- Я очень довольна твоей работой, - сказала Поликсена Менекрату, нисколько не покривив душой.

Мастер просиял от удовольствия и поклонился.

- Но ты, насколько я понимаю, пытаешься по-гречески облагородить стиль ападаны - царского зала приемов в Персеполе, в подражание которому отделано это помещение, - продолжила Поликсена. - Мне кажется, добавлять что-либо еще между колоннами и барельефами крылатых быков будет излишеством.

Она сделала паузу: Менекрат внимательно слушал.

- Я хочу, чтобы по углам ты поместил статуи наших богов, - сказала Поликсена. - Скульптура, изображения богов и героев, - главная отличительная черта эллинского искусства, особенно ионийского… Они будут сразу же бросаться в глаза всякому, кто войдет, но не создадут кричащего несоответствия.

- Я понял, - радостно и возбужденно ответил Менекрат. - Каких же олимпийцев ты желаешь здесь видеть?

- Аполлона и Посейдона, высоко чтимых в Ионии, прежде всего, - ответила царица. - А напротив установим Афину… и Афродиту, покровительницу Коринфа.

- Прекрасная мысль, - сказал художник.

Поликсена улыбнулась, угадывая то, о чем он не решался спросить.

- Привлеки к этим работам лучших скульпторов Милета. Я знаю, ты сейчас не занимаешься ваянием, ты превзошел в Азии другие искусства… и между вами не возникнет зависти и вражды.

Менекрат тяжело вздохнул, вспоминая свои первые скульптуры: теперь он был превосходным ремесленником, но божественная искра в нем угасла. Однако великих ваятелей между милетцами теперь тоже не было. Очевидно, рассеяние и смешение кровей и обычаев плохо сказались на силе их искусства.

Но теперь никому из них не приходилось соперничать, каждый делал что мог. Менекрат поклонился и ушел, горько удовлетворенный.

Потом Поликсена, освежившись фруктовым напитком и подкрепившись горстью жареного миндаля, навестила дочь на женской половине. Фрина занимала бывшие комнаты Артазостры, драпированные алым шелком. Она встретила царицу бледная и унылая - было видно, что царевна недавно плакала; похоже, она расстроила Мелоса своими разговорами о поведении матери. В глазах Фрины сверкала тысяча упреков, но, в отличие от мужа, она ничего не высказала вслух. Это уже не имело смысла, что понимали обе женщины…

Приласкав и успокоив дочь и внучку, немного поговорив с Фриной об отвлеченных вещах, царица направилась к себе. По дороге, в уединенном коридоре, ей встретился Гобарт.

Перс ничего не сказал - он только посмотрел в глаза возлюбленной долгим глубоким взглядом. Он был бледен. И тогда Поликсена кивнула.

Этого было достаточно: лицо военачальника озарилось радостью. Схватив руку эллинки, он поцеловал ее. Потом поклонился и ушел; Поликсена осталась на месте, с замиранием сердца прислушиваясь к удаляющимся мужским шагам и ощущая отзвук страсти во всем теле… на людях они не позволяли себе ничего больше. Потом Поликсена улыбнулась и быстро зашагала в свои покои.

Этой ночью Гобарт пришел к ней. Он запер двери и сразу же, подойдя к царице, без слов заключил ее в объятия; горячие губы прильнули к ее губам, прогоняя прочь все мысли. В этот раз они любили друг друга неспешно, наслаждаясь каждым мгновением.

Потом любовники пили вино и разговаривали, лежа в постели.

Поликсена, накинув полупрозрачную сорочку и держа в руках кубок с вином, слушала тихие излияния перса, которых до сих пор не слышали ни одни стены и ни одни женские уши.

- Я любил каждую из наложниц, которых брал себе, я каждую ласкал и дарил… у меня их сейчас четыре. Они тоже любили меня, и по-прежнему покорны и угождают мне.

Гобарт, прикрытый простыней до пояса, приподнялся, посмотрев в лицо царице. Как будто думал, что ей приятно или очень важно услышать о преданности его женщин. Поликсена, глядя на него не то с горечью, не то с насмешкой, кивнула.

- Продолжай. Чем же ты недоволен?

- Они угождают мне, но мои наложницы сделались холодными и алчными, я чувствую это, - сказал военачальник. - Я не могу понять причины: я по-прежнему к ним добр…

Поликсена приподнялась на локте, сделав глоток вина.

- Они изменились после смерти твоей жены? Или после рождения своих детей?

Гобарт нахмурился.

- Не могу сказать… Мне теперь кажется, что так было всегда, - произнес он сокрушенно. - Это бывает со всеми женщинами?

Поликсена помолчала.

- Я выскажу догадку, которая тебе не понравится, - произнесла она наконец. - Когда у многих женщин один возлюбленный и господин, они перестают видеть в нем человека. А видят только средство к существованию, к существованию и власти своих детей… или кумира.

Гобарт долго молчал, в великом изумлении.

- Но почему никто не говорил мне этого раньше? - наконец воскликнул перс.

- По той же причине, - откликнулась Поликсена. - Женщина не может говорить со своим господином так, как с другом.

Гобарт потряс головой, будто его окатили ледяной водой, приведя в чувство.

- Но как может человек моего положения довольствоваться одной женой?

- Наверное, никак, - сказала эллинка. Она сейчас не ощущала никакой ревности и злости, только жалость. - Однако люди столь высокого положения, как твое и мое, мало в ком находят друзей.

- Да, это правда, - страстно откликнулся военачальник. Он протянул к ней руки, и Поликсена придвинулась ближе; Гобарт обнял ее как друга.

- Ты самая дивная из женщин, что я знал, - прошептал он, целуя ее черные волосы.

Поликсена обернулась к нему с усмешкой.

- Будь любезен, не упоминай больше в нашем разговоре о других женщинах.

Перс тихо рассмеялся: ему приятна была эта ревность.

- Слушаю и повинуюсь.

Поликсена опять подумала о Египте, о Тураи… это было больно, приносило чувство вины, теперь еще сильнейшей. Но ведь к прошлому возврата быть не может, и Тураи еще тогда, в Навкратисе, понял, что их супружество подошло к концу.

Воспоминание о Египте навело ее еще на одну мысль. Конечно, ей уже больше сорока, и женщины редко зачинают в таком возрасте… но нужны все предосторожности. Поликсена еще несколько лет назад услышала о сильфии - чудодейственном растении из Кирены, предотвращающем зачатие.* Сильфий очень дорог, но она, царица Ионии, может и должна его достать.

Поликсена подумала, что стала холодной и жестокой - ко всем, кроме немногих, кого она любит. Она жестока к тем, о чьем благе заботится: для их же блага… или нет?

Наверное, это неизбежность для женщины, получившей власть.

Рука Гобарта огладила ее плечо; он поцеловал ее в висок.

- О чем ты задумалась? Тебя уже нет со мной…

Поликсена повернулась к нему.

- Я думаю, как мы будем дальше.

Гобарт улыбнулся, приложив пальцы к ее губам.

- Завтра. Мы подумаем об этом, когда взойдет солнце, а сейчас… у нас слишком мало времени, которое мы можем посвятить любви.

Он склонился к ней, и Поликсена покорно подставила губы; желание ее разгорелось удивительно быстро и память тела пробудилась, изумляя ее. Сейчас она любила этого человека, и это не было ложью. А завтрашний день сам о себе позаботится.

***

Дарион получил по приказу Ферендата тысячу персидских и две тысячи египетских воинов; и еще двадцать пять кораблей, в добавление к своим четырем. Наместник пошел на уступки и расщедрился, не покусившись на добродетель своего гостя; очевидно, он правильно решил, что в таком случае проиграет гораздо больше.

Для того, чтобы снарядить войско, - подвезти провизию, оружие, запасы холста, кожи, лекарственных средств, - Дариону понадобилось не меньше недели. Помимо этого, он счел целесообразным назначить плату своим солдатам, как в персидской армии. Пусть египтяне отбывают повинность, но им предстоит проливать за наместника кровь, и бунты ему не нужны. Хотя издержки будут огромными.

Значительная часть египетского войска собралась в Саисе, и многие египтяне, особенно военачальники, в эти дни приносили жертвы богам и жарко молились о своем возвращении домой. Раз уж не удастся избежать такой службы.