— Молодец!  — Илья с разворота хлопнул Беса по плечу, тот только охнул и даже присел от неожиданности.  — А с тебя будет толк. Ладно, собирайся, летим на Сейшельские острова. Слушай, так может я зря Илонку спровадил?

 — Какие такие острова?  — встрепенулся Бес.  — Нам никак нельзя на острова. Нам сюда надо, по месту, на побережье.

Илья скривился недовольно, а внутри полоснуло давно пережитое, на первый взгляд подзабытое, но неизменно вызывающее тупую боль при одном лишь воспоминании чувство.

 — Ты в своем уме?  — возмущенно взглянул он на Беса, хоть у самого внутри уже бежал холодок. — Про статус мой забыл, что ли? Люди моего уровня не отдыхают неизвестно где, тем более, в компании неадекватных идиотов. Да и с Илонкой разругался не в тему, что мне там делать?

 — Черничное мороженое,  — спокойно произнес Бес.

 — Что?  — не понял Илья и сделался совсем белым. Потом серым, потом багряным, потом снова белым.  —  Если что знаешь, скажи.

Бес только вздохнул. Он бы с радостью рассказал Илье о дочери, если бы не Кодекс, а так нет, строгий запрет. Хочешь помочь подопечному  — ищи людей, которые могут помочь, да подсылай будто случайно. Вот и сейчас оставалась сущая ерунда  — найти подходящих людей и подбить их рассказать Илье о Софии и маленькой Еве. А для этого не мешало бы выяснить, кто их ангелы-хранители и уговорить еще и коллег.

Шевелев всю дорогу удивлялся, как он дал так легко себя уговорить. Небольшой курортный городок на южном побережье он старался объезжать десятой дорогой вот уже шестой год. Не сказать, что это было сложно, скорее даже оправдано  — стремительный взлет и развитие его бизнес-проекта за короткое время в буквальном смысле вышвырнуло Шевелева из привычной среды обитания на несколько десятков ступеней вверх. Там не было места недорогому отдыху, а уровень благосостояния уверенно определяли пятизвездочные отели лучших курортов.

Но была еще одна причина, и эту причину звали София. Девушка с пшеничными волосами до пояса, широко распахнутыми глазами и открытой улыбкой, с которой он познакомился шесть лет назад в том самом городке. Девушка, которая влюбилась в него и из-за которой ему совсем снесло крышу. От которой он уехал после безобразной сцены, и которая все эти шесть лет продолжала крепко держать в своих узких ладонях его бестолковое сердце.

София тогда училась на втором курсе, а сама в курортный сезон  во время каникул подрабатывала от местной кафешки — продавала черничное мороженое в городском парке. Илья до безумия любил черничное мороженое и до безумия влюбился в девушку с пшеничными волосами. Их роман развивался стремительно, он стал ее первым мужчиной, и наверное поэтому решил, что София теперь должна принадлежать ему безраздельно.

Тогда только пошли первые заказы, на этом курорте Илья чувствовал себя миллионером, швырялся деньгами и купался в женском внимании. Это потом пришло пресыщение, потом все девушки стали на одно лицо, потом он однажды понял, что если не остановится, его засосет болото безумия от больших денег, захотелось снова стать самим собой. А тода весь мир ложился к ногам, и то, что обычная девчонка посмела упрямиться и сопротивляться ему, вызывало лишь гнев и раздражение.

Шевелев требовал, чтобы она бросила учебу и уехала с ним в столицу, заманивал дорогими тряпками и ночными клубами, но девушка упорно стояла на своем  — она должна учиться, начать работать и не зависеть от любовника. Так и сказала: «Я не буду твоей содержанкой, Илья. Я люблю тебя, я хочу жить с тобой, но висеть на твоей шее я не буду». Почему он тогда не заметил, с какой горечью она называла его любовником? Ведь он без обиняков заявлял, что его интересует в первую очередь секс, ему нужна под рукой постояная партнерша, и даже ни разу не намекнул, что ему нужна она сама.

Только потом, когда «постоянные» партнерши начали меняться с бешеной скоростью, ему захотелось большего, чем просто секс. После, долгими ночами, глядя в потолок, он понимал, что София была права, что если строить отношения, то только на равных, и если бы можно было все вернуть, он не посмел бы предлагать ей содержание, а смиренно предложил руку и сердце.

В тот вечер он решил показать упрямице ее место, она пришла к ночному клубу, где Шевелев назначил ей свидание, а сам приехал с компанией. Все были выпившие, он был с девушкой, теперь Илья даже имя ее не помнил, а тогда целовался на глазах у Софии, и вообще все это даже сейчас вспоминать было мерзко. До сих пор перед глазами стояли ее глаза, полные обиды и слез.

А когда приехал к ней на следующий день, думая, что уж теперь она согласиться на все, лишь бы не потерять такое сокровище, был немало удивлен, получив две несильные, но очень унизительные пощечины на глазах у все той же компании.

 — Ну и сиди в этой дыре одна, дура,  — зло бросил и уехал в тот же день из города.

Он ждал звонка, в самом деле ждал, сейчас Илья сам поражался собственной тупости и наглой самоуверенности. Если бы он мог, сейчас сам бы сгонял в прошлое, чтобы дать себе самому по наглой ухмыляющейся роже, он бы заступился перед самим собой за тогда еще свою девочку. Потому что из-за собственной гордыни и эгоизма он ее потерял.

Илья долго держался и делал вид, что забыл Софию, что ему нет до нее никакого дела, окунулся с головой в упоительный мир больших денег. Но однажды выпроводил из дому очередную претендентку на его банковский счет и чуть не завыл от тоски. Он не мог обвинять девушек, которых завораживали его финансовые возможности и упрекать их только в погоне за благосостоянием. Глядя на себя в зеркало, Илья не без удовольствия осознавал, что он сам вполне достойное приложение к собственным деньгам. Может, даже наоборот, по крайней мере, в свое тело он так же вкладывал немало усилий — каждый день тренажерный зал минимум час-полтора. А внешностью его и так природа не обделила. Но как теперь отделить внимание к своему состоянию от внимания к собственной персоне, он не имел ни малейшего понятия.

Илья стал задумываться о женитьбе, за шесть лет в большом бизнесе он научился рассматривать деньги как источник определенной свободы и комфорта, а не право на вседозволенность, но ни одна из встречавшихся на его пути девушек не отвечала его внутреннему эталону. Все в той или иной мере получали удовольствие от его возможностей, и с каждым годом было все сложнее понять, кто и что им больше нужен  — сам Шевелев или статус жены успешного бизнесмена. Порой Илье казалось, будь он тощим или толстым, старым, уродливым, косоглазым или кривоногим, обручальное кольцо от Boucheron сделает его в глазах девяноста процентов женского населения привлекательным и желанным. И это Илью просто убивало.

Конечно, он понимал, что преувеличивает, в его окружении было достаточно счастливых семейных пар, живущих в любви и согласии, они растили детей, его не менее успешные друзья-знакомые любили своих жен, обходились без положенных для своего статуса любовниц и выносили мозг Шевелеву.

 — Ты помешался на женской меркантильности, Илюха, — твердил Никита Елагин, счастливый отец уже теперь четверых детей, когда они обмывали его двойню. Я влюбился в свою Саломию, когда она была обычной студенткой, и мне нафиг не нужно ее наследство. Если честно, оно меня только напрягает.

 — А кто тебе мешает помочь жене открыть бизнес, начать свое дело и поддержать на первых порах? — удивлялся Рома Яланский, который строил для Шевелева целый коттеджный поселок под продажу.

 — Моя жена лучший хирург в городе, и она чихать хотела на мои деньги,  — подтверждал их слова Матвей Северов,  — а для меня самое важное это она и трое моих детей.

Илья соглашался с ними, но только сам себе мог признаться, что у всех до единой девушки, прошедших через его постель или в любой момент на это готовых был один-единственный недостаток  — ни у кого из них не было таких густых пшеничных волос до пояса, такой открытой улыбки, такого ясного взгляда, и самое главное, ни одну из них не звали София Верес.