Ещё какое-то время я нежилась на солнышке. Жорж то выходил, присоединяясь ко мне, то уходил.
– Пойдём, тебя Аркадьевна зовёт, – в очередной раз появляясь на пороге, позвал он меня. Крёстную он всегда звал по отчеству, меняя лишь интонации при обращении.
– Меня?
В лёгком недоумении я направилась за ним в дом. Почему меня?
Пройдя сквозь небольшую кухню, мы оказались в таком же небольшом зале. У стены на диване расположилась вся троица. Я вопросительно взглянула – мол, чего?
– Где ты ходишь? Мы тебя потеряли. Иди, поздоровайся с Женей. – Ирина Аркадьевна улыбнувшись кивнула на дверной проём в углу зала. В первую секунду мне показалось, что я ослышалась. Переведя по направлению её кивка взгляд и увидев вход в маленькую спальню, в проёме которой виднелся кусок стоящего на табуретах гроба, поняла, что нет, не ослышалась.
В прямом смысле этого слова я остолбенела перед ней. На прикол эта ситуация не походила. Несмотря на улыбки, голос был серьёзный. Единственное, что пришло на ум, так закричать вот здесь, сейчас, чтобы услышали и поняли, что я с этой самой Женей не знакома, и что фраза «поздоровайся с Женей!» в данный момент просто невозможна!!! Она, простите, уже в ином мире, я в этом!!! И мы не общаемся!!!
В горле стоял ком, и казалось, что я вот-вот сейчас рухну. Как бы мне хотелось в эту минуту потерять сознание, но мой организм с этой защитной реакцией был не знаком. Вихрь разорванных мыслей стремительно вращался в голове. Начиная от «даже моя мать не могла бы заставить меня подойти к покойнику!» и заканчивая «бежать, бежать куда глаза глядят, только лишь бы отсюда подальше!». Промелькнула и самая нелепая: «может, заплакать, пожалеют и отпустят».
Я бы, наверное, долго так простояла, но Ирина Аркадьевна разрешила ситуацию.
– Да не бойся ты! Пошли. Знала она вас и любила, Жора ей рассказывал…
Не знаю, может это был неизвестный мне гипноз, но её голос успокаивал и направлял. Мы дошли до лежащей в гробу успокоенной старушки. На вид она была совсем не страшная.
– Ну вот. Поздоровайся и поцелуй её.
Я автоматически схватилась за стенку гроба, боясь, что вот сейчас наклонюсь и плюхнусь рядом с этой милой почившей женщиной. Прикоснулась губами ко лбу. Особенно страшных чувств это действо у меня не вызвало. Но мозг уже просто верещал от напряжения. Для него такое моё поведение было воистину невозможным. Я, целующая покойника, – этот образ никогда и ни за что не смог бы возникнуть в моём представлении. Если бы, конечно, не присутствие Ирины Аркадьевны.
– Идём, посидим с нами…
Мы вернулись в залу, где я плюхнулась на пустой стул. Конечно, посижу. Даже если бы и хотела сейчас выйти из дома, вряд ли смогла. Ноги ватные, сердце колотится, в голове сплошной туман.
Зашел чуть ли не сияющий Жора, негромко что-то сказал. Вся сидящая на диване тройка заулыбалась ещё шире. Мама родная! Что ж происходит-то! Это невозможно ведь! Это же похороны! А они сидят, совершенно искренне радуются, улыбаются и даже приглушенно хихикают! Так ведь не бывает! Похороны – это очень скорбное мероприятие, доставляющее много печали и горести. Все об этом знают! И я об этом знаю…
У меня возникло лишь одно объяснение происходящему. Я попала в окружение сумасшедших. Да, да, ни много ни мало. То, что эти люди сумасшедшие, не вызывало никаких сомнений. Моё длительное знакомство с большинством из них никак не противоречит данному объяснению. Я просто эту их грань раньше не замечала. Вот и всё!
С облегчением я вздохнула. Наконец-то найдено веское объяснение, удовлетворившее моё истерзанное сознание, и к тому же вполне логичное. Ну сумасшедшие, и сумасшедшие. Люди, в конце концов, разные бывают. От данного умозаключения стало значительно спокойнее. Приспособиться можно ко всему…
– Смотри, смотри, глядит на нас и думает, что мы все ку-ку! – Ирина Аркадьевна повертела ладонью у виска, обращая внимание своего окружения на меня.
Я в ответ лишь кисло ухмыльнулась. А, бог с ними!
Себя б не потерять…
Ку-ку не ку-ку, а таких озарённых физиономий мне в жизни встречать ещё не доводилось. Даже на самых весёлых, праздничных и бурных мероприятиях, не говоря уже об похоронах. Глаз не отвесть… Торжественно-радостный Жорж, с едва уловимой ноткой грусти в глазах, окутанный непостижимой таинственностью и значимостью происходившего. Ирина Аркадьевна, пребывавшая в приподнятом настроении и излучавшая всем своим видом всепроникающую радость и неподдельную осознанность. Наташка, прилепившаяся к ней рядом, тоже потихонечку светилась. Она вряд ли понимала суть случившегося, но ей это непонимание не мешало чувствовать то же, что и её крестной. И даже близкая знакомая Алла имела на своём достаточно практичном лице отблеск торжественной радости.
– Жора! Посмотри, Женя просит расческу положить, её любимую…
Ирина Аркадьевна неопределённо кивнула куда-то вверх, Жора завис на пару секунд.
– Ага… сейчас… – и куда-то вышел. Через минуту зашел с тёмно-бордовым гребнем в руках.
– Пойди, поклади ей…
– Угу…
Он направился к гробу, аккуратно приладил гребень к стеночке, заботливо прикрыл покрывалом, расправил складочки. Вернулся в залу, где обменялся многозначительными улыбчивыми кивками с Аркадьевной.
Глядя на происходящее, я тоже улыбалась. А что ещё оставалось делать? Чтобы окончательно не свихнуться, я рисовала в своём воображении забавную сцену: покойная старушка вдруг встаёт из гроба в неудовлетворённом состоянии и объявляет о невозможности продолжить свой путь не причесавшись. И, получив необходимое, уже полностью упокоившись, отходит окончательно…
В комнату с улицы начали просачиваться люди. Ну наконец-то! Наконец! Вот они, благословенные траурные лица с положенной скорбью и унылостью. Вот они, свидетели тягостного события. Сразу глянешь, и поймешь, – человек пришел на похороны. Вся атрибутика, так сказать, на лицо.
Пришедшая группка женщин, оставивших давно за чертой свою молодость, смотрелась расшатано и неуверенно. Есть выражение: «не в своей тарелке». Вот к ним можно было смело отнести это самое выражение. Было ясно видно, что, несмотря на надетое чувство траура, многим было не по себе. Создавалось ощущение, что это чувство не на что было приложить. Или некуда… Из долетавшей приглушённой речи вновь прибывших стало понятно, что это сослуживицы старшей сестры Жоры. То есть люди, как и мы, совершенно не знакомые при жизни с почившей, или, по крайней мере, очень мало знакомые. Пришли подбодрить свою коллегу – так же, как и мы Жору.
Я переводила взгляд с одной группы прибывших поддержать родственников покойной на другую. Контраст был непомерный. Небо и земля более схожи, чем эти две группы. Одна, распространявшая вокруг себя глубокую и осознанную торжественность, искренняя в своих чувствах, ну, может проецирующая излишнюю весёлость, и другая, с положенной формальной скорбью и протокольным траурным видом, находящаяся в едва, но всё же заметном внутреннем замешательстве. Вроде бы эти отличающиеся друг от друга люди прибыли на одно событие, но по виду можно было предположить, что на разные.
Глупо, наверное, но мне почему-то ближе по духу была моя группа. Хоть и довела она меня до умопомрачения своим нестандартным поведением, чувствами я была с ними. Разум, если бы был не так расшатан, естественно встал бы в траурные ряды скорбящей группы, ведь эти правила был ему намного понятнее…
Последующие пару часов шли соответственные приготовления. Народу на провожание пришло не очень много; учитывая возраст новопреставленной, её соратники и сверстники давно уже покинули сей мир, и явиться сюда не могли. Остались лишь немногочисленные родственники и друзья её детей. Слаженно и организованно все разместились в прибывшем для такого случая транспорте и отбыли на городское кладбище. Мы поехали в той же машине, на которой прибыли сюда.
Процедура захоронения прошла очень спокойно, неторопливо и серьёзно. Закончив, все начали расходиться по своим машинам. Наша группка тоже загрузилась.
