- Мне ничего от вас не нужно, - процедила волшебница. Она знала, как отвратительна сейчас, но ей было наплевать.
- Прошу вас, не стыдитесь, - сказала Риджуэй. – С каждым может случиться…
С каждым!..
- Уходите, - произнесла Меропа. Колдунья прикрыла глаза, страдая от присутствия магловской девицы всем своим существом. Сквозь полуопущенные веки она видела, что Риджуэй не оскорбилась этими словами, и возненавидела ее еще сильней. Если это только было возможно.
Она, дочь Марволо Мракса, обносившаяся, раздувшаяся, сейчас так жалка, что даже гнева вызвать не может…
- Убирайтесь, - простонала Меропа.
Риджуэй наконец ушла, процокав каблучками ботинок. Новеньких ботинок.
Меропа вдруг почувствовала, что нога в чулке промокла; она с трудом наклонилась, перегнувшись через свой живот. Подошва ботинка отставала: давно нужно было починить. Меропа усмехнулась.
Она заставила себя жить после ухода Тома. Кое-как оправившись, – нет, просто заставляя себя не думать день, и еще день, и еще, – Меропа продолжила существовать.
Почти сразу она сделала открытие, при котором от ужаса на миг даже позабыла о Томе.
Меропа всегда плохо колдовала.
Сейчас же она обнаружила, что ее колдовские способности почти полностью исчезли.
У нее только с четвертой попытки получилось зажечь пламя на кухне, а уж более сильные заклинания… Меропа вспомнила, как легко получилось и мощно сработало единственное в ее жизни заклятие подчинения. Она застонала от душевной боли и боли в животе – ребенок снова брыкался. Силен…
Заклятие “Империус” не вышло у нее больше ни разу. Хотя она впервые попробовала применить его в отчаянном напряжении сил, при крайней нужде - тогда, когда закончились деньги, оставшиеся от Тома. В тот самый день в ее квартиру пришел магл-домовладелец и с криками потребовал платы, с нескрываемым отвращением глядя на Меропу…
Меропа вышла на улицу и, дождавшись магла, выглядевшего побогаче, попыталась заставить его отдать ей кошелек. Магл шарахнулся от нее и выкрикнул слова, которые Меропа уже слышала от Тома, – про “сумасшедший дом”. Должно быть, это место, где маглы держат своих сумасшедших. Что ж, теперь ей место только там.
Меропа стала продавать свои вещи. Вначале единственную свою драгоценность – жемчуг. Потом, с зубовным скрежетом, краснея, колдунья спросила о месте, где маглы сбывают старье, и отнесла туда сначала свой песочного цвета шерстяной костюм, который больше всего шел ей, – тот, в котором она в последний раз выходила с Томом в магловский сад. За костюмом последовали прекрасные нарядные платья, купленные в их самые счастливые дни… Меропа даже рада была избавиться от этих нарядов – слишком мучительно было видеть их.
Потом Меропа стала продавать свое белье.
Могла ли она когда-нибудь подумать, что она, Меропа Мракс, выставит напоказ свое исподнее – перед маглами… Но она снесла и этот позор. Только бы подольше не расставаться с тем, чем она еще жила. Только бы подольше сохранить память о нем…
Но в конце концов пришел черед вещам Тома.
Меропа помнила, как плакала, прижимая к себе серый пиджак мужа, который, казалось, еще хранил его запах… Она легче рассталась бы с рукой. Но денег не было.
Она продала уже почти все, что могла. Денег осталось только кое-как протянуть до родов. А может, и до родов не хватит. У нее осталась единственная вещь, которая могла представлять ценность, - золотой с изумрудами медальон. Но его она не продаст.
Отдать в руки маглов фамильную драгоценность Мраксов…
Никогда, пока она жива!
Вспомнив, что ей понадобилось на улице, Меропа тяжело поднялась со скамейки и побрела дальше. Купить еды… Сейчас она может позволить себе только хлеб и овощи.
Ей как никогда хотелось мяса, много… Должно быть, ребенок хотел. Меропа, морщась, взялась за свой тяжелый живот. Сколько ему уже нужно… а ведь он еще даже не родился…
Колдунья дотащилась до булочной. Вошла не глядя по сторонам; она научилась терпеть брезгливые и жалостливые взгляды маглов, но они были мучительны. Это было тяжелее всего, что она перенесла в отцовском доме.
- Буханку хлеба, - сквозь зубы произнесла она, глядя в пол, раскрашенный черно-белыми квадратами.
- Эй, - вдруг хрипло прошептал чей-то голос рядом.
Меропа, вздрогнув, подняла глаза.
На нее смотрел очень странного вида магл. Длинные серые сальные волосы, ручейками стекающие на грязный сюртук. Полосатые брюки, порванные на правом колене. Видя лицо колдуньи, нищий улыбнулся, показав гнилые зубы.
- А ведь ты никак из наших будешь, а?
Да это же никакой не магл! Меропа неуверенно улыбнулась, от отвращения не осталось и следа. И этот человек показался ей странным – вот до чего она дожила!
- Пошли-ка отсюда. – Колдун вдруг схватил ее грязными пальцами за локоть в обтрепанном рукаве магловского пальто. Он отвел ее в сторону, и Меропа не сопротивлялась, глядя на него во все глаза - как глядела бы на отцовский дом, мрачный, запущенный, но свой кровный…
- Что, несладко тебе среди этих? – Колдун кивнул в сторону потоком входящих и выходящих из магазина маглов.
- А сам-то как думаешь? – сказала Меропа. Она криво улыбнулась, и новый знакомец понимающе ухмыльнулся в ответ. Он вдруг наклонился к ней, обдав смрадным дыханием.
- Если совсем нужда припрет, приходи в “Горбин и Бэрк”, что в Лютном переулке. Знаешь, где это?
Меропа помотала головой. И тогда колдун полез в карман и достал пригоршню какого-то серого порошка.
- Дай руку, - сказал он, и оторопевшая Меропа послушно протянула руку. Новый знакомец высыпал ей на ладонь всю горсть, и серый порошок посыпался у нее между пальцев… - Эй, да держи, зажми! – крикнул колдун, сжимая ее кулак.
Меропа наконец сообразила, что это такое.
- Это, часом, не летучий порох? – шепотом спросила она.
- Он самый, - ухмыляясь, так же шепотом ответил колдун. – Здесь им не разживешься, верно?
- Спасибо, - сказала Меропа.
- Спасибо потом скажешь, - откликнулся колдун. Снова наклонившись к ее уху, зашептал:
- Камин найдешь сразу за этой магловской лавкой, в доме, где окна заколочены. Дверь не дергай, сразу “Алохоморой” открывай. Поняла?
Меропа кивнула; она даже не стала говорить, что почти разучилась колдовать. Она была безумно рада. Это было как возвращение домой после скитаний.
- Как попадешь в Лютный переулок, спросишь Бертольда Гласса, - прошептал колдун.
Меропа кивнула. Колдун хлопнул ее по плечу.
- Ну, бывай.
Ее новый знакомец кивнул и, засунув руки в карманы, быстро протолкался между маглов к выходу. Меропе показалось, что на полпути к двери он попросту исчез.
========== Глава 10 ==========
Крайняя нужда пришла раньше, чем Меропа надеялась.
Была середина декабря, близилось Рождество. Словно в насмешку.
У нее не осталось никаких вещей на продажу. Беда не пришла одна - наступил срок платить за квартиру, и Меропа знала, что ее без промедления выселят, если платить окажется нечем…
Огорошенная этой мыслью, Меропа громко заплакала, держась за живот. Ребенок просто танцевал там, ничуть не жалея свою мать. Вдруг колдунья подумала, что он уродится в отца. Ей и всей душой хотелось, и отчаянно не хотелось этого.
Чтобы ее сын вырос с лицом Тома Реддла, но при этом с его же натурой… Как этот магл бросил ее, и не вспомнил ни разу, будто она уже умерла!
Меропа заплакала в голос. Этот магл бросил ее, а другой через день-два выкинет на улицу, хотя ей рожать меньше чем через месяц!
Колдунья долго плакала, обнимаясь с последней рубашкой Тома Реддла, которую одну оставила себе. Ту самую белую рубашку, в которой он был, когда они впервые встретились. Меропа уткнулась в нее лицом, как когда-то прижималась к груди мужа-магла. Как же он по-прежнему ей по сердцу, хоть и негодяй!
Она простила бы ему все, если бы он вернулся… Но он никогда не придет.