Лодка быстро подошла, и Мелос первым выпрыгнул на песок. На нем был такой же темный плащ, как и на самой Поликсене.

- Наконец-то!

Поликсена взглянула ему в лицо.

- Где Фрина и Хризаора?..

- На корабле, - успокоил ее иониец. - Они уже спят.

“И Фрина сейчас может спать?” - изумилась царица.

Потом она вспомнила о замечательной способности дочери - всю тяжесть решений перекладывать на других. Что ж, теперь эта особенность оправдала себя, Фрине нужно беречь ребенка в своем животе. А если на сей раз будет мальчик?..

Беглецы быстро сложили мешки в лодку; потом Мелос усадил в лодку царицу и ее служанку. С гребцами не получалось взять остальных: за ними вернутся, когда отвезут женщин.

И опять Поликсене стало жутко. Она села на свой мешок с деньгами и одеждой, обхватив руками одно колено. Коринфянка посмотрела на Мелоса, который снова взялся грести, - муж ее дочери крепко сжимал губы, жилы на шее вздувались, когда он изо всех сил налегал на весло.

Поликсена быстро отвернулась, не давая ходу самой чудовищной мысли. Нет, нет, этого не может быть, или никому на свете верить нельзя!..

“А мне самой можно ли верить?..” - подумала она.

Поликсена устремила взгляд на триеру, которая заслонила весь горизонт. Через борт перегнулись несколько греков, протягивая им руки; издали с верхней палубы, освещенные фонарем, подвешенным на канате, наблюдали трое, в которых царица узнала персов. Один, самый высокий, несомненно, был начальником - блестело золото на его кольчуге и золотой обод на шапке, из-под пластин панциря виднелись пурпурные рукава.

Гребцов на нижних палубах не было видно; Поликсена заметила только веером поднятые весла и банки*, занавешенные кожами для защиты от волн. А может, для защиты от любопытствующих.

Лодка ткнулась в борт корабля. По команде, поданной сверху, она развернулась боком, и женщинам были сброшены сходни - широкая доска на крюках, с набитыми поперек рейками.

Поликсена успела сделать лишь два шага по этой доске, как ее подхватили под руки и втащили наверх. Она обернулась к Меланто и махнула ей: служанка, видя столько незнакомых моряков и среди них персов, забоялась, но ее втянули на палубу таким же образом.

После этого греческие матросы быстро перенесли на корабль все вещи. Разгруженная лодка развернулась и поплыла обратно, за оставшимися ионийцами.

Видя, как суденышко исчезает во мгле, Поликсена опять ощутила страх. Пока это чувство не затопило ее, она повернулась к господину в безрукавной кольчуге и царском пурпуре. Коринфянка направилась прямо к нему, не обращая внимания ни на кого другого.

Азиат тоже повернулся к ней и ожидал с полным вниманием. Это был мужчина лет тридцати с небольшим, в расцвете сил; не писаный красавец, как Дарион, но в лице его и фигуре чувствовалась порода.

- Ты - начальник здесь? - спросила Поликсена, остановившись в нескольких шагах от этого мужчины. Она задыхалась, голос ее срывался, но эллинка заставила себя смотреть важному человеку в лицо, в самые черные глаза.

Через несколько мгновений перс опустил глаза и с достоинством поклонился.

- Я начальник судна, царица, - сказал он. - Гребцы и матросы подчиняются капитану, а капитан - мне.

По-гречески этот человек изъяснялся так же свободно, как и Тизасп, хотя с более явственным акцентом. Поликсена кивнула.

- Ты Гобарт, сын Масистра! - облегченно сказала она.

- Да, - ответил перс.

Поликсена наконец увидела, как возвращается лодка с Мелосом, Алфеем и Нестором. Она на мгновение прикрыла глаза, утерев ладонью влажный лоб. Теперь было не до величественности манер.

- Благодарю тебя за деньги, - сказала она Гобарту, вновь взглянув на него. От волнения эллинку начала мучить жажда.

- Это не стоит благодарности, - ответил перс, слегка улыбнувшись. - Деньги дал тебе царь из своей казны, для благоупотребления.

Поликсена не могла еще решить, нравится ли ей этот разряженный человек; но в нем ощущалась сила и привлекательность, которую мужчинам придает внутренняя цельность.

Но она все не могла успокоиться. Когда наконец Мелос очутился рядом с ней, коринфянка потребовала, чтобы тот сказал, где ее дочь и Хризаора.

- Они внизу, госпожа, - ответил Мелос. - Когда отчалим, я тебя к ним отведу.

Поликсена кивнула; она ощущала себя опустошенной.

Над ухом у нее раздались слова команды на ионийском наречии, сходни втянули на палубу. Весла вспенили воду, и корабль тяжело накренился, разворачиваясь; перед глазами у Поликсены качнулся высоко подвешенный светильник.

- Где другой корабль? - воскликнула она, вспомнив, что за коринфскими ионийцами должны были подойти две триеры.

- Вон там, - Мелос указал ей на судно, которое направлялось в их сторону. - Им только что просигналили огнем.

Увидев, как удаляется берег, Поликсена ощутила, что силы ее на исходе.

- Проводи меня к Фрине, - попросила коринфянка Мелоса. - Если она спит, я посплю с ней.

Однако дочь уже не спала; увидев царицу, она обрадовалась и тут же пожаловалась, что ей плохо. Фрина никогда не страдала морской болезнью; но она никогда и не пересекала море беременной. На таком военном судне женщин могли поместить только на нижней палубе - им еще отвели хорошее место!

Поликсена могла лишь успокаивать дочь словами. Внучка тоже не спала и капризничала. Поликсена взяла ребенка на колени и подумала, что все это покажется им пустяками, если они угодят в ловушку…

Наконец сон овладел ими; и Поликсене странным образом казалось, что они, все три, блуждают в одном и том же сне - в тумане, вслепую ища друг друга.

Поликсена проснулась первой - она откинула свое покрывало и села. Зашипев сквозь зубы, царица схватилась за лоб: рана опять разнылась от сырости. Качка еще не прекращалась.

Царица бросила взгляд на Фрину. Ее дочь и внучка крепко спали, прижавшись друг к другу на своей подвесной койке.

Поднявшись, Поликсена сделала несколько наклонов в разные стороны, повращала плечами и головой и ощутила, что готова действовать. Ей опять хотелось пить, и умыться было нечем. Служанка и нянька спали отдельно, и никого было не дозваться…

Поликсена взбежала по лесенке на верхнюю палубу, и солнце ударило ей в глаза. Она остановилась, ослепленная, поглядев по сторонам, - матросы убирали парус.

- Ты проснулась? Мы уже подходим к Саламину, - произнес рядом голос Мелоса.

Царица молча повернулась к ионийцу.

- Ночью был ветер, но потом стих, - объяснил он, улыбаясь.

Похоже, утро всем прибавило бодрости. Поликсена улыбнулась зятю в ответ.

- А где Тизасп? - спросила она.

- Еще позавчера ушел с кораблем, когда ты приняла решение, - отправился доложить о нас, - ответил Мелос. - Но с нами Менекрат, если желаешь, я пришлю его к тебе!

- Желаю, но позже, - ответила Поликсена.

Сейчас ей хотелось пить, есть и привести себя в порядок. Похоже, пока все шло как должно.

Она спустилась к дочери, умылась и подкрепилась вместе с ней и Хризаорой. Ячменный хлеб, жареное мясо, фрукты и воду им принес один из матросов-карийцев. Меланто, пробравшись к госпоже, помогла ей причесаться и накрасить глаза.

Потом Поликсена вышла на палубу, позвав Фрину и внучку с собой. Вот теперь можно пригласить и художника, которого персы направили с ней разговаривать…

Менекрат явился и радостно занял место рядом с женщинами, вместе с ними устроившись под навесом. Он начал говорить без приглашения - слова из скульптора так и сыпались; видно, он не ловчил, а в самом деле спешил открыть царице свое нынешнее положение и намерения.

Он действительно все эти годы, почти семь лет, прожил и прослужил в Персии. Семейство его умножилось, и теперь у него и Шаран было пятеро детей. Супруга Менекрата оставалась в добром здравии.

- Сперва мы жили в Сузах, под опекой госпожи Артазостры, но потом перебрались в Персеполь, - торопясь, говорил он.

Менекрат освоил не только работу по камню, но и литье, и роспись храмовых статуй. Еще раньше, в плену, он сделался ювелиром. И, как нетрудно было догадаться, милетский художник вошел в число эллинских мастеров, участвовавших в украшении дворцов и храмов новой столицы Персиды. Он стал начальником мастеров, и ему поручались первоначальные наметки, общее руководство и окончательная отделка скульптур, колонн, фризов*. По словам Менекрата, красотой, роскошью и блеском Парса затмила все возведенное в Азии ранее…