- Не понимаю. Объясни. Почему?

- Фазовый инвертор, вступивший в резонанс с торсионным полем гравитона вызвал химическую реакцию с серебром, находившимся в этот момент в руках...

- ЮЛИЯ, давай короче, без научных выкладок.

- Как скажете, Семён Михайлович. Их тела изменены.

- Что это значит?

- Это значит, что они не смогут выдержать путешествие между мирами.

- Как же так?

- Увы, Семён Михайлович. Они останутся навсегда в “Чайке” без возможности покинуть лагерь.

- Этого не может быть! Разве не существует способа отправить их домой? Как же родители? Ты должна что-то придумать!

- Я не товарищ Генда, я всего лишь скромный искусственный интеллект. Увы, не всегда возможен счастливый конец всех историй.

- То есть...

- Да, к сожалению. И не в ваших силах что-либо изменить.

Семён в бессилии опустил голову на пульт управления. Славя гладила его по волосам, пытаясь успокоить.

- Ты пойми, могло быть гораздо хуже. Самое главное, что дети живы. И потом, им здесь будет хорошо. Здесь всегда лето, они любят друг друга. Гиса сможет стать вожатой, а Сергей...

- Хватит, Славя, – Семён резко встал и ударил кулаком по столу, – я устал мириться с судьбой. Почему всегда дети страдают из-за наших ошибок? Я устал от бесконечного лета, от Красного Августа. Я хочу, чтоб лагеря больше не было. ЮЛИЯ, ты ведь знаешь, как это сделать?! После того, как мы отправим последнего пионера...

- Нет, Семён. Не смей такое говорить! Разве ради этих слов ребята жертвовали всем, что у них было, и даже своими жизнями? Пионер должен быть всегда готов! Разве не этому мы их учим? Разве ты ничего не понял за все эти годы? Готов прежде всего, принять на себя ответственность и разделить тяготы судьбы со своим товарищем. А если потребуется, то отдать за него жизнь. Так поступил товарищ Генда чтобы те, кто стоит сейчас на площади, могли улыбаться, радоваться солнцу, жизни и любви. Ты должен, Семён, взять себя в руки. Ради них, ради меня, ради всего того, через что мы только что прошли! Ты же знаешь, я всегда буду рядом! Я найду правильные слова, чтобы сказать им.

- Прости меня, Славя. Прости, любимая. Да, ты права. Я должен быть сильным. МЫ должны быть сильными! Во имя будущего.

Директор вновь опустился в кресло, но его глаза были уставшие. Так, будто он только что выпил отравленную чашу всех бедствий, вылившихся за последние дни на “Чайку”. Затем тихо прошептал:

- ЮЛИЯ, почему на автобусе номер 410?

- В память о товарище Генде, если вы не возражаете. Ровно столько секунд он удерживал в руках гравитон, принимая на себя огонь фазового инвертора. Почти 7 минут понадобилось лагерю для перехода в вертикальную петлю. Товарищ Генда был гением, Семён Михайлович, и отдал свою жизнь во имя науки. Генда жил!

- Александр, – тихо произнёс директор, – ты отдал жизнь не во имя науки. Ты отдал её во имя всех нас. Генда жив!

- Генда будет жить! Светлая память! – подхватила вожатая и торжественно встала рядом с экраном, на котором ЮЛИЯ высветила его фотографию. – Семён, теперь мы готовы в дорогу?

- Всегда готовы! – директор лагеря поднял руку в пионерском салюте, а другой нажал на рычаг управления...

* * *

Ожидающие автобус пионеры второпях прощались друг с другом на площади Генды. Они все были счастливы – их ждала новая жизнь, новые приключения, возвращение в семьи, встреча с друзьями, но, всё же, многие не могли скрыть слёз расставания. Анька с Мадиной крепко обнимались. Даша что-то доказывала Мише, активно жестикулируя при этом. Саша о чём-то вполголоса говорила с Глебом Валерьяновичем, видимо, разговор у них был серьезный. Но расстроенной она не выглядела, скорее, счастливой, и лишь кивала в ответ. Данька что-то рассказывал Полине о роботах, но, судя по её озадаченным глазам, она понимала не более одного слова из десяти.

Я с грустью обернулась к Валькоту:

- Получается, я теперь свободна от данного тебе обещания? И ты свободен? Но мы ведь ещё встретимся? В реальности или во сне?

- И поверь, сон будет самым прекрасным, – он мило улыбнулся.

Среди собравшихся пионеров я не могла никак увидеть Серёжу, и уже начинала немного беспокоиться, что он может опоздать к отъезду.

Вдруг на площади появился немного странного вида автобус, вернее, странным был не сам “Икарус” а то, как он появился – беззвучно, будто вынырнул из пустоты. Конечно, же, после всего случившегося я и не подумала удивиться. Из открывшихся дверей вышла Ярослава Сергеевна со списком и принялась его зачитывать, а затем говорить прощальные напутственные слова. Но я её практически не слушала, осматривая глазами собравшихся пионеров в поисках Серёжи. Я хотела, чтобы мы зашли в автобус и сели вместе.

Валькот коснулся моего плеча и произнёс почти шепотом:

- Пойдём со мной. Это очень важно.

- Если ненадолго... Я же могу опоздать.

Но он уверенно взял меня за руку и повёл сквозь толпу. Возможно, он хочет мне что-то сказать о Серёже?

Вскоре мы подошли к воротам лагеря. Я с недоумением взглянула на него.

- Почему мы пришли сюда? Что это значит?

- Отсюда ты пойдёшь на трамвайную остановку и доедешь до дома, теперь за воротами некого бояться, Теней и Бук нет.

- А как же Серёжа? Я не хочу уезжать без него! Я ведь даже не попрощалась с ним!

- Не волнуйся, Серёжа ждёт тебя на остановке. Тебе осталось лишь дойти к ней по пыльной дороге.

- Асфальтовой?

- Пока что нет! – улыбнулся Валькот, и мы оба засмеялись.

Остановка выглядела всё такой же заброшенной, как и семь дней назад, но тут произошли некоторые изменения. Теперь, вместо одной колеи рельсы разбегались в два направления, а вдалеке виднелось кольцо, по которому уже разворачивался трамвай. Тот самый, что грудой бесформенного железа ржавел в кустах. А может быть тот, на котором я приехала в лагерь? Вскоре вагончик подъехал к нам.

- Что ж, кажется, пора прощаться? – Нэко посмотрел на меня, и его фиолетовые глаза были наполнены печалью. Вместе с грустью в них просматривался оттенок тревоги, но я не обратила на это внимание.

- Да..., – протянула я и крепко обняла Валькота. Он нежно погладил меня по голове.

- Эх, если бы ты знала, как ты похожа на ту, которую любил Валентин при жизни! Теперь я вспомнил! Знаешь, наверное, мне тоже необходимы сны. Такие как ты. Ну, всё, запрыгивай! – и он почти затолкнул меня в салон трамвая, призывно распахнувшего двери. Вслед влетел мой рюкзак.

На переднем сидении спиной ко мне сидел... Садов.

Я готова была разреветься от грусти и от счастья одновременно, обняв его и положив голову к нему на плечо. А от грусти потому, что моё приключение было окончено. Серёжа просто молчал и смотрел на меня полными любви глазами.

Вагончик громыхал по рельсам, пролетая мимо пустых станций. Наверное, он не останавливался потому, что на них никого не было, как и кроме нас в салоне. За окном пролетали дачные пейзажи. Почему-то я начала чувствовать себя плохо. Кружилась голова и тошнило. Неужели меня укачало? Только не здесь и не сейчас. Может быть попросить водителя остановить трамвай и выйти?

- Серёжа! – осторожно позвала я и потрясла его за плечо.

Но он спал.

В небесах светило огромное жаркое солнце. Его раскалённые лучи пронизывали стекло вагона, заставляя его плавиться. Вместе с ним горела обшивка кресел, наполняя воздух едким дымом. Свет был настолько ярким, что вместо того, чтобы бежать, я зажмурилась прежде чем сползти вниз по сидению…

Кажется, в окно билась синяя бабочка.

23 АВГУСТА, САРАТОВ, ПРОБУЖДЕНИЕ

Свет был слишком ярким, но потихоньку я начала к нему привыкать и, наконец, медленно открыла глаза. Перед носом мелькали какие-то слова, которые я не могла прочитать сразу. Белое пятно начало обретать формы и это оказался всего лишь…

- Экран моего ноутбука? – спросила я вслух.

Я не совсем понимала, что происходит, а если точнее, то не понимала совсем. Я лежала на диване, укрытая пледом, перед ноутбуком с открытой страничкой в фейсбуке. Мысли возвращались медленно, втекая в голову, словно лучи утреннего солнца в комнату бабушкиной квартиры.