— Лучше скажи, что насчёт тебя самого, — пробурчал Рон. Он сам был в восторге от возможности посмотреть на работу мракоборцев изнутри, но Волдеморт ничуть не перестал быть для него врагом. — Это правда, что ты хочешь служить ему?

— Он сильный маг, — начал Гарри осторожно.

— И поэтому он хочет, чтобы ты был слабым.

— Тогда бы он закрыл меня в чулане под лестницей, как Дурсли, и уж точно препятствовал бы моим попыткам изучить боевую магию и темные искусства!

— Он хочет переманить тебя к себе, на темную сторону, и все.

— Ты не совсем прав, — вмешалась неожиданно Гермиона. — Сейчас ведётся большое число судебных разбирательств против его бывших сторонников, кто был замешан в убийствах.

— А сам он хочет остаться чистым. Ясно.

— Он, по крайней мере, меняет законы на те, что приняты в интересах защиты волшебников, а не магглов. Чтобы не возникало таких случаев, как с Арианой Дамблдор.

Спор продолжался долго, пока не пришла пора разбегаться на разные занятия.

Гарри вникал в материал и одновременно думал, насколько он отдалился от друзей. Наверное, это было взросление — но каким одиноким он себя ощущал. Однако всё увеличивающееся расстояние между ними он вовсе не ощущал как трагическое: они были разными, а отношения оставались хорошими. На это накладывалась ещё и странная нелюдимость, приобретенная, наверное, после того летнего случая. Большую часть времени он теперь предпочитал проводить в одиночестве, наедине с книгами. В качестве отдушины оставался Аврорат и Отдел Тайн в Министерстве, но там большая часть магов была для него теми же наставниками, и об более тесных отношениях речь не шла. Иногда ему казалось, что для поддержания дружбы нужно было нечто большое. Нечто, что он утратил тогда, тем летом, когда потерял разом и невинность, и всякую веру в разумность большинства людей. Слишком многое тогда перевернулось у него внутри. Гарри спрашивал себя, что же ушло, и едва ли мог найти ответ: наверное, телесная открытость, приветливость, готовность обняться, место которых теперь заняла зажатость и стеснение, которые он маскировал подчеркнутой холодностью. Герми — и та шипела, что он стал похож на Драко Малфоя по манерам. Но Гарри с собой ничего поделать не мог. В конце концов даже Волдеморту начинало казаться, что что-то с его воспитанником не так. Он часто старался оценить его критически: при всех способностях и задатках сильного мага, он с трудом подавлял всплески агрессии. Часто она сменялась апатией. И если ярость можно было выплеснуть во время учебных боев и дуэлей, то последнюю… Он сравнивал его с собой и обнаруживал, что у юного Тома Реддла было больше друзей и приближенных, а Гарри словно никто и не был нужен, кроме тех, у кого он учился. Может быть, это было хорошо для него, но настораживало. Потом Волдеморт спрашивал себя, является ли это признаком стагнации в его развитии или вовсе движения вспять но на это не походило. За прошедший год он вытянулся и немного подрос, но подростковая нескладность, правда, компенсировалась осторожностью, которая пробудилась в нём недавно; да и знаний явно приобрел куда больше, чем имел год назад.

А потому однажды Тёмный лорд вынужден был поймать своего подопечного в полутьме, когда тот шёл с последних занятий по подготовке к экзамену. Он почти обнял его, отведя в тихое место: вечерний коридор был пуст и тих.

— Что с тобой творится?

Гарри взглянул недоуменно. Волдеморту показалось, что он легонько дрожит, как и в первый раз, то ли от нервозности, то ли от прохлады. Он пояснил свою мысль:

— Ты совершенно перестал походить на подростка, каким тебе надлежит быть. Почему ты вздрагиваешь?

— Нервничаю из-за вас, сэр.

Обращение казалось вежливым, и иронии в нем не было. Наоборот, была тень печали.

— Я могу не прикасаться совсем, но, безусловно, не буду. Хочется понять, что произошло.

— Вы всерьёз спрашиваете?

Волдеморт не ответил. В самом деле, для Гарри все могло стать гораздо хуже.

— Не выносишь чужих прикосновений?

— Ничьих, — кивнул Гарри.

Темный лорд снова замолчал. Ему самому казалось, что к нему-то Гарри относится вполне лояльно: послушно, хотя бесстрастно садится рядом, дает себя отводить, как ребенка, в Министерство и даже ждёт их редких встреч, судя по нетерпению.

— Как бы я хотел стать тебе близок, — сказал он негромко, точно проговаривая вслух еле слышные мысли.

А потом он обнаружил, что Гарри тоже не убирает рук с его пояса. А значит, ему тоже нравилась их обоюдная болезненная связь, и он был так же привязан к темному лорду, который был его худшим врагом. Боялся, желал и замирал, как пойманный зверь.

— Как хотел бы я владеть тобой всецело, — и оба смолкли, а слова уступили место чувствам, их выражению в форме прикосновения. Тонкие и холодные губы, почти бескровные, встретились с другими, юношескими и горячими. Гарри жадно раздвигал их языком и хотел проникнуть в прорезь змеиного рта: неожиданно ответ оказался не менее горячим и страстным, и он обнаружил, что его наставник прикусывает его губы, не отпуская, до красных припухлостей. Он с трудом разорвал поцелуй. Со стороны Темного лорда послышалось невероятное: “Но я не хочу сломать тебя”.

— Но вы как минимум должны будете склонить меня к себе. Покорить. Как иначе я стану вашим верным оруженосцем?

— Откуда ты слышал наш разговор?

— Снейп уже открыто зовет меня вашим наёмником.

— Пообещай ему Круцио от моего имени.

— Непременно.

Они поднялись наверх, к его покоям, и Волдеморт не дал ему наброситься на себя, едва захлопнулась дверь. Он почти силой усадил его на колени. Несмотря на своё желание, стоило быть бережным, насколько возможно. Ведь он планировал укрепить их связь, а не разорвать. Он хотел, чтобы его умоляли о продолжении. Медленно его рука прошлась по худым плечам, и он с удивлением обнаружил, что мальчик сам, повернувшись, гладит его по груди, впитывая слабое тепло кожи сквозь темную ткань балахона.

— Что ещё он тебе говорил?

— Снейп? О, он заметил, что мы с вами становимся похожи. И, мне кажется, это заставило его немного бояться меня.

Волдеморт усмехнулся.

— Но я-то не сомневаюсь, что вы были хороши собой, — продолжал Гарри. — Отчего вы не вернете себе прежний облик?

— Мне это ни к чему. А ты что, боишься меня?

— Даже если и да… Я привык бояться.

Волдеморт приник плоским носом с узкими прорезями ноздрей в беззащитной шее, прикусывая светлую кожу. Значит, мальчик так давно его боится, что страх у него стал неотделим от желания. А всё же стоило быть терпеливым — очень терпеливым, чтобы больше не причинить вреда. Горячие руки в это время стискивали его, норовили задрать на нем мантию и сорочку, и сам Гарри изнывал от нетерпения. Он почти прижал его к постели, уронив на ложе, и темный лорд мог наслаждаться приятной тяжестью стройного юношеского тела. Зеленые глаза сверху горели жадным огнем.

— Вы же мой наставник, так отчего медлите?

Вместо ответа Волдеморт приподнялся, помогая удобно устроиться у себя на коленях мягким местом кверху. Легонько хлестнул по нему. Наверное, он был прав: сегодня он устроит мальчишке обряд инициации и сделает его своим рыцарем. Но разум подсказывал растянуть процесс, что он и делал. несколько капель пролились ему на руки, и от плавными движениями долго втирал их в ложбинку между ягодицами, в узкие сомкнутые складки вокруг ануса. Мальчик вздрагивал, но поглаживающая в области паха рука ему понравилась явно больше, пересилив любые опасения, так что ласки продолжались, и в узкое отверстие удалось ввернуть два пальца, растягивая его. Однако на сегодня этого было достаточно, и заходить дальше темный лорд не планировал, давая мышцам привыкнуть и растянуться. Он не мог себе вообразить, что это приведет почти к обиде с его стороны, а потому продолжал, добавив третий и поглаживая ту самую точку, касание к которой вызывало яркую боль, смешанную с наслаждением. Послышался громкий стон, и ладонь его оросилась каплями снова.