Менекрат помедлил, отчаянно подыскивая слова. Потом поклонился персиянке и сказал:

- Я сам не знаю этого, госпожа. Должно быть, боги запечатлели в моей памяти твой непревзойденный облик.

Иониец взмок и обругал себя, когда Тураи стал переводить. Неужели Атосса купится на такую грубую лесть! Но персиянка улыбнулась, выслушав толмача.

Наверное, такой женщине всегда мало будет и лести, и искренних похвал. Жена Дария прищурилась, посмотрев на скульптора из-под своей золотой бахромы: и Менекрат покраснел, поняв, что она без труда разгадала его безыскусную хитрость. Но, кроме того, персиянке понравилось, что эллин пытается льстить. Это было по-азиатски.

И Атосса знала, что действительно красива и заслуживает восхвалений…

Царица еще немного побеседовала со своими женщинами, особенно часто обращаясь к одной, с длинными черными косами. Менекрат знал, что это любимая прислужница Атоссы по имени Артонида.

Служанки улыбались, прикасались к складкам одежды мраморной царицы, что-то горячо говорили госпоже, отчего на лице Атоссы выразилось еще большее удовольствие. Должно быть, самая правдивая похвала для женщины - похвала из женских уст, подумал художник. Друг друга жены не обманут!

А потом жена Дария опять повернулась к Тураи.

И по лицу египтянина, слушавшего царицу, художник понял, что настал его час…

Когда Атосса замолчала, Тураи церемонно поклонился. Египтянин сказал Менекрату:

- Великая царица спрашивает, не хочешь ли ты попросить ее о чем-нибудь.

Менекрат вовремя скрыл растерянность: ему показалось, что Атосса сказала больше. Но он сейчас был в полной воле Тураи, который не счел нужным перевести остальное. Выразительный же взгляд жреца не оставлял сомнений, что просить нужно именно сейчас!

Менекрат мысленно вознес мольбу Аполлону; а потом опустился на одно колено перед персиянкой.

- Госпожа, твоих божественных ушей, должно быть, достигли слухи о случившемся на моей родине. Сатрап Ионии погиб, защищая Ионию от разбойников, он был моим милостивым господином и драгоценным другом… Сейчас власть перешла к сестре Филомена, Поликсене, и в опасности она сама и ее сын!

И тут эллин почувствовал, что пора замолчать. Он жарко покраснел и поднял глаза - Атосса хмуро взирала на скульптора: она не любила так долго слушать речи, которых не понимала.

Тураи начал переводить, не дожидаясь знака персиянки. И, выслушав египтянина до половины, царица Персиды вдруг встрепенулась и прервала его жестом. Она улыбнулась удовлетворенной улыбкой.

Она опять заговорила, резко и как-то торжествующе.

Менекрат низко опустил голову: от напряженной и постыдной позы, у ног персиянки, у него заломило тело. И он ожидал, пока Тураи переведет слова Атоссы, так, точно от этого зависела его собственная жизнь… хотя, весьма вероятно, так и было.

- Великая царица спрашивает - ты хочешь, чтобы царь царей милостиво дозволил сестре убитого править Ионией? - услышал скульптор своего друга.

Размеренная и бесстрастная речь Тураи отдалась в ушах художника, как гром.

- Да, - тихо сказал Менекрат.

Помедлив еще несколько мгновений, он отважился снова поднять голову. Персиянка с усмешкой смотрела на художника… а когда встретилась с ним взглядом, кивнула.

Менекрат прикрыл глаза: он неожиданно понял, что плачет. Если бы кто-нибудь из эллинов видел его сейчас, он бы умер на месте от позора. Но никого из эллинов рядом не было - никто не узнает…

А он, преклонившись перед царицей Персии и заплакав у ее ног, возможно, спас многие тысячи жизней!

Эллин поцеловал край темно-красного шелкового платья царицы, ощутив, как пахнет дорогая крашеная кожа ее сапожек. А потом встал.

Переведя дух, Менекрат решился обратиться к Атоссе сам.

- Так ты попросишь своего супруга за Поликсену, госпожа?

Он взглянул на Тураи. Тот немедленно перевел - теперь египтянин не выглядел бесстрастным: а, напротив, очень заинтересованным.

Улыбаясь, персиянка ответила.

- Да, великая царица попросит своего супруга за эту женщину, и, возможно, царь царей послушает ее, - перевел Тураи.

Менекрат посмотрел на царицу - и низко поклонился. Он уже едва держался на ногах.

- Благодарю тебя, великая царица.

Атосса еще что-то сказала - а потом, сделав знак своим наперсницам, вместе с ними покинула мастерскую.

Менекрат сел прямо на пол, почти не ощутив, как мраморная крошка впивается в ягодицы. Он свесил руки между колен.

- Если бы только кто-нибудь это видел!..

Милетец чувствовал, что вот-вот разрыдается снова.

Тураи подсел к художнику, приобнял за сведенные стыдом плечи.

- Никто не видел, только я. А я умею молчать, - прошептал египтянин. Сейчас он отбросил свою обычную сдержанность, граничившую с высокомерием.

Менекрат уныло взглянул на товарища.

- А если Дарий не позволит? Выходит, я унизился и вовсе напрасно!..

- Думаю - очень может быть, что позволит. И ты не унизился, - возразил Тураи. - Цари Персии принимают преклонение как должное, подобно властителям Та-Кемет! Как еще ты стал бы просить великую царицу?

Менекрат усмехнулся.

Он обернулся на статую персиянки, на которую сейчас опирался спиной. А потом спросил товарища, вспомнив кое-что.

- А что Атосса сказала тебе напоследок?

- Сказала тебе, друг экуеша, - поправил Тураи, слегка улыбнувшись. - Сказала, чтобы ты и дальше работал так же хорошо!

Художник кивнул.

Посидев немного, он встал и отряхнулся от мусора.

- Царское слово закон, - произнес Менекрат, отступая от статуи и вновь окидывая ее взглядом.

========== Глава 93 ==========

Когда Менекрат довел до конца работу, уже наступила весна. Он был рад и опустошен - как всегда, когда заканчивал скульптуру: и эта последняя статуя потребовала от него столько сил, сколько ни одна работа прежде.

Он изобразил жену Дария в тиаре и под покрывалом: хотя она разоблачалась перед эллином, насколько могла, чтобы тот смог верно передать линии ее тела. И Менекрат преуспел - хотя испытывал к Атоссе далеко не такие же чувства, какие вызывала у него прекрасная царица Та-Кемет.

Приступы тоски и радости, страдания за родину, любовь к женщинам, которым он служил, любовь к своему искусству - все это сплавилось в последней работе Менекрата, породив статую, какой до сих пор не видела не только Персия, но и весь эллинский мир. Увидев законченную скульптуру, Атосса не сдержалась в выражении восторгов, которые Менекрат понял без всякого посредства. Эллин сиял радостью и гордостью: зная, что покорил Персию своим искусством, если уж не способен оказался по роду ремесла воевать с нею мечом!

И он был счастлив сознанием, что он преуспел также и в переговорах. Атосса не обманула милетского художника, и Дарий поддержал Поликсену в ее притязаниях на трон - царь царей, не ограничившись отправлением гонцов, изъявителей царской воли, прислал сестре Филомена в подкрепление несколько кораблей, полных отборных воинов. Ионийцы склонились перед новой властительницей… Менекрат не мог судить, подчинились они ей по памяти о ее брате, из любви или страха, но Иония опять зажила в мире и процветании. Поликсена справилась со своими царскими обязанностями!

Менекрат спросил у Атоссы, когда ему будет позволено вернуться домой.

Как ни хвалила его великая царица, при этом вопросе лицо ее сразу омрачилось, точно художник чем-то оскорбил персиянку.

Атосса спросила его через Тураи - не желает ли он остаться у нее на службе, придворным скульптором. Он будет богат, как никогда не разбогател бы в своей Ионии: царица подарит ему имение, он сможет жениться на прекрасной девушке по своему выбору и завести наложниц, если захочет…

Как ни соблазнительно прозвучало такое предложение в первое мгновение, Менекрат решительно потряс головой, поняв, что это для него означает. Навеки отрезать себя от родной земли, от всего, что так дорого сердцу эллина!