Когда подходил к широкому крыльцу, из высоких резных дверей появились двое. Фон Колер и высокий русоволосый господин нордического типа. Более старший и широкий в плечах, чем та молодая копия, которую я совсем недавно оставил в полубеспамятстве в парке. Господин вперился в меня тяжелым взглядом, а я не нашел ничего лучше, чем состроить гримасу, поджав губы, и извиняющеся пожать плечами. Мол, оно само так получилось.

Старший Власов едва сдержал приступ ярости – глаза его опасно взблеснули, а кулаки сжались. Фон Колер предупреждающе поднял руку и, взглядом попросив беловолосого господина подождать, двинулся ко мне.

– Алексей Петрович, – негромко произнес барон, оказавшись рядом.

– Максимилиан Иванович, – в тон ему ответил я. И почти сразу почувствовал, как колышется воздух вокруг – барон повесил над нами защитный купол.

– У вас с собой кольцо Антона Аверьянова? – поинтересовался барон.

Так. На имени я мысленно споткнулся. Вот как бывает, когда сразу наваливается много всего. Клан, получается, Власовых, а фамилия пытавшегося оскорбить меня – Аверьянов, я ведь и забыл совсем об этом. Черт, но они же похожи как две капли воды! Или этот мужик на крыльце не представитель княжеского рода Власовых, а старший Аверьянов?

– Как зовут господина, что прибыл за перстнем? – поинтересовался я невпопад, заставив барона раздраженно сжать губы в тонкую нить.

– За перстнем гимназиста Аверьянова прибыл сам его сиятельство князь Михаил Сергеевич Власов.

«Почему тогда Антон Аверьянов? Тоже со стороны нагуленный, как и я?» – мысленно удивился я в очередной раз фамильному сходству.

– Так у вас с собой снятое с Аверьянова кольцо? – продемонстрировав нетерпение, вновь поинтересовался барон.

– Да.

– Кольцо надо отдать его сиятельству прямо сейчас. Я обещал, что вы это сделаете, – заметив, что я было собрался что-то сказать, пресек мои возражения барон.

В ответ на это мне оставалось только разочарованно вздохнуть. Что-либо еще уже бесполезно говорить – если фон Колер действительно обещал. Да даже пусть не обещал, а соврал мне, он ведь не признается в этом. Барон – мой опекун, и если я сейчас заартачусь, последствия будут неприятными для нас обоих.

– Хорошо, я отдам перстень, – скрепя сердце согласился я.

– Благоразумное решение, – кивнул фон Колер, снимая купол завесы.

Быстрым шагом я направился к князю Михаилу, но остановился, не доходя метров трех. Он ждал на ступенях лестницы, я же встал снизу на брусчатке. Так что он возвышался надо мной, как гора Килиманджаро над саванной.

Достав из кармана пиджака трофей, вытянул руку с открытой ладонью, демонстрируя воспаривший в воздухе перстень князю. Власов смотрел на меня сверху вниз и ждал, пока я подойду. Я же делать этого не собирался.

– Антон Аверьянов сегодня хотел меня оскорбить. Пытался оскорбить грязно, исподтишка. Даже, наверное, оскорбить изощренно – так, чтобы я не смог равноценно ответить, а тем более вызвать его на дуэль. Именно поэтому в ответ он столкнулся с моей столь резкой реакцией.

Я выдержал короткую паузу. Власов был явно раздражен. Не думаю, что целый князь только и думал последние дни о том, чтобы с началом учебного года кататься по гимназиям и решать проблемы юных членов клана. А когда тратишь время, которое для власть имущих это все – деньги, влияние… Когда тратишь время зря, радоваться этому сложно. Но, несмотря на раздражение, к моим словам князь все же прислушался, и я продолжил.

– Когда я снял с пальца Антона Аверьянова перстень, я сказал ему, что за кольцом жду того, кто дал команду выставить меня на всеобщее посмешище. Надеюсь, он вам это передал?

– Нет, – коротко ответил Власов.

– Оскорбления, которые при всех пытался нанести мне Аверьянов, – это удел не противников, а смертельных врагов. Или холуев, которые выпили зелье с критической дозой слабоумия и отваги. Вы можете сейчас забрать перстень, но тогда интересантом того, чтобы втоптать меня в грязь, я буду вынужден считать вас.

Власов думал достаточно долго. Секунд десять. После чего едва заметно дернул щекой и пошел прямо на меня. Приблизился почти вплотную, постоял несколько секунд, а после рывком запахнул плащ и, пройдя мимо – едва не коснувшись моего плеча, быстро оказался у машины. Глухо хлопнула дверь, и черная туша широкого автомобиля мягко тронулась, слегка накренившись в развороте.

– Машинам же нельзя заезжать на территорию гимназии? – задал я риторический вопрос подошедшему фон Колеру.

– Вы опасный человек, Алексей Петрович, – задумчиво протянул барон.

– Шутить изволите, Максимилиан Иванович, – невесело улыбнулся я, сжимая кулак и убирая перстень в карман.

Постояли, помолчали немного, глядя, как удаляются по подъездной дорожке ярко-красные габаритные огни.

– Максимилиан Иванович?

– Слушаю, Алексей Петрович?

– После случившегося я могу безбоязненно ходить по улицам, или мне надо начинать опасаться за свое здоровье?

– Старайтесь лишний раз не появляться в одиночестве, тем более в темных переулках. Реакцию князя Михаила я не берусь предугадать, но вряд ли с его стороны можно ожидать агрессии в ближайшее время. Но у вас уже много других… друзей, и не все еще представились. У вас остались дела в гимназии?

– Нет.

– Тогда, думаю, нам будет лучше сейчас вместе отправиться в имение.

Машина фон Колера, кстати, также находилась на территории гимназии. И, глядя на мощный автомобиль, я бы никогда не подумал, что это машина профессора.

До имения Юсуповых-Штейнберг доехали в тишине. Почти в тишине – сопровождаемые женским голосом навигатора, предупреждающим о приближении к критично-опасному порогу скоростного режима. Барон вел машину резко и агрессивно, на грани нарушения правил. Доехали до имения мы быстро и здесь разошлись не прощаясь. Фон Колер поехал в гараж, а я выскочил почти на ходу и направился в главное здание. Путь мой лежал в рабочий кабинет Анны Николаевны.

Я не ошибся – Анастасия была здесь. Княжна сидела, развалившись в кресле, повернувшись спиной к выходу. Прикрыв за собой дверь, я прошел через кабинет и устроился на гостевом кресле. И, не скрываясь, выругался, когда увидел уполовиненную бутылку виски на столе.

Кресло развернулось, и на меня посмотрела княжна. Опьянения внешне на первый взгляд у нее заметно не было – лишь потухшие глаза маслянисто поблескивали.

– Ты откуда такой красивый? – спросила Анастасия, оглядывая мой рваный и окровавленный костюм. Вот черт, а я совсем ведь забыл об этом – с Власовым, с этой поездкой в машине фон Колера. Даже не вспомнил о том, что переодеться надо.

– Стреляли, – пожал я плечами, опустив взгляд и посмотрев на прорехи в рубашке и на штанах. – Алкоголь глушит магию? – поинтересовался я, поднимая взгляд.

– Да, – только и ответила девушка, большим глотком допивая остаток виски на донышке. Для этого ей пришлось высоко запрокинуть стакан, так что несколько кубиков льда проехалось по стенке и встретилось с влажными губами.

– Что стало известно? И как это произошло?

Не отвечая, Анастасия медленно, выверенными движениями достала из ящика планшет и положила на стол. В последний момент тонкий прямоугольник сорвался с ее пальцев и звучно шлепнул всей поверхностью о стол. Резким жестом княжна отправила планшет по столешнице мне, после чего взяла бутылку и налила себе еще виски. Только сейчас я заметил, что она пьяна практически в дым. Бутылку держала неуверенно и пролила немного на лакированную поверхность стола. Просто концентрируется на простейших движениях и выглядит почти трезвой, оттого степень опьянения не сразу заметна.

Я молча взял планшет и всмотрелся в экран. Так, серая сеть, ясно все. Заметка, текст проглядел мельком. Бла-бла-бла, Юсупов-Штейнберг, приблудный сын, вдруг откуда ни возьмись – даже вчитываться не хочется, все стандартно для желтых сайтов.

Внимание привлекала фотография. Довольно размытая, но мое лицо угадывается. На руках у меня голая девушка. Как раз тот самый момент, когда я выносил княжну из ванной комнаты. Снимали с улицы, с дрона, который подлетел практически вплотную к стеклу, как понимаю. И еще понимаю, что вот это вот все серьезный просчет службы безопасности. Если она тут вообще есть, а не один неизвестный мне пока Роман Игоревич З. за безопасника выступает. Хотя не один наверняка. Сам вчера вечером активы рода рассматривал. Не бывает, когда так много всего есть, а защищать это некому.