– Собирайтесь, мы уезжаем.

– А куда? – поинтересовался старший сын.

– К бабушке.

– У-р-р-р-а!!! – закричал он и кинулся одеваться.

В это время из комнаты вышла старшая сестра Нины, Марина. Женщина пару недель назад прилетела из далекого Хабаровска (где она в данный момент проживала с любимым мужем), чтобы побыть со своим сыном, в силу определенных обстоятельств вынужденному жить в семье Бориса.

– Привет. Вы куда-то уезжаете? – обратилась она к Борису.

– Здравствуй. Да, мы едем к бабушке.

– Так внезапно? – она удивленно посмотрела на Бориса. В прихожей было темновато, и Марина не сразу заметила, что с Борисом что-то происходит. Приглядевшись, она заметила необычайно белый цвет лица своего деверя. Само собой разумеется, Марина была в курсе семейных передряг своей сестры и очень переживала по этому поводу. С присущим ей тактом, женщина не стала задавать лишних вопросов. Она всегда хорошо к нему относилась, и была рада, что у сестры такой муж. Отношения Бориса и Марины всегда были особенными: теплыми, дружескими и немного заигрывающими.

– Да, так надо, – сухо ответил Борис. Его тон убедил Марину в том, что произошло нечто ужасное. Она почувствовала, что Борис не желает продолжать разговор и удалилась.

Дети собрались довольно быстро. Попрощавшись с Мариной, Борис с сыновьями отправился к матери.

Борис так крепко сжимал руль, что костяшки его пальцев стали такими же белыми, как облака, пролетавшие высоко над головой. Лицо его было хмурым и задумчивым, зелено-карие глаза поблекли и помутнели. Взгляд, в котором читались боль и невыносимые страдания, падал на серую ленту дороги, быстро мелькавшую перед капотом машины.

Если бы в этот момент кто-нибудь заглянул в глаза сорокалетнего мужчины, сидевшего за рулем автомобиля, то ужаснулся бы от увиденного. Эти обычно веселые, жизнерадостные и смеющиеся глаза, были наполнены невероятной мукой, поднимающейся из глубины его разорванной в клочья и истекающей кровью души.

Страдания, которые обрушились на его душу и разум сейчас, не шли ни в какое сравнение с тем, что он испытал ранее. Физическую боль можно было вытерпеть, но боль кричащей души, боль пронзенного предательством сердца, была настолько истязающей и мучительной, что мозг с большим трудом воспринимал окружающую действительность.

В его груди горел, нет, бушевал невиданной силы огонь, который так и норовил выплеснуться наружу и сжечь все вокруг. Этот адский огонь воспламенил сердце, бешено стучавшее в широкой груди, и затуманил разум, почти отключив его от окружающего мира. Беда железным комом подкатила к горлу и стиснула его так, что стало трудно дышать.

Словно пытаясь убежать от невыносимых страданий, правой ногой он невольно надавил на педаль газа, и машина помчалась быстрей. Глаза, затуманенные горем и скупыми, непонятно откуда взявшимися мужскими слезами, стали плохо различать дорогу.

– Папа, я хочу пить, – голос, раздавшийся с заднего сиденья, заставил мужчину вернуться на землю. Этот родной детский голосок, принадлежавший младшему сыну, немного остудил разгоряченную голову и прояснил взгляд зелено-карих глаз. Мужчина встрепенулся.

– Сейчас, сынок, – прохрипел он, с огромным трудом проглотив железный ком, стоявший поперек горла.

Сыновья, находившиеся на заднем сиденье автомобиля, напомнили Борису о его отцовских обязанностях. Несмотря на душевные раны, сердечные страдания, он не имел права забыть о своих горячо любимых детях. Если бы не они, то, возможно, Бориса уже не было бы в живых. Если бы не эти маленькие создания, то ему уже не было смысла оставаться на этой грешной земле. Сегодня утром, всего лишь за одно мгновение, весь мир, в котором мужчина жил до этого дня, рухнул. Все ценности, на которых, как ему казалось, держался весь белый свет – любовь, дружба, преданность, – вдруг превратились в пустые, ничего не значащие звуки. Эти звуки, эти слова, с которыми Борис прожил всю свою жизнь, еще совсем недавно значившие для него так много, обратились в прах и развеялись по миру, уносимые горестным ветром измены. Собрав свою волю в кулак, Борис доехал до места назначения и облегченно вздохнул, когда остановился у дома своей мамы и заглушил двигатель.

– Здравствуй, мама, – мужчине стоило огромных усилий улыбнуться и сделать вид, что все в порядке. Он обнял свою старенькую, горячо любимую маму и на миг ему показалось, что клокочущее в груди адское пламя утихло, а боль, разрывающая сердце, отпустила.

Эта худенькая, маленькая женщина, прижала к себе младшего сына и слезы радости невольно выкатились из ее выцветших, некогда прекрасных, небесно-голубых глаз. Мозолистые, испещренные морщинами руки гладили его по лицу, волосам, плечам. С любовью, граничащей с заискиванием, она заглядывала Борису в глаза, и не могла поверить своему счастью.

Он не так часто, как ей хотелось бы, приезжал погостить. Поэтому она так обрадовалась его неожиданному приезду. Валентина Сергеевна, так ее звали, с какой-то неистовой нежностью все гладила сына по щекам, глазам, рукам и никак не могла на него насмотреться.

Для нее этот высокий, стройный, крепкий сорокалетний мужчина, у которого самого уже росли двое чудесных мальчишек, по-прежнему оставался ребенком, ее младшим сыночком. Даже если бы Борису было пятьдесят или шестьдесят, то и тогда он остался бы для нее тем маленьким мальчиком, который каждое утро провожал ее на работу, требуя, чтобы она обязательно его поцеловала; тем босоногим мальчишкой, который ежедневно встречал ее с работы, в надежде, что она принесла ему гостинец.

Валентина Сергеевна вспомнила об этих мгновениях, и хотела напомнить о них сыну, но промолчала. Несмотря не внешне спокойный вид, который напустил на себя Борис, материнское сердце подсказало ей, что с сыном что-то не так. Мама Бориса была мудрой женщиной, и решила пока не беспокоить его своими вопросами.

Борис крепче прижал к себе маму и опустил голову на ее старческое плечо. Теплота, любовь и нежность, с какой его встретила мама, на несколько мгновений заставили мужчину забыться и окунуться в мир давно забытого детства.

Удивительно, но ему вдруг вспомнилось, как мама, еще молодая и полная сил, возвращаясь с работы, всегда приносила ему что-нибудь вкусненькое. Перед его глазами вдруг всплыл босоногий мальчик в потрепанных штанишках, с завязанной на детском пузе рубашкой, бегущий по улице и кричащий: – Мама, мама! Он подбегает к маме, хватает из ее рук сумку, ставит на землю, открывает, и моментально находит купленный для него гостинец. С наслаждением мальчик тут же набрасывается на пирожное (чаще всего это были пирожные), и спустя несколько секунд, уже проглотив гостинец, он с удовольствием облизывает свои сладкие и грязные пальцы.

Борис невольно улыбнулся, вспомнив такой забавный момент. Но в следующую секунду в груди снова полыхнуло, и острая, словно лезвие бритвы, разрывающая сердце боль, вернула его к действительности.

– Мам, что-то я сильно устал, пойду, отдохну. А ты внуками займись, – он поцеловал ее в щеку и прошел в дом.

– Привет, бабуля! – старший внук подошел к бабушке и обнял ее.

– Здравствуй, родной! – Валентина Сергеевна наклонилась и прижала его к себе. – Ну, а ты что стоишь? – женщина повернулась к младшему, который скромно стоял чуть в стороне. Ему еще не исполнилось и пяти лет, и он рос парнем стеснительным (видимо, было в кого).

– Ну иди, иди ко мне, – она сделала шаг навстречу. Миша, так звали младшего внука, несмело подошел и обнял бабушку.

– Устали небось, мои хорошие? – Валентина Сергеевна ласково потрепала внуков по волосам.

– Не, бабуль, мы не устали и есть не хотим. Нас папа по дороге покормил, так что мы лучше во дворе поиграем. Да, Миха? – Леха, старший внук, вопросительно посмотрел на брата.

– Ага, – тот кивнул головой.

– Как же так? Ведь вы так долго ехали сюда, что, наверное, устали и проголодались, – бабушке очень хотелось покормить внуков и поболтать с ними.

– Нет, нет, мы потом, – Леха уже ринулся на кучу желтого песка, насыпанную возле забора, увлекая за собой младшего брата.