Дочь геронта взяла второго мужа через два года после гибели Ликандра: в поклонниках у Адметы недостатка не было. Второй брак оказался тоже удачен. Хотя Агорей знал, что женщина всегда отдает первому мужчине больше, чем всем, кто приходит следом.

Адмета оказалась дома, а ее мужа не было. Впрочем, Агорей и не хотел его сейчас видеть.

Когда домашний раб доложил о госте, Адмета вышла к отцу с младшим сыном на руках. Спартанка была босая, в одном белом пеплосе; на лице, разумеется, никакой краски. Закон запрещал женщинам Лакедемона пользоваться такими уловками красоты, подобающими только блудным или изнеженным женам.

Но Адмета и не нуждалась в этом. Несмотря на то, что она выглядела на свои тридцать шесть лет, стремительная смелость ее манер, сила и стройность фигуры влекли к ней больше, чем все женские ухищрения.

Хозяйка поцеловала отца в загорелую морщинистую щеку и с гордой улыбкой показала ему внука.

- Совсем скоро встанет на ноги и побежит следом за братьями! - сказала Адмета.

Семидесятипятилетний геронт вздохнул.

- Встанет, вот только зачем!

Улыбка Адметы погасла. Дочь поправила черные волнистые волосы, которые по-прежнему носила распущенными: только несколько тонких косичек сворачивала узлом на затылке.

- Ты был на совете? Что там говорят?

Агорей только махнул рукой.

- Мне порою кажется, что я в шестьдесят лет стал афинянином, - с мрачной усмешкой сказал старик. - Болтаю и слушаю болтунов, насиживая себе мозоль пониже спины!

Дочь фыркнула.

- Хорошо, что женщинам нечего делать в герусии. Ты голоден? - тут же, без перехода, спросила Адмета. - У меня еще теплые лепешки и фиги.

Агорей покачал головой, с любовью глядя на дочь.

- Я бы только выпил воды.

Адмета провела отца в дом и усадила на скамью, а сама ушла. Агорей остался забавлять внука, в шутку пугая его: делал вид, будто хочет сбросить в ямку между раздвинутых колен, а ребенок только заливисто смеялся. У старика стало отрадно на сердце: он очень любил возиться с малышом.

Старший Кеней, - сын Адметы от первого мужа, того пришлого Ликандра, - уже давно был в школе, среднему начать агогэ* предстоит через год.

Агорей вздохнул. Славные дети, славное будущее - но что это будет значить в надвигающейся войне?

Тут явилась хозяйка. Адмета несла на подносе гидрию, пузатую ойнохойю с вином и две чаши.

- Я решила, что негоже отцу подавать одну воду, будто мимохожему путнику, - смеясь, сказала дочь. - И подумала, что тоже хочу выпить с тобой!

Отказать ей было невозможно.

Адмета и Агорей выпили разбавленного вина, и старик начал расспрашивать дочь о том, как она живет. Но не успела она ответить, как появился ее муж Эвримах: высокий светловолосый человек очень мужественного, но вместе с тем приветливого вида. С хозяином был их с Адметой старший сын, шестилетний Гераклион.

Эвримах обрадовался тестю, и, увлекшись разговором и возней с внуками, Агорей задержался до позднего вечера.

Тогда дочь и ее муж пригласили главу семейства поужинать с ними и остаться на ночь: и геронт был только рад на эти короткие часы забыть о стариковском одиночестве и тягостных раздумьях, которые оно влекло за собой.

Утром Агорей проснулся уже после того, как муж дочери покинул дом. Адмета, заглянувшая в комнату к отцу, - единственную свободную комнату в доме, - весело приветствовала его и предложила с ней позавтракать. Агорей в этот раз отказался твердо.

- У тебя и так забот хватает! - сказал он.

А прогуляться на голодный желудок, перед завтраком, только полезно.

Обняв на прощанье Адмету и поцеловав младшего внука, Агорей надел плащ и вышел из дома. Однако далеко он не ушел.

Старик услышал шум на улице и приостановился. Несколько мужчин окружили чужеземца - юношу лет пятнадцати или даже моложе, сидевшего на гнедой лошади. Конь был едва жив от усталости, и всадник выглядел не лучше.

Гонец!.. Но почему совсем мальчик?

- Расступитесь! - крикнул Агорей. Дюжие спартанцы оглянулись на крик словно бы нехотя; но, узнав геронта, тут же подчинились и разошлись. Отец Адметы приблизился к гостю.

- Он прискакал со стороны Афин! - сообщили геронту.

- Кто ты? Афинянин? - спросил Агорей, вглядываясь в юношу.

Тот провел рукой по слипшимся темным волосам и выпрямился: казалось, под грязным хитоном можно пересчитать ребра.

- Я приехал издалека! Из Ионии, - ответил посланник: словно бы даже возмущенный тем, что мог быть принят за афинянина.

Спартанцы откликнулись ворчанием, надвинувшись ближе. Теперь со всех сторон на гостя были устремлены недобрые взгляды.

- Конечно, это иониец! Лошадь нисейская, и выговор у него как у перса!

Ионийский юноша покраснел, глядя на воина, который произнес это.

- Не будь мое послание столь важно, ты бы ответил за такие слова!

Это только распалило слушавших.

Нисейского коня схватили под уздцы; рассвирепевшие спартанцы готовы были стащить мальчика с лошади, и тому бы не поздоровилось. Но тут Агорей вступился за гостя снова: с немалым риском для себя старик втерся между молодыми воинами.

- Оставьте его!.. Он наш гость и, что еще важнее, посланник!

Юноша спешился, тяжело дыша, и покачнулся.

- Ты прибыл от ионийской царицы? - спросил его геронт.

Иониец помедлил, точно сомневался, как ответить; потом кивнул.

- Мне нужно говорить с вашим царем!

- У нас два царя. Который из них тебе нужен?*

Агорей улыбнулся, видя растерянность мальчика.

- А я член совета старейшин, и живу неподалеку отсюда. Может быть, ты сперва отдохнешь в моем доме?

Посланник засомневался, поглядев на мрачных лаконцев, теснившихся рядом.

- Но я должен…

- В самом деле, - раздался звонкий женский голос: все обернулись. Адмета, с развевающимися черными волосами, спешила на помощь отцу.

- Пусть ионийский посланник сперва отдохнет и даст отдых своему коню! А потом геронт, мой отец, сам отведет его к царю! - воскликнула она.

Спартанцы хмуро переглянулись. Но, видя согласие и одобрение Агорея, дали дорогу ему и юному ионийцу. Все трое, отец с дочерью и приезжий юноша, направились прочь.

- Я держу коней вроде твоего. Меня не очень-то жалуют за это, - сказала Адмета вестнику. Она предложила мальчику свою крепкую руку, на которую тот после небольшого колебания оперся.

Разумеется, Адмета захотела отвести посланника ионийской царицы к себе и расспросить его: и Агорей нисколько не возражал. Наоборот, его восхитила смекалка дочери; и так же, как ее, геронта все сильнее разбирало тревожное любопытство.

К счастью, до дома Адметы было рукой подать. Хозяйка сразу же препоручила заморенного гнедого своему конюху, а сама повела юношу в дом. Предложила сесть.

- Сейчас принесу тебе воды, - сказала она.

Пока дочери не было, Агорей присел на лавку рядом с ионийцем.

- Ты очень молод. Почему же ваша царица назначила посланником тебя? - спросил геронт.

- Не царица, - голос юноши охрип: он наглотался дорожной пыли. Гость прокашлялся. - Меня послал сын царицы, Никострат!

Агорей был поражен.

- Сколько же ему лет? И чего царевич хочет от Спарты?

Тут явилась Адмета. Она несла большой сосуд воды и чашу.

Юноша с жадностью напился, налив себе из кувшина, а потом оплеснул лицо и шею из этого же сосуда, проливая воду на свой хитон и на глиняный пол.

- Благодарю, госпожа, - сказал он.

Адмета улыбнулась и кивнула. Но теперь она вглядывалась в юного ионийца таким же острым, беспощадным взглядом, как отец.

- Кто послал тебя к нам и зачем? - спросила спартанка.

- Никострат, сын царицы Поликсены, - ответил ей вестник то же, что и Агорею. - Ему сейчас пятнадцать лет, и он хочет возглавить ионийцев в борьбе против персов, заполонивших нашу землю! Но он не сын царя, его отцом был спартанец Ликандр!

- Ликандр? - воскликнула Адмета.

Посланник с изумлением увидел, как побледнела эта рослая сильная женщина с взглядом воительницы.