Наличие таких эмоций помогает объяснить многие из наблюдений, которые не может объяснить чистый расчет на взаимность. Например, как отмечалось в главе I, чаевые в далеком городе оставляют не в ожидании ответного жеста. Но щедрость или сочувствие могут дать превосходные мотивы для этого.
То, чего Трайверс не объясняет, – каким образом эти эмоции приносят индивиду материальную выгоду. Чтобы разглядеть эту трудность, вспомните, что базовая проблема, которую пытаются решить обе теории, – это многократная дилемма заключенного[32]. Как подчеркивают и Трайверс, и Аксельрод, каждый индивид имеет совершенно эгоистическую причину сотрудничать в данном контексте, поскольку за отказ от сотрудничества придется расплачиваться. Но Аксельрод также подчеркивает, что этот мотив сам по себе достаточен, чтобы обеспечить максимальную выгоду.
Люди с каким-либо дополнительным мотивом, как правило, чаще проигрывают, потому что порой сотрудничают, когда это не в их материальных интересах. Человек, желающий избежать угрызений совести, например, иногда будет сотрудничать даже в однократной дилемме заключенного – он может платить по счетам и тогда, когда видно, что его кредитор скоро прекратит свою деятельность. Наоборот, стратегия «око за око» просто не применима в данном случае, оптимальная стратегия в котором – отказаться от сотрудничества.
Человек, испытывающий симпатию, может крайне неохотно думать о мести. В категориях Аксельрода эта тенденция характерна для людей, которые играют в «одно око за два» – используют стратегию расплаты только против партнеров, которые переметнулись два раза подряд. Во всех средах, которые изучал Аксельрод, «око за око» оказывается более действенной стратегий, чем «одно око за два».
Трайверс утверждает, что моралистическая агрессия полезна, потому что мотивирует нас наказывать людей, которые отказываются отвечать услугой за услугу. Но опять «око за око» позволяет это делать, и, как подчеркивает Аксельрод, в нужных контекстах и в нужное время. Тот, кого мотивирует моралистическая агрессия, может впустую потратить энергию, пытаясь наказать тех, с кем, как ему известно, он больше не будет взаимодействовать. Конечно, зачастую это хорошо с точки зрения интересов общества в целом, но любой индивид выиграет, если оставит затратную агрессию другим. Еще одна трудность, связанная с моралистической агрессией, состоит в том, что люди с такой мотивацией могут переусердствовать в отношениях со своими нынешними партнерами. («Друзей даже могут убить из-за внешне банальных споров»[33].) С точки зрения Аксельрода, таким образом, моралистическая агрессия напоминает стратегию «одно око за два», еще один пример из множества стратегий, которые разбиваются стратегией «око за око».
Если бы стратегия «око за око» требовала от людей сложных подсчетов, опосредующие эмоции могли бы обеспечить полезную эвристику. Если бы они достаточно часто мотивировали максимизирующее поведение и экономили энергию и время, уходящие на расчеты, они могли бы в среднем показывать лучшие результаты, чем «око за око». Но ввиду исключительно простой природы стратегии «ока за око», такая роль оказывается малоправдоподобной. Даже тугодумы могут легко произвести необходимые расчеты.
Говоря вкратце, преимущество теории Трайверса в том, что его опосредующие эмоции помогают объяснить, почему люди могут совершать альтруистические поступки даже в ситуациях, в которых они не приносят им выгоды. В изложении Аксельрода, у которого эмоции не фигурируют, такое поведение остается загадкой. Недостаток теории Трайверса в том, что он не дает ясного объяснения, как опосредующие эмоции приносят индивидам материальные выгоды. Там, где поведение, подкрепляемое этими эмоциями, отличается от поведения, диктуемого стратегий «око за око», последняя, как представляется, оказывается полезнее. А там, где два механизма ведут к одному и тому же поведению, опосредующие эмоции оказываются избыточными. Хотя эти две теории сотрудничества очень похожи, теория Трайверса, по-видимому, лучше согласуется с нашими наблюдениями касательно альтруистического поведения, тогда как теория Аксельрода представляется более соответствующей дарвиновской теории индивидуального отбора[34].
Однако я не хочу сказать, что опосредующие эмоции, описанные Трайверсом, бесполезны. Наоборот, в следующих двух главах я утверждаю, что они на самом деле приносят очень много пользы. Мой тезис состоит в том, что гораздо больше должно быть сказано о том, как именно они приносят эту пользу.
Групповой отбор
Модели группового отбора – излюбленная тема биологов и других ученых, которые чувствуют, что люди – настоящие альтруисты. Многие биологи скептически относятся к этим моделям, отвергающим центральную посылку Дарвина о том, что отбор происходит на индивидуальном уровне[35]. Например, Трайверс включил в свою недавнюю работу главу, названную «Заблуждение о групповом отборе»[36]. С едва скрываемым презрением он определяет групповой отбор как «дифференцированное воспроизводство групп, которое, как часто воображают, отдает предпочтение чертам, которые невыгодны на индивидуальном уровне, но развиваются, потому что полезны для группы в целом». Сторонники группового отбора попытались показать, что истинный альтруизм, в его конвенциональном определении, как раз и является такой чертой. Удобный пример – склонность не обманывать, даже когда обман не может быть раскрыт. В тех случаях, когда обман нельзя раскрыть, стратегия «око за око» и другие формы реципрокного альтруизма, как кажется, не могут привести к успеху, поскольку сотрудничающие не имеют возможности поквитаться с теми, кто отказался от сотрудничества.
Мог ли альтруизм развиться при помощи группового отбора? Чтобы это произошло, необходимо, чтобы альтруистические группы преуспевали за счет менее альтруистических групп в конкуренции за дефицитные ресурсы. Это требование само по себе не вызывает проблем. В конце концов, альтруизм эффективен на групповом уровне (вспомним, что пары сотрудничающих в дилемме заключенного выигрывают чаще, чем пары отказывающихся сотрудничать), и мы можем представить, как альтруистические группы могут избегать того, чтобы на них наживались менее альтруистические группы. Например, альтруистическая группа может полностью изолироваться от всех остальных групп. Подобная изоляция, хотя и редко, но все же может иметь место[37].
Но даже если мы предположим, что больший успех альтруистической группы дает ей возможность одержать триумфальную победу над всеми остальными группами, перед теорией группового отбора по-прежнему встает исключительное препятствие. Конвенциональное определение опять-таки в том, что неальтруистическое поведение дает больше преимуществ индивиду. Даже в альтруистической группе не каждый индивид в одинаковой степени будет альтруистом. Если индивиды отличаются друг от друга, будет наблюдаться селекционное давление в пользу наименее альтруистических членов. И пока эти индивиды получают более высокие выигрыши, их доля в альтруистической группе будет постоянно увеличиваться.
Таким образом, даже в случае победы чисто альтруистической группы над всеми остальными логика отбора на индивидуальном уровне будет, по всей видимости, пагубна для истинно альтруистического поведения. Оно может одержать победу, только если темпы вымирания групп сопоставимы с темпами смертности индивидов внутри них. Как подчеркивает Уилсон, это условие редко или почти никогда на практике не выполняется[38].
Хотя итоги дебатов о групповом отборе еще далеко не подведены, большинство биологов сейчас отвергают идею, что истинно альтруистическое поведение могло родиться из группового отбора. И в самом деле, многие, похоже, смотрят на сторонников группового отбора так же, как Дорис Бейкер когда-то смотрела на своего брата Рассела.
