взор мой увлёк несказанно и сразу!

Будто осыпана взвесью лучей,

самым красивым осенним сияньем.

И предо мною предстала ничьей

в чёрном и синем, стальном одеяньи.

Чуть изумрудный, голубенький цвет,

с маковым дымом младого дурмана,

с малою серостью взгляда ответ,

с лёгким раздумьем, без доли обмана,

тайно, с опасливым видом, умом,

с вольным, застенчивым всеинтересом,

цепко касался меня этим днём

женским участием, перистым весом.

Мимо неслась золотистость поры,

краски, сигналы не знали вниманья.

Хаты, высотки, мирские дары

пусто мелькали за окнами тканью.

Только лишь наша творилась игра,

как забытьё двух влюблённых животных.

Но очерёдно-входная орда

вдруг разлучила обыденно, скотно…

Черепки – 17

От трёх дефекаций поносного свойства

корёжит кишки и святое лицо.

Забыл о покое и сне, и геройстве,

ведь жжёт от потоков анала кольцо.

***

А ветер – это вой

деревьев и людей,

у коих грусть и боль

среди повторных дней…

***

Всеверье хозяйским рукам и приказам,

принятие глажки, карательных мер,

страшилки о волке, врагах пучеглазых

роднят кобеля и жильца СССР.

***

Я буду протянут спиральной гирляндой

иль тонкой, огромной, горячей струной

сквозь жуткость воронки с кругами по Данте

за все прегрешенья, что были со мной.

***

Трусы заменив через месяц,

"Old Spice"ом подмышки протру,

подмыв свой мозолистый перец,

к тебе на свиданье пойду.

***

Кто думал, что станет бесплодной иль шл*хой,

шахтёром иль вором, убийцей персон,

иль мразью, бомжом, инвалидом по слуху

рождённый с любовью живой эмбрион…

***

Моя печаль – есть топливо стихам,

что с каждым годом гуще, шире.

Любовь – мотор, что не стихал,

возящий разных пассажиров.

***

Он – трубочист, семяед,

мастер каналовых дел

и мужеложец, эстет,

мастер выпрыскивать мел.

***

Лето. Засохла душевная слизь.

Осень. Размочит всё снова.

Зимь. Леденящая жизнь.

Март. Разморозит по новой.

***

Все женщины – проказницы.

И с ними свет, темно.

Порой заноза в заднице,

порой – само бревно.

***

Будто бы мёртвые змейки,

черви, где почва, вода,

ждут одиночно, семейно -

ветки, шнурки, провода.

***

Вместе сплелись, разобравши заслоны,

иль с отвращеньем лежат за стеной,

не издавая ни звука, ни слова,

двое под тяжкой гранитной плитой…

***

Я очарован красотой!

С движеньем новым распаляюсь,

и с каждой фрикцией сырой

ещё сильнее в Вас влюбляюсь!

Клетка

Колючий дом, печальности в окне

и не просторна дверь входная в неубранство.

И хоть висит икона на стене,

воюют тут и воют средь богатства.

Здесь хилость дум, поступков и нутра,

и сплетен сеть, и хамские замашки.

Душонки здесь – вода на дне ведра;

слова, как крохи в миске или чашке.

Холодный кров багряность холодит.

И не зовутся ввек родимые и гости.

Царёк-Кощей мораль, порядок бдит,

храня свои, а не соближних, кости.

Речь, чистота – заслуга женских чар.

Но на веселие тут бытность вся скупая.

Тут спится чуть, но вкусен блюд навар.