– Я две возьму. Нет, три, – подумав, сказала женщина. – Никак курить не брошу. Уже и сына просила, и внука – прячьте от меня сигареты. Они прячут, а я нет-нет, да вот попрошу у кого-нибудь, – вздохнула она. – А зажигалка найдется?

 Я протянула ей зажигалку.

– Да вот в церковь иду, грехи отмаливать, – продолжила она, прикуривая. – Да лечиться от этой бесовшины, – показала она взглядом на сигарету. Ты была в той церкви? – кивнула она на угол дома, виднеющийся из-за куста сирени. – чего молчишь-то, немой? – сочувственно посмотрела она на меня.

За этим домом действительно была церковь. Не обычная, с куполами и колоколами, а неприметная «квадратная» постройка в три этажа, больше похожая на барак. Слава об этом месте ходила дурная, говорили, что там на сходки собираются сектанты. И в нашем дворе, и в паре соседних, на фонарных столбах висели желтые таблички с текстом «Избавим от душевной слабости, физической немощи и вредных привычек» со стрелкой, указывающей как пройти к месту избавления.

– А по вам не скажешь, – зачем-то протянула я, собираясь уходить.

– Не умничай! Там знаешь как хорошо! Там все демоны вмиг усмиряются! Я тоже не верила, а вот уже третий год хожу – ни одну службу субботнюю не пропустила! – затараторила женщина. – А то со мной пойдем. Пойдем, там и тебе помогут! – не унималась она.

 Я встала и медленно пошла прочь. Выйдя на тротуар, я оглянулась – женщина, продолжая что-то громко, но неразличимо, бормотать, докурила сигарету, взяла свою палочку и направилась в сторону церкви.

 Я много раз давала себе обещание, что в выходные я – обычный человек с обычными человеческими потребностями и делами, а не журналист. Но, видимо, журналистика – это действительно стиль жизни и ряд профессиональных качеств, превратившихся в привычку похлеще курения, просто так от себя не оторвешь. Я посмотрела на часы, прикинув, сколько времени может занять «разведка», на которую меня неистово потянуло отправиться вслед за женщиной.

 Несмотря на палочку, она передвигалась довольно резво и уже успела перейти часть двора и дорогу. Я отправилась следом. Она подошла к церкви, на козырьке крыши которой металлическими буквами блестело: «Центр духовной помощи»  и остановилась около ступеней. Вокруг было тихо и безлюдно. Я заняла «наблюдательную позицию» под тополем, растущим около церковной ограды, и принялась ждать.

 Не успела я заскучать, как вдруг из-за угла церкви появилась что-то монотонно бубунящая толпа – человек 50. Все – босиком и с опущенными головами. Женщина, разувшись, присоединилась к ним и толпа стала «затекать» в здание. Дождавшись, пока за дверями скроется последний «прихожанин» , я последовала те же маршрутом. Но дверь – тяжелая, железная, с домофоном, – была наглухо закрыта. Я нажала кнопку звонка.

– Кто? – прохрипело из динамика.

– На службу, от своих отбилась, – сказал я.

Дверь щелкнула  – я вошла. Но толпы уже и след простыл. Передо мной пустел вполне себе чистый кафельный коридор, нашпигованный под потолком камерами. За стойкой охраны маячил внушительного вида мужчина – в барах такие работают вышибалами.

– Я опоздала, могу пройти в зал? – на всякий случай спросила я, хотя все мое существо приказывало мне уносить отсюда ноги.

– Можете, – ухмыльнулся он и показал рукой на стеклянную затонированную дверь зала.

Я тихо ее открыла, надеясь незаметно просочиться на службу и слиться с толпой. Но, несмотря на мои шпионские исхищрения по бесшумному перемещению себя в пространстве, на меня обернулись, наверное, все.

– Неверная! Верные не смеют опаздывать! – донесся до меня шепот тех, кто стоял рядом с дверяи. Их ропот волной пронесся по толпе и дошел до пастыря, проповедника, предводителя или кто он у них, возвышающегося над толпой за блестящей в свете софитов золотой трибуной.

– Неверная! – в микрофон констатировал он. – Помазать! – крикнул он, выкинув в мою сторону левую руку с выставленным указательным пальцем. Ко мне из темного угла зала поспешил вышибала с золоченым кубком в руках.

– Руки! – рявкнул бугай, протягивая мне емкость. Но я, наученная ни при каких условиях не трогать, не пить и не нюхать то, что мне неизвестно, молча покачала головой. Тогда вышибала опустил свои пальцы в кубок, давая понять, что это как минимум не серная кислота. Но я не спешила давать ему руки. Разозлившись, он обрызгал меня какой-то терпко воняющей жидкостью.

На этом и прихожане и их предводитель, наблюдающие за «помазанием» успокоились и потеряли ко мне всякий интерес, продолжив свою службу.

Центр духовной помощи, как я поняла судя по оформлению зала, оказался евангельской церковью. В зале все кричало помпезностью – от здоровенного, позолоченного двухметрового креста на сцене до стоявших там же черных бархатных кресел-тронов. Стены были перетянуты шелковыми полосами, между завешанными жалюзи окнами горели в канделябрах свечи. На обитых красной тканью тумбах вдоль сцены виднелись цветы. В зале густо пахло парафином, не очень хорошими духами и валерианой.

Прихожане переминались с ноги на ногу в полутрансе, слушая несущуюся со сцены проповедь. А я их бесстыжим образом разглядывала. В основном там были женщины лет пятидесяти и с десяток мужчин такого же возраста. Рядом со мной – слева и справа – встали две женщины. На их бейджах я прочитала: « прославленный служитель».

– Читали ли вы библию? Что вы знаете о библии? Что там сказано о демонах? – кричал проповедник. Он метался по сцене, оставив свою трибуну, в ярком луче прожектора и я разглядела в нем мужчину яркой азиатской наружности. – Демоны! – кидал он в толпу. – С вами пришли демоны! Вы – пришли избавиться от демонов! Да будет молитва! – выпалил он, вскинув руку с микрофоном вверх.

Толпа загомонила, подняла руки вверх, сомкнула их на головах, опустилась на колени. К каждому подошел «прославленный служитель», взял страждущего за голову, и стал орать в уши какую-то абракадабру. В духе «Изыди, сатана!» – во все горло, так, будто сам был им одержим.

Я не стала следовать телодвижениям толпы, но ко мне тоже подошел служитель и припечатал свою ладонь мне ко лбу.

– Изыди, сатана, изыди!!! – кричал он мне в ухо так, что скорее из него изошла бы барабанная перепонка.

– Хорошо, спасибо, мне кажется, все уже изошло, и я изойду, – отодвинула я от себя служителя и, развернувшись к выходу, уткнулась в охранника.

– До конца молитвы никто не выйдет! – отрезал он и не добро  засмеялся.

– Ребят, у вас и так проблемы, – кивнула я на беснующуюся толпу, – зачем вам еще? – многозначительно посмотрела на вышибалу я. Он закашлялся и подозрительно легко уступил дорогу. Правильно, никогда не знаешь, чем занимается человек, который намекает тебе на проблемы.

В дверях я  посмотрела на толпу – люди кричали, плакали, стенали. Кто-то катался по полу, кто-то безразлично сидел, покачиваясь. А проповедник издавал в микрофон какие-то животные звуки.

Я вышла в коридор, надеясь никого там не встретить. Но к залу направлялась одна из служительниц этого места.

– В жертву кого-то планируется принести? – спросила я, преградив ей дорогу.

– Какую жертву? – испуганно посмтрела она на меня.

– Кролика, ягненка, цыпленка…человека, – перечислила я.

Девушка замялась, не найдя что ответить и робко рассмеялась:

– Вы если не из этих, то забудьте, что здесь были. У нас и так проверки каждую неделю, полиция интересуется. Тут ничего противозаконного не происходит – люди приходят сюда выплеснуть свои страхи, эмоции, боль, – торопливо заговорила она.

– И что полиция?, – прервала я ее.

– Да ничего. У нас же ничего противозаконного не происходит! – повторила она.

– То-то у вас  и дверь пудовая, и камер на три студии Мосфильма хватит, и охранников целая рота – хороша церковь! – перечислила я.

– Да фигня конечно все это, – вздохнула девушка. – в жертву никого не приносят – и ладно!– выпалила она и юркнула в зал.

Фигня не фигня, жертвы-не жертвы, а через недели две я снова оказалась неподалеку от этой церкви. Подошла ближе, а место букв на козырьке «Центр духовной помощи» – только арматура. Зато во всю дверь табличка: «Сетевая косметика». То ли евангелисты так переименовались, то ли все же накрыли эту секту, да слава про то трехэтажное здание по типу барака до сих пор ходит не добрая…