечь себя от практической стороны:
- Что это с твоим хитоном? Клянусь Герой! Весь облит вином...
- Это - был симпосий у Критона...
Ксантиппа уже начала раздражаться:
- Вот как! Глядите-ка! Я тут торчу среди камней, как в тюрьме, вокруг немота, а ты пируешь? Лакомишься паштетами да селедочками, винцо потягиваешь, я-то знаю, сколько ты в состоянии выхлебать, вот тебе и весело... Молчи! Оставь меня! Я издали слышала, как ты распевал, да только не от той радости, что ко мне идешь, а от той, какая у тебя там была!
Он нежно обнял жену:
- Знаю. Я негодяй, что все время оставляю тебя одну, но я ведь не виноват, что женщинам запрещено бывать в мужской компании. Как раз сегодня у Критона говорили о том, как это несправедливо по отношению к нашим женам, что мы запираем их дома, словно кур в курятнике, и именно сегодня я подумал - надо подать проект закона, чтобы девушки получали образование наравне с юношами и ходили бы слушать философов. Только образование улучшит положение женщин. Они станут подругами своим мужьям, и тогда не одни гетеры будут хоть мало-мальски образованны, будут владеть, например, искусством декламации, танца, пения и музыки... Это будет переворот в обществе, дорогая!
Ксантиппа вырвалась из его рук и завела свое:
- Что ты болтаешь? Хочешь меня еще пуще разозлить? Это как же - чтоб я оставила наш виноградник в Гуди, пускай гниет на корню, пускай в доме беспорядок, коза пускай подыхает - не будет ни капли молока! - а я чтоб пошла учиться, в то время как ты будешь таскаться по городу?!
Она вдруг осеклась, принюхалась к его хитону.
- Благовония! Ты был у гетеры! - Голос ее дрогнул. - О, бессовестный! Так вот они, твои премудрости! Лжешь, что с приятелями беседовал, а сам всю ночь с гетерой вожжался!
Слова ее рвались сквозь всхлипывания, пальцы так и вцепились в плечи Сократа.
- Был я, Иппа, у гетеры. Мы были у Феодаты. Но я не вожжался с ней. Ел, пил, разговаривал. Феодата - высокообразованная женщина. А ты - самая прекрасная и славная из афинянок! Я рассказал Феодате, как люблю тебя.
Он закрыл поцелуем рот Ксантиппы, уже открывшийся было для отповеди, и нежно повел ее в дом.
Ушли...
Мом, сердитый на Артемиду за то, что девчонка все время оставляет его одного, а сама носится где-то по Аркадии, с интересом слушал супружеский диалог.
