– Такие мелкие пляшут на конце веревки дольше.

Дитя выглядело ошарашенным, но позволило увести себя к городской площади и разлагающимся останкам человека, еще болтающегося на виселице. Блэкстоун ощутил укол сожаления о ней – куда сильнее, чем о себе с братом.

– Что она натворила? – будто со стороны услышал он собственный вопрос. Повешение – дело достаточно заурядное, хоть они с братом почти и не видели его у себя в деревне, и стражник даже удивился, что он потрудился любопытствовать.

– Украла у своей госпожи кусок кружев, – бросил солдат, подталкивая братьев в зал суда.

Первая пара минут суда ушла на обычные издевки над братом Блэкстоуна. Дескать, обвиняемый в обличье этой бессвязно урчащей твари – надругательство над добрыми людьми графства, а уж то, что такому опасному зверюге дозволяют свободно разгуливать среди ничего не подозревающей публики, – сущая угроза обществу. Ответственность же за управление сим зверем возложена на Томаса Блэкстоуна. Как мужа наказали бы за поведение его жены, поелику та его раба, так и опекун сей твари отвечает за преступление против Сары Флоскли.

Речь практически свелась к монологу, изобилующему осуждением и оскорблениями, и служила лишь для судебного протокола в качестве резона казни братьев.

Судья оглядел забитую народом залу. Денек намечается хлопотный, выслушать предстоит больше дюжины дел, а после избавления сего городишки от его лиходеев еще ехать в следующее графство.

– Кто-нибудь выскажется в пользу обвиняемого?

Вперед выступил сэр Гилберт.

– Я сэр Гилберт Киллбер, а они свободные люди из села Седли, каковое лежит в пределах имения милорда Ральфа Марлдона. Мне велено уведомить настоящий суд, что означенные являются ценными для его светлости людьми и он не желает видеть, как их карают на основании показаний такого дерьма, как Дрейман.

Судью можно было подкупить или запугать, но лорд Марлдон здесь не властен, чтобы прибегнуть к угрозам, а сэр Гилберт, как всем известно, рыцарь бедный и сохраняет свое положение лишь благодаря верности и воинскому искусству.

– Нет свидетельств в пользу того, что сия тварь непричастна, – заявил судья, зная, что шериф притязал на мзду и получил от ворот поворот, так что нечего уповать на более крупную сумму, которую он запросит за закрытие дела. Подкуп и вымогательства для отправляющих общее право – дело заурядное. Кого ни возьми – судью, бейлифа[2] или тюремщика, – деньги могут спасти жизнь на любом этапе правосудия. Так ли уж редко шериф понуждал приговоренного оговорить врагов самого шерифа, чтобы потом вытянуть у них денежки за спасение их жизней? Сэр Гилберт явился исключительно ради того, чтобы отношение лорда Марлдона к его собственным арендаторам выглядело более благожелательным. Средств на избавление шей заключенных от веревки он не выделил.

– Есть ли справедливое основание для того, чтобы их не повесили? – осведомился судья у сэра Гилберта.

– Вам ведомо о прокламации, предписывающей всякому человеку, владеющему акром или более, зарабатывающему более пяти фунтов в год, обеспечить лучника для кампании, замышляемой королем? – Сэр Гилберт поглядел на Блэкстоуна, вскинувшего голову и уставившегося на рыцаря. Он услыхал об этом впервые. Городской глашатай деревни и села не навещает, и любая письменная прокламация останется нечитанной, коли только ее не растолкует сельский клирик, а священник из Седли отправился на паломничество к папе в Авиньон и, должно быть, сбился с пути у ближайшего борделя в Кале. Неужто сэр Гилберт пускает эту прокламацию в ход как средство их спасения?

– Они свободные люди. Они не присягали на верность его светлости, но милорду нужны латники и лучники, дабы откликнуться на королевскую грамоту, скликающую армию. Томас Блэкстоун – прошедший ученичество каменщик, зарабатывающий пять шиллингов в год. Сие, вкупе с шерстью и урожаями, приносит ему требуемую сумму. Его долг ясен. Его жизнь нужна королю, – заключил сэр Гилберт.

– В округе вдосталь лучников и хобиларов[3], дабы удовлетворить требования короля. Не вижу резона предлагать ему деревенского дурачка, каковой самим уж своим присутствием унизит Его Величество. Если это единственный довод в защиту, в нем отказано.

Но сэр Гилберт не собирался стерпеть, чтобы ему дал окорот бородавчатый толстопузый судья, заплывший жиром от взяток и власти.

– Сей отрок не идиот. Он всю жизнь проработал в каменоломне, силой он превосходит многих взрослых мужчин, а своим искусством лучника он славится на три графства. Король будет польщен, узрев, что его искусство нашло доброе приложение в убиении недругов государства.

Судья нацелил толстый короткий палец на сэра Гилберта. За годы судейства латники немало его допекли. Приохотившись к изнасилованиям и грабежам в кампаниях, зачастую они пускаются на грабежи и убийства и на родине. Будь его воля, перевешал бы всех, какие под руку подвернутся. А сей зело опасен. Зная, что сэр Гилберт славится свирепым норовом и воинским искусством, судья пожалел лишь о том, что под рукой нет какого-нибудь злодеяния, за которое можно было бы обвинить и его.

– Закон гласит о пяти фунтах с одной лишь земли. Дурень ничего не зарабатывает – его содержат аки животину, потребную для работ в каменоломне, как вы признали. Его блуд с девицей хорошо ведом. Он лишается жизни.

Сэр Гилберт поглядел на глухонемого, из-за перекошенной челюсти выглядевшего карикатурным дурачком. Обернув взор на старшего брата, рыцарь покачал головой, видя, что Блэкстоун готов ринуться через весь суд. Сэр Гилберт тихонько сжал его руку и, несмотря на силу юноши, крепко держал его. Меньше всего сэру Гилберту нужно было, чтобы Томаса зарубили насмерть в суде за нападение на сортирного судью.

– Думай! – с напором зашептал он. – Думай, чему учил тебя отец! Он был солдатом, Иисусе милостивый! Лорд Марлдон учил твоего отца, и твой отец должен был учить тебя! Думай о Милости!

Паника из-за нехватки знаний стиснула горло Блэкстоуна. Сэр Гилберт дал ему шанс спасти жизнь.

– Выношу приговор обоим этим людям, – провозгласил судья.

Выдернув руку из хватки сэра Гилберта, Томас крикнул:

– Требую Привилегии духовенства!

Сэр Гилберт улыбнулся. Теперь жизнь Блэкстоуна в его собственных руках.

Монах или священник, обвиненный в преступлении, может спасти свою жизнь, потребовав Привилегии, и образованный человек может ходатайствовать о том же праве. Риск громадный. Если обвиняемый не сможет прочесть строки открытой Библии, положенной перед ним, оспорить казнь невозможно. В случае же оправдания он будет вверен в попечение духовенства и предстанет перед церковным судом. Ходили слухи, что чаще всего суд требовал от обвиняемого прочесть Псалом 51 – Псалом раскаяния[4]. Это единственный шанс Блэкстоуна. Отец порол его ивовой хворостиной, пока не вколотил в него каждый стих слово в слово. Но это было уже больше трех лет назад. Теперь его память уже сбоит.

– Томас Блэкстоун умеет читать. Он имеет право требовать, – заявил сэр Гилберт.

Отклонить требование нельзя.

– Принесите Библию. Где клирик? Где он? – нетерпеливо вопросил судья.

Молодой монах с тонзуркой, в своем черном облачении ставший невидимкой в тени колонн, выступил вперед, держа большую открытую Библию с уголками, защищенными латунными накладками. Предъявил ее судье, поглядевшему на выбранный пассаж и кивнувшему. Подойдя, монах поднял открытую Библию перед Блэкстоуном и замер в ожидании.

Взгляд Блэкстоуна упал на пестрящий буковками пергамент, на затейливую вязь буквицы, заключенную в декоративную раскрашенную гробницу. Ничего узнаваемого. Он умеет читать по-французски, а не латынь. Номер псалма был закрыт грязным пальцем монаха.

Томас воззвал к своей памяти. Мастер-каменщик научил его видеть структуру зданий мысленным взором – преображать числа на чертежах в реальность. Узри это мысленным оком, и оно появится, учил его седовласый мастер с раздробленной ладонью.