Коринфянка покачала головой.

- Мне кажется сейчас, точно Филомену вложили другую душу. Если бы он вдруг оказался рядом и обнял меня, я обмерла бы от испуга!

Нитетис помолчала.

- Мне кажется, филэ, что судьба Филомена предвосхищает будущее Эллады. Грекам и персам суждено однажды объединиться.

Царица посмотрела на подругу.

- Твой брат не упоминал, хочет ли взять вторую жену? Может быть, эллинку?

Поликсена вскочила в негодовании.

- Эллинку второй женой… после персиянки?.. Нет, он никогда так не сделает!

Нитетис усмехнулась.

- Значит, и во второй раз он может жениться только на азиатке. Что ж, я не думаю, что женщины могли бы переломить его в самом деле, он очень сильный человек… но, конечно, Филомен изменился необратимо. Все мы меняемся с годами необратимо, - прибавила египтянка.

Поликсена закрыла глаза и послала мысленный привет тому, кто до сих пор был для нее образцом верности - но тоже, конечно, менялся, и необратимо.

Ликандру и его товарищам не предоставилось никакой возможности сбежать по дороге. Даже прыгнуть в море: пленников ни разу не выпускали из трюма. Но за дни плавания воины успели познакомиться так хорошо, как никогда не могли бы в походе.

Среди них оказалось четверо спартанцев и двое афинян, остальные малоазийские греки, ионийцы и карийцы, уроженцы земель, теперь покорных Персии. И афиняне подтвердили, что, скорее всего, пленников везут на их родину. Пусть, сидя в трюме, они не могли ни угадывать направление по солнцу, ни точно считать дни: хотя это им не помогло бы, никто из наемников не приплыл в Египет прямиком из Афин. Все - через другие греческие или азиатские земли, бывшие в союзе с Египтом или с Персией.

Ликандр, погружаясь в мысли о прошлом, несколько раз пытался угадать судьбу драгоценностей, которые ему с такой неловкой хитростью подбросила жена. Как он любил ее, думая об этом! Спартанец понял, что Поликсена пополнила его мешок, еще до того, как простился с нею; но за все время пути эти перстни и подвески из огненно-розовых и голубовато-дымчатых египетских камней ни разу ему не пригодились. Только еда, вода, прочные доспехи и собственная стойкость.

Ликандр больше всего вспоминал о серьге, которую помнил, как потерял, - обронил однажды, когда сворачивали лагерь и он не вовремя залюбовался подарком, представляя себе любимую в этих серьгах! Все остальное, весь мешок, спартанец бросил во время последнего привала, вместе с оружием.

Хозяин - вернее, перекупщик - каждый день спускался к ним в сопровождении двоих охранников. Он с Ликандром больше не заговаривал, но лаконец всякий раз чувствовал на себе его оценивающий взгляд. Вначале Ликандр даже думал - не наброситься ли на врагов, не покончить ли со всем разом, смяв и убив их. Он еще легко мог бы сделать это голыми руками, вместе с Агием… но не стал ни сам пытаться, ни подбивать остальных. Он научился выжидать.

Когда корабль пристал к берегу, пленники ослабели от качки, спертого воздуха, скудной пищи и плохой воды, но все были живы, и ни один не схватил лихорадку. Их вывели на палубу таким же образом, как спустили вниз, - поодиночке; и опять связали руки. Правда, связывать цепочкой больше не стали - на тесной палубе сделать это было бы затруднительно; согнали в кучу, окружив со всех сторон. Их опять охраняли персы.

Ликандр в первые мгновения чуть не опьянел от воздуха и неба над головой. Небо и море Эллады играли всеми оттенками синевы, которые он уже почти забыл среди желто-серого однообразия Та-Кемет. И упустил время: его разлучили с Агием и остальными спартанцами. Он успел только переглянуться с другом, а потом между ними оказалась персидская пика.

У пленника потемнело в глазах. Скоро их разлучат совсем, как скотину, которую распродают на рынке! Да они теперь не лучше!

Ликандр чуть было не рванулся к борту, в самоубийственном и яростном порыве, но охранники предвидели эту попытку эллина и удержали его.

Пленников свели по мосткам на песок и заставили ждать, пока не подойдет охрана. Одним из последних сошел на землю хозяин-киренеянин - он с улыбкой поигрывал хлыстом, которым гордился, точно парадным оружием, что редко пускалось в ход.

Киренеянин, проходя мимо своего самого многообещающего раба, похлопал его по плечу, потом пощупал мускулы и улыбнулся, что-то сказав. Спартанец почти не заметил этого оскорбления. Пока было время, Ликандр оглядел местность: впереди, от самой песчаной полосы, начиналась обширная зеленая равнина, далеко на горизонте поднимались горы. Верно, это Марафонская равнина, самая удобная гавань в Эвбейском заливе, что к северо-востоку от Афин! И эти зеленые пастбища обманчивы, как сами афиняне: болотистая, ненадежная земля. А к Афинам, как рассказали ему братья по несчастью, ведет одна-единственная дорога.

Впрочем, долго раздумывать об этом пленнику не дали. С корабля спустили повозку, что-то вроде просторной клетки на колесах, и рабов затолкали туда. Ликандр оказался, по счастью, вместе с Агием: но уже знал, что это ненадолго.

Ликандр знал, что от берега моря до Афин, если он верно угадал, где они высадились, не более двух дней пути.

Спартанец скорчился на полу повозки, уткнулся лицом в сгиб руки. Хорошо хоть, что эти места пустынные! Сколько человек успеет увидеть, как их везут, подобно зверям, - хуже, чем зверей!..

А может быть, не довезут до Афин - продадут в самом Марафоне? Это маленький, безвестный город… нет, едва ли.

Повозка была не одна, а целых четыре: на другой триере везли рабов, которых Ликандр и его товарищи увидели в первый раз. Но сейчас спартанцу не было никакого дела до этих людей.

С ним в повозке оказался также один из афинян, который подтвердил мрачную догадку: да, скорее всего, они сейчас в Аттике, высадились на Марафонской равнине, что разбегается далеко на юго-запад от берега Эгейского моря, а серо-зеленые лесистые горы, которые заметил Ликандр, - Гимет и Пентеликон. У подножия Пентеликона, знаменитого своим мрамором с золотистым отблеском, стоит город Марафон.

“Знаменит мрамором”, - внезапно подумал атлет. Материал для статуй!.. И охранники-персы, конечно, в Афины не войдут!

Они ехали до темноты - и Пентеликон все приближался, пока не слился с небом. Когда высыпали звезды, пленники опять увидели очертания гор: иссиня-серые, будто лоснящиеся склоны. Скоро взойдет луна.

“Тогда я смогу рассчитать, сколько мы плыли!” - подумал Ликандр. Но что толку? Сомнений в том, где они и куда направляются, почти не осталось… кроме того, какой город их примет.

Ликандр поел того, что им сунули через решетку, не чувствуя вкуса; потом лег и крепко заснул, укрывшись своим плащом с головой. Воли на то, чтобы делиться теплом с Агием, уже не осталось: да Агий и сам не вспомнил о друге, превратившись в такого же отупелого невольника. Надолго ли - кто знает? Быть может, скоро смерть освободит их всех!

На другой день они узнали свою судьбу еще до вечера. Черноглазый киренеянин действительно вез их в Марафон: о чем сказал всем рабам, а вернее - Ликандру, остановившись однажды утром напротив клетки и склонившись со своего жилистого, но выносливого степного коня.

- Всем повезло, и мне, и вам! - жизнерадостно сказал предводитель. В этот миг Ликандр как никогда готов был убить своего спасителя…

Потом, немного остыв, воин подумал, не повезло ли в самом деле. Его и его товарищей не опозорят на все Афины… по крайней мере, сейчас! Марафон ближе к морю! Может быть, там даже есть малоазийские греки, которые помогут им вернуться домой!

Домой! В Египет!..

Ликандра опять накрыло беспросветное отчаяние. Всему виной Та-Кемет, которая, все одно, никогда не станет им домом. Но его душа, его семья, осталась там.

И тут впереди показалось селение - Пентеликон закрыл уже все небо, и город у его подошвы казался игрушечным. Вот здесь, всего вероятнее, пленники и закончат свои дни! Без славы, без вести - но хотя бы позор их окажется не так велик, как был бы в Афинах.