Позади них покинутый замок д’Аркур остался под защитой мертвых. Дюжина голов на кольях послужит хорошим предупреждением всем остальным шайкам мародеров.

Неустанный поиск переправы через реку увел отряд д’Аркура на север, к излучине Сены. Пока барон на вершине гребня сидел, ссутулившись над лукой седла, Блэкстоун и остальные ждали в полусотне шагов позади.

– Святый Боже, – пробормотал Уилл Лонгдон, увидев войско, собравшееся во граде, – я думал, их будет всего-то раза в два больше нашего.

– Нутро мне подсказывает, что это даже не вся их армия, – заметил Элфред.

Крепостные стены и пригороды Руана подтвердили сведения короля Эдуарда о том, что французская армия объявила arrière ban – воинскую повинность для всех боеспособных мирян и рыцарей. Знамена и вымпелы французской знати гордо реяли на фоне неба. От тысяч костров поднимался дым. И Элфред был прав. Король и главные силы обороняли Париж. Войско короля Эдуарда будет расплющено между молотом и наковальней французской мощи.

– Здесь мы реку не перейдем, это уж точно, – сказал Блэкстоун, окидывая взором лес знамен. Посреди знамен дворянства, гордости Франции, взгляд невольно выхватывал золотые и алые цвета рода д’Аркур – единокровной родни нормандца, сидевшего по сю сторону реки, присягнув на верность английскому королю. Готфрид д’Аркур, не раскрывая никому своих дум, повернул коня. Подчиненные последовали за ним.

Блэкстоун бросил взгляд через широкую реку. Раскол между ним и Ричардом так же велик, как между д’Аркуром и его братом.

Пока д’Аркур и прочие рыцари повели свои разведывательные отряды искать переправу, король с армией достиг Пуасси в двенадцати милях от Парижа и обнаружил, что город не обороняется. Страх заставил зажиточных горожан бросить городок, излюбленный французской королевской династией за его красоту, где у короля Франции был свой особняк рядом с женским доминиканским монастырем. Не обнесенный стеной город стоял покинутым в излучине Сены, менее чем в двух десятках миль от Парижа. Бог шепнул Эдуарду на ухо, что дает ему шанс – слабый шансик на переправу через реку. Отступающие французы уничтожили мост, но устои не тронули. Плотники начали рубить лес.

Ко времени, когда д’Аркур и его отряд вернулись к главным силам, плотники Эдуарда сумели уложить цельную шестидесятифутовую балку на устои моста в Пуасси. Сопротивления на том берегу не было – французы отступили в Париж в полной уверенности, что уничтожили мост.

Роджер Окли вызвал Блэкстоуна из роты.

– Томас, немногие способны угодить хромому барону, но, должно быть, ты славно постарался, спасая эту девушку. Он хочет тебя видеть. Ступай к нему.

Проезжая верхом мимо Элфреда, Томас попросил его о любезности.

– Элфред, не подержишь Ричарда при себе? Я не знаю, что надобно от меня сэру Готфриду.

– Подержу. И приберегу для тебя харчей, – ответил сотник.

Блэкстоун подъехал к д’Аркуру и сэру Гилберту. Сэр Готфрид беседовал с Христианой.

– Сей человек доставит тебя в королевский обоз. Ты отважная молодая женщина. Твоя госпожа будет гордиться, – сказал д’Аркур. – Сэр Гилберт! Доложимся королю. – И пришпорил коня.

Сэр Гилберт задержался рядом с Блэкстоуном и Христианой еще ненадолго.

– Ты мне нужен здесь, нечего тебе вкушать изящные кушанья, украденные с королевской кухни. Переговори с одним из королевских капитанов. Поведай, что сэра Готфрида заботит ее безопасность. – Он поглядел на девушку. – Тебе повезло, что тебя нашел Томас Блэкстоун. Он мой присяжник. – Он помолчал, будто раздумывая, что сказать дальше. – Я бы доверил ему свою жизнь.

И погнал коня вперед, следом за сэром Готфридом направляясь к королевскому знамени, реющему над новым дворцом, который Филипп выстроил для себя.

– Сэр Гилберт уважает тебя, – заметила она.

– Уж и не знаю, за что, – скромно признался Блэкстоун. Но похвала капитана значила для него куда больше, чем кто-либо догадывался.

Он повернул коня, и ее руки покрепче обняли его талию.

– Я не была храброй, – тихонько промолвила Христиана. – Я была напугана. В жизни еще не была так напугана.

Нет, подумал Блэкстоун, не так напугана, как он, когда ее тело прильнуло к нему так тесно.

Сэр Гилберт стоял у воды, тоскуя по возможности сбросить бремя своих пластинчатых доспехов после многодневной езды, но пока Готфрид д’Аркур беседовал с королем, его вызвал Уильям де Богун, граф Нортгемптон. Постройка моста шла отнюдь не так быстро, как хотелось бы маршалу.

– Пошевеливайте задницами, или, клянусь Христом, я отрежу вам уши, как ублюдочным изменникам, с умыслом задерживающим продвижение своего короля! – Он обернулся к сэру Гилберту. – Судя по вашим с Готфридом словам, мы угодили между жерновами армий Филиппа.

– Угодим, если не переправимся через реку.

– Истинно, да еще надо пройти девяносто миль к северу, коли мы намерены сомкнуться с Гастингсом и его фламандскими байстрюками. Если не будем мешкать, можем застать Филиппа врасплох. Отсюда до Парижа доплюнуть можно. Король верит, что сие – дар Божий.

– А что думаете вы?

– Что мы уселись задницей в сливки. Как только ваши ребята будут сыты, мне нужна рота лучников, готовых переправиться через эту окаянную канаву и выставить оборону на той стороне. Коли мы сделаем ложный выпад на Париж и…

– Милорд!

Нортгемптон и сэр Гилберт поглядели в направлении, указанном плотником. Вдали на том берегу показался строй французских всадников с бегущей на флангах пехотой.

– Сливки только что свернулись, – с этими словами Нортгемптон схватился за шлем.

Несмотря на немалый боевой опыт, сэр Гилберт оказался совершенно не готов к тому, что Нортгемптон учудил дальше. Нахлобучив шлем, драчливый граф выхватил меч и начал продвигаться по доске футовой ширины к врагу. Умалишенный ублюдок, закованный в восемьдесят фунтов брони и кольчуги, ринулся в атаку по скользкой дощечке над бурлящей рекой.

– Трубить тревогу! – воззвал сэр Гилберт.

Блэкстоун ехал с Христианой в хвосте колонны. Лагерные маркитанты и шлюхи держались подальше от кипящей деятельности этой общины нестроевиков. Обоз вез все личное имущество короля, королевскую кухню и ее поваров. Здесь же были плотники, каменщики и конюшие. Кузнецы – оружейники и ковочные – выгружали переносные горны и уголь, чтобы растопить их. Конюхи, получающие по два пенса в день, заботились о тягловых и боевых животных. Фургоны, набитые бушелями пшеницы, гороха и фасоли, предназначенными в фураж боевым коням, которым одной травы на прокорм мало, отвели в сторону от города. Несли мешки овса для тяжеловозов. Больше провианта для животных, чем для людей, думал Блэкстоун, прокладывая путь верхом среди сутолоки носящихся туда-сюда слуг.

У лекарей были свои свиты, писари вели записи, для причастных хитроумная иерархия чинов и прислужников казалась естественным ходом дел, но Томас привык к незатейливому устройству дисциплины роты лучников, и копошение этих людей ставило его в тупик.

Пока возчики распрягали своих крупных тяжеловозов, оружейники стояли на страже у двух фургонов с селитрой и серой для трех бомбард, привязанных под ними. Эти пушки стреляют каменными ядрами, хотя сэр Гилберт поведал ему, что подобные бомбарды творят больше шума – на манер удара грома, чем несут смертей; сие оставлено на долю королевских лучников.

Блэкстоун тронул коня вперед, к вельможе в мантии, раздававшему указания окружающим.

– Сэр, мне велено сэром Готфридом д’Аркуром доставить даму в призрение.

Тот поглядел на продубленного непогодами лучника со спутанными волосами, липнущими к чумазому лицу, в такой выцветшей накидке, что даже не разберешь герба. По виду немногим лучше бродяги. Лучники – тати и душегубы. Король благоволит к ним за силу, потому-то половину его армии составляет этот сброд из центральных графств. Кто эта дамочка – спасенная в одном из разоренных городов или шлюха дворянина, нуждающаяся в покровительстве? Нипочем не угадаешь, а благоразумие может провести черту между разжалованием и публичной поркой или благосклонным упоминанием из уст маршальской фаворитки.