Так думала Поликсена, покачиваясь в своих носилках, в которых ее несли во дворец. Эллинка прислушивалась к барабанному бою и конскому ржанию; запах лошадей и скота, который азиаты всюду перегоняли с собой, заполнил весь город. Тянуло дымом и жареным мясом. Мелькание факелов в руках гибких юных танцовщиков, выступавших прямо на улицах и площадях, врывалось в щели между раздернутыми полотнищами; своих юношей подбадривали криками уже изрядно пьяные персы. А когда мальчишки кончат танцевать, тогда зрители их… а может, это уже происходит. Посреди Саиса!..

Поликсена сморщилась и поспешила откинуться на подушки подальше, задернув полог.

Ей подумалось, что египтян на улицах почти не видно, хотя это торжество их царицы. Но что за торжество? Не насмешка ли – Египет пошел замуж за Персию, и Персия поглотила Египет, сочетавшись с ним, как и учил великий математик Пифагор?..

Но нет: просто время Египта еще не пришло. Женская власть – власть потаенная, которая начинается в гинекеях и гаремах… но которая крепнет тем больше, чем больше успокаиваются мужчины. А может, и питается мужской силой и кровавыми свершениями.

Поликсена закрыла глаза и увидела перед собой Камбиса, затерявшегося в переходах храма Нейт, подобно мальчику. Персидский царь как будто снова лишился всех достижений зрелости, пожертвовав египетским священным обычаям свою бороду и волосы, опять вступив в пору ученичества.

Поймут ли его собственные подданные? И к чему все это приведет?..

Впервые Поликсене стало жаль завоевателя, который, быть может, имел самые благие намерения по отношению к побежденным, намереваясь стать им отцом, как Кир Великий; и которого принялись использовать в своих целях и переделывать на свой лад, как только он вступил на египетскую землю. Но такова жизнь, и такова Маат. Египтяне - это не азиаты, подобные глине.

Носилки остановились и опустились; Поликсену тряхнуло на подушках, но она осталась сидеть как сидела. Только когда к ней заглянул Ликандр, окликнув госпожу, коринфянка выбралась из носилок.

Ликандр не успел выпрямиться и отстраниться: Поликсена обхватила его за шею и поцеловала в губы быстрым обжигающим поцелуем. Лаконец, прерывисто вздохнув, поднял подругу и сжал в объятиях, погладив по спине; его ладонь скользнула ниже, и огонь пробежал по ее животу и бедрам, заставив сжать ноги. Ликандр поставил ее на землю, и они посмотрели друг другу в глаза – серьезно и страстно, как тайные любовники.

“Теперь я не могу ничего изменить, даже если бы и пожелала выбрать другого”, - подумала Поликсена. Она коснулась щеки Ликандра, и атлет перехватил ее руку, прижавшись поцелуем к ладони, потом к запястью.

- Что же я делаю, - прошептала Поликсена.

Она вдруг почувствовала, что могла бы отдаться этому преданному воину прямо здесь, посреди освещенного факелами и персидскими кострами дворцового сада: под барабанный бой и крики пьяной страсти, которая и в ней самой возбудила темную, пугающую жаркую страсть, проснувшуюся между ног и грозившую захватить ее целиком. Как будто Поликсена безрассудно и безудержно устремилась к смерти, вместе со своим лаконцем. Так вот как это бывает?..

Ликандр вдруг больно сжал ее руки и оттолкнул ее от себя.

- Я могу еще ждать… сколько будет нужно, - сказал воин, задыхаясь. Он отвернулся, закрываясь от ее взгляда рукой. – Идем, или ты опоздаешь!

Они быстро пошли вперед, а Поликсена подумала, что остальные эллины видели все.

Они дошагали до дворца, и Поликсена показала стражникам письмо – папирус с печатью теперь уже великой царицы. Стражники были персы, и не просто персы – “бессмертные”: но они, увидев печать, тут же склонились и расступились, давая дорогу гостям.

Греки повели ее коридорами, по которым Поликсена ходила только однажды, но которые наперсница царицы запомнила на всю жизнь: этой дорогой она провожала Нитетис к персидскому царю.

Они вошли в пиршественный зал, освещенный огнями Элама, которые играли на египетских настенных рисунках – изображениях древних фараонов, гнавших перед собой связанных пленников. Зал заполняли персы: как и на улицах, великолепием своих одежд, важностью и бесцеремонностью затенившие египтян. Но рассажены приближенные Камбиса были по египетскому обычаю, за отдельные столики; и одетых в белое и державшихся с достоинством уроженцев Та-Кемет в зале оказалось довольно много.

Поликсена опустилась на свое место, среди знатных египтян, многих из которых она к этому времени знала по именам и должностям; она гадала, когда появятся царь и царица. Вот, верно, будет зрелище!

Поликсена поискала глазами в зале Роксану – и нигде не нашла младшую сестру и царицу Камбиса. Она не видела персиянку и на коронации мужа. Поликсена облизнула внезапно пересохшие губы и заставила себя думать только о госпоже.

Камбис и его египетская жена не заставили себя долго ждать. Они и в самом деле привели всех в изумление своим видом. Каждый выход высокого египетского господина был представлением, нацеленным на то, чтобы поражать все чувства, заставить желать преклонения. И увидев царя, все уткнулись лбами в пол, пораженные его величием так же, как когда он был одет по обычаю своей страны.

На Камбисе сейчас был синий шлем с золотым уреем – еще один церемониальный убор фараона; подбородок украшала золотая с синим накладная борода. Он был весь в золоте – помимо многих драгоценностей и сверкающей ткани его сложного покроя схенти, перс еще и покрыл свое тело золотой краской. Таким же живым божеством предстала и Нитетис: ее длинное узкое синее платье обнажало обе восхитительные груди, но даже у персов ее вид не вызвал похоти, а только трепет. Ее груди были покрыты царской синей краской, так что тело сливалось с одеждами. Со лба египтянки глядела золотая кобра – другая корона царицы; голову, против обыкновения, покрывал жесткий черный парик, делавший лицо совсем незнакомым.

Перс и египтянка сели на свое место на возвышении. Нитетис взглянула на мужа, усмехнувшись золотыми губами, и Поликсена вдруг пожалела, что пришла. Нужна ли она теперь этой богине?

Камбис сделал знак начинать пир. Нитетис так и не посмотрела в сторону Поликсены; казалось, она даже не вспомнила о ней.

Великая царица обменивалась любезными замечаниями с египетской знатью, которая теперь трепетала от ее дыхания, как камыш на полях Иалу; а Камбис говорил, пил и смеялся со своими персами, которые наконец привыкли отвечать ему так же, как тогда, когда он был одет по обычаю Заратуштры.

Поликсена, чувствуя себя необыкновенно одинокой и всеми преданной, почти ничего не ела и не пила, ощипывая венок из васильков, который ей надели на шею. Эллинка хотела уже подняться и уйти… она видела, что некоторые гости выскальзывают за дверь, видимо, в жажде других развлечений; ей же хотелось только убежать от всех и разрыдаться, проклиная свое положение и свою наивность.

Но тут вдруг ее тронули за плечо. Поликсена вскинула голову.

Стоявший перед ней юный прислужник держал на обеих руках необыкновенной красоты ожерелье из аметистов, отбрасывавших лиловые блики, и синих и красных с золотом эмалевых цветов очень тонкой работы.

Онемевшая Поликсена молча наклонила голову, позволив надеть себе эту драгоценность. Потом подняла глаза, не сразу решившись посмотреть в сторону царицы. Когда же посмотрела, увидела, что Нитетис глядит прямо на нее и улыбается, не сомневаясь в любви подруги – и во власти своей любви над нею.

Заметил ли жест своей жены Камбис?.. И если заметил, как поступит?

Но в следующее мгновение великая царица уже говорила что-то мужу на ухо, а тот кивал, упоенный ее словами. Потом посмотрел на нее таким же взглядом счастливого обладателя, каким Нитетис одаривала Поликсену.

“Как же она любит играть! Я совсем не знала ее”, - подумала эллинка.

Потом она ощутила новое прикосновение к плечу. Перед ней опять возник тот же молодой раб, который, поклонившись, прошептал, чтобы эллинка покинула зал. Там ее будут ждать воины царицы, которые проводят знатную гостью в отведенные ей покои.