Ободренные этим успехом, вилланы тихонько подкатили к дверям амбара воз с сеном, чтобы никто из находящихся внутри не смог выбраться, и навалили сухое до хруста сено по всей его длине. Остальное доделают высокие сухие кусты и трава вокруг старого здания. Без единого звука они разлили сало перед главной дверью. Чиркнули огнивом, и ко времени, когда они скрылись под сенью леса, летняя трава и сухая, как порох, древесина уже полыхали вовсю.

Блэкстоун был погружен в глубокий сон. Он вытесал и уложил краеугольный камень для большой залы лорда Марлдона. Церемонию укладки посетили король и его сын, Эдуард Вудсток. Хвалебные речи превозносили мастерство камнетеса, суля ему богатство и вступление в гильдию каменщиков. Потом последовали большой пир и турнир. На вертеле жарился целый бык, скворча и истекая жиром. Дым ел глаза.

Он забарахтался, пробуждаясь. Густой удушающий дым заполнял амбар, и огонь жадно лизал стены. Где-то вдали за треском горящего дерева слышались людские крики и ржание лошадей. Он почти ослеп от едких слез, каждый вздох обжигал горло и легкие, повергнув его на четвереньки в корчах кашля. Натянув куртку на голову, он принялся шарить вслепую в поисках брата, но вместо того наткнулся на собственный лук в чехле. И принялся тыкать им в сено вокруг, как слепой нищий, пока не нащупал тело. Протянув руку, ощупал лицо. Заросший щетиной подбородок поведал, что это не Ричард, но он все равно пинал человека снова и снова, пока тот не проснулся. Страх быстро протрезвил его, и он поднялся, цепляясь за Томаса.

– Остальные! – крикнул ему Блэкстоун из-под своего подобия клобука. – Остальные!

Второй опустился на колени, натянув куртку на голову, как Блэкстоун, и начал шарить ладонями вокруг себя. Занявшийся пожар громадным рывком устремился к крыше. Жар скоро погубит их, если только постройка не рухнет прежде. Пробираясь на карачках, Томас нащупал кривое лицо брата и попытался поднять его, но отрок был чересчур массивен даже для Блэкстоуна. Его ладонь наткнулась на глиняный кувшин, и Томас плеснул жидкость брату в рот. Захлебнувшись, тот сел, пытаясь отдышаться. Блэкстоун тряхнул его, и отрок протянул руки, цепляясь за палочку-выручалочку, которой стал его брат.

Три человека сослепу набрели на них. На миг скучились, ища пути к спасению. В углу амбара стояла сельская телега, скрытая дымом. Огонь уже разбегался по ней, жадно набросившись на сало, которым были смазаны ее оси. Блэкстоун молча указал – заговорить значило вдохнуть раздирающий легкие дым. Телега казалась их единственным шансом. Если удастся толкнуть ее с достаточной силой сквозь пылающие деревянные стены, они смогут вырваться. Тлеющая солома кружила в воздухе, тяга огня засасывала ее с пола искрами, а с крыши, готовой вот-вот рухнуть, сыпались горящие щепки. Врата пекла уже разверзлись.

Они навалились на телегу всем своим весом, но, несмотря на силу лучников, телега даже не тронулась с места. Они отступили под укрытие ее широких дубовых досок. Блэкстоун прикрыл рот ладонью, пытаясь набрать воздуха в грудь.

– Там! – крикнул он, перекрывая рев пламени. – Тот угол! – и указал. Огонь полыхал повсюду, но один угол горел медленнее. – Его чинили! Это свежая древесина. Самое слабое место!

Времени у них не осталось. Он подбежал к обшивке угла, чувствуя, как шкворчат волосы и жар опаляет лицо, и врезался в нее плечом. Свежеспиленная, медленнее горящая древесина подалась на дюйм-другой. Повторил попытку, и на сей раз и брат врезался в доски своей массой. Древесина почти треснула. Двое других принялись пинками отшибать доски, и когда Ричард навалился плечом на самую разболтанную, та подалась.

Они сквозь пламя вылетели в ночь. Спотыкаясь и взахлеб ловя воздух ртами, тащили друг друга вперед, но потом вдруг, лишившись сил, снова повалились, сотрясаемые рвотными спазмами от дыма, с застланными слезами взорами. К ним бросились люди; сэр Гилберт схватил Блэкстоуна за одну руку, конник за другую, солдаты поступили так же с остальными уцелевшими и потащили их под защиту деревьев. Двое солдат прибежали от желоба с ведрами, окатив задыхающихся, дымящихся людей водой. Амбар рухнул, послав высоко во тьму огненный шар искр.

Блэкстоун лежал ничком. Когда взор его прояснился, перед глазами появились красные звезды, вкрапленные в небесную твердь и, мерцая, засасывающие души погибших. К груди он прижимал, как бесценный военный трофей, отцовский боевой лук. Кожаный чехол был опален, но оружие не пострадало. Чтобы остаться в живых, ему нужно везение, и в его душе глубоко укоренилось суеверное убеждение, что пока боевой лук останется в его распоряжении, удача будет оберегать его. Когда занялся рассвет, закопченные люди уставились на дымящийся амбар. Останки их товарищей невозможно было отличить от обугленной древесины. Уцелевшие жадно пили, пытаясь унять саднящую боль в горле.

– Сэр Гилберт! – позвал один из хобиларов.

Все обернулись туда, куда он указал. Джон Найтингейл на четвереньках выползал из кустов. Его волосы слиплись от засохшей крови, и он облевал землю и свой камзол. Усевшись на корточки, он тупо уставился на могильник, где совсем недавно его товарищи смеялись, чувствуя себя в полной безопасности.

Сэр Гилберт стремительно зашагал к нему, пока двое из его людей вздернули Найтингейла на ноги. Юноша сморщился.

– Воды, сэр Гилберт, воды. Если можно, – прохрипел он пересохшим ртом, чувствуя кислый привкус.

Сэр Гилберт схватил юношу за подбородок. Вонь блевоты и затхлого сидра подтвердили то, что он и так уже знал. Один из хобиларов, подняв глиняную бутыль, перевернул ее кверху дном. Изнутри не выкатилось ни капли.

– Дайте ему воды! – распорядился сэр Гилберт и повернулся к выжившим. – Этого человека поставили часовым?

Все, кроме брата Блэкстоуна, не способного услышать вопроса, отвели глаза.

Сэра Гилберта такой ответ не устроил.

– Брей выставил этого человека? – сграбастав Уилла Лонгдона за грудки, настоятельно вопросил он. Выбора у Лонгдона не было. Он кивнул.

Оттолкнув его, сэр Гилберт обернулся к Найтингейлу, отчаянно хлебавшему воду из бурдюка. Сэр Гилберт выхватил его.

– Где твой лук и колчан? Где твой окаянный меч, говно свинячье? И твой нож? – От грозного тона рыцаря кровь стыла в жилах. Блэкстоун чувствовал, что вот-вот случится что-то ужасное, наверно, даже ужаснее, чем уничтожение амбара.

– Найди веревку, – приказал Томас одному из своих людей. Сердце Блэкстоуна грохотало от собственного бессилия.

Найтингейл замямлил. Его одурманенный мозг до сих пор не мог постичь случившегося.

– Сэр Гилберт, не знаю. Я отошел поссать. Виноват, – пролепетал Найтингейл.

– Четырнадцать лучников мертвы, и господин Брей в их числе. Король ценит своих стрелков. Они – золото его короны. И они погибли, потому что ты никак не мог насосаться, будто подсосный поросенок у маткиной титьки. Люди пришли и забрали твое оружие. Люди пришли и перебили моих лучников! Из-за твоего небрежения!

Один из хобиларов завязал веревку и перекинул ее через толстый сук каштана. Двое других поволокли Найтингейла к ней. Юноша отбивался.

– Сэр Гилберт! Я вас молю! – Он почти вырвался. Страх протрезвил его рассудок, умножив силу его мышц лучника. Один из хобиларов двинул его по затылку, и так же внезапно, как начал отбиваться, он смирился с неизбежным.

– Я сожалею, – крикнул он пятерым лучникам, не тронувшимся с места. – Я сожалею, парни. Простите меня.

Ему быстро связали руки. Не было никакой церемонии. Просто двое хобиларов потянули за веревку, вздернув лягающегося, задыхающегося юношу в воздух.

Сэр Гилберт отвернулся.

– Ведите лошадей!

Блэкстоун не мог отвести взгляда от распухающего лица. Вздувшийся язык Найтингейла побагровел до синевы, из глаз потекла кровь, ноги отчаянно лягались, хоть и не так сильно, как мгновения назад.

Когда кавалькада проехала мимо него через пару минут, первая ворона уже села.

Никаких молитв по усопшим не произносили, да они и не требовались. За ушедших могут помолиться армейские священники, для того их и держат. Профессиональные солдаты лишь сплюнут, проклиная дьявола, поклянутся отомстить врагу и вознесут собственные молитвы благодарности, что еще живы, – а после поделят добычу погибшего товарища между собой. Чтобы выследить селян, ушло все утро. Те бежали на фоне горизонта по гребню, соединяющему два угла леса, и их силуэты видны были на целые мили.