Гефест поднял на нас глаза, в которых застыла настоящая мольба. Удивлен. И судя по выражению лица Танатос удивлен не меньше меня.

— Я хочу спасти её. От самой себя … и от олимпийцев, которые воспользуются её безумием, чтобы уничтожить её сейчас и свергнуть Зевса с трона Верховного бога. — Гефест смотрел на нас все с той же мольбой. Не наигранной, а настоящей. Я все никак не мог поверить в то, что в олимпийцах остались какие-то крохи семейных ценностей. — Она слаба… Очень слаба, и я прошу заточить её в Тартар. Я принесу цепи и сам прикую её. Дай мне разрешение войти в Тартар.

“Какой добрый и заботливый сын!” — подумал я, а уголок губ Танатоса дрогнул в улыбке.

— А какой смысл нам это делать? — ледяным тоном начал Танатос, ища малейший намек на ложь в словах или действиях Гефеста. Мой друг, как и я, не верил в альтруизм небожителей. — Почему мы решаем свои проблемы сами, а вы нет? Или вам подарить самоучитель по решению проблем? Все просто. Видишь проблему, смотришь на нее, подходишь и решаешь. Если ничего не помогло, пробовать до тех пор, пока не решиться! Что тут сложного?!!

Гефест нахмурился, смерив нас тяжелым взглядом и кивнул.

— Хорошо… Я хоть и ненавижу олимпийцев, как вы, но многому научился у них, — племянниц говорил ровно и настолько серьезно, насколько это мог сделать олимпиец, — Последнее собрание олимпийцев, на которое вас не позвали проходило в храме Деметры в Элевсине. Под покровом. Почему-то не позвали туда ни вас, ни Зевса. Прошло оно, так сказать в теплой, семейной обстановке. Мать-природа вспомнила пророчество о младшем из титанов. Что он или она свергнет громовержца.

— Ну прям заново Херсонес открыл, — огрызнулся Танатос. Кажется, мой друг начал понимать в чем дело, а я пока ещё нет. — Недавно там были, храм неплохой.

— Я понимаю, что пророчество вы знаете, — всё так же ровно продолжил Гефест, неотрывно смотря на Танатоса. — Вот только олимпийцы теперь знают кто это, благодаря Деметре. Она указала им на титана…

Танатос смотрел теперь на меня тяжелым взглядом, как бы намекая на многое, что он может сделать, и шанс получить вечное забвение у меня вполне реальный. А вот это нехорошо, совсем нехорошо…

— Кто? — угрожающе прорычал Танатос, а Гефест дернулся в мою сторону. Нет, племянник, отойди от меня. Я не хочу, чтобы в случае чего, меня задело. — Кто это?!

— Это ваши жены. — припечатал Гефест, а мы с Богом смерти синхронно дернулись. — Прозерпина и Персефона. Они обе идеально подходят под пророчество. Но Прозерпина больше. Вы же помните? Титан, рожденный от двух титанов, взращенный среди смертных, принявший на себе гнев Геры и попавший живой в Аиду. Гера не тронула Персефону на свадьбе. А вот Прозерпину…Гнев Геры преследовал обоих, да. Но настиг только Прозерпину.

Мы замолчали. В тронном зале звеняще стояла тишина. Атлантида все-таки утонула. Интересно, как назовут корабль с титанами? Титаник?

— Да, они подумали именно на твою девочку, Смертный Бог, — с сожалением повторил Гефест, сочувственно смотря на Танатоса. У Бога Смерти заходили желваки. — Но Деметра уверена, что её, как мать, дочь не тронет. Она же мать? А Деметра уже вымолит у дочери прощения для тех, кто её поддержит. И сейчас она рассказывает всем о том, какая она замечательная мать, как она любит своих дочерей, что близнецы послушны только ей…. Арес предложил убить её и забыть о пророчестве. Я предупредил вас. Танатос, они будут пробовать уничтожить её. Итак, мы договорились? Информация в обмен на безопасность матери?

— Да, — сквозь зубы выдавил Танатос, ломаными движениями поворачиваясь в мою сторону, — Приноси цепи.

Гефест благодарно кивнул и развернувшись к выходу, направился прихрамывающим шагом прочь из дворца.

— Племянник, я тебя провожу! — тут же нашелся я, косясь на Танатоса, — Подожди меня.

— Сам дойдет. — отрезал Бог Смерти, пока я мысленно прикидывал, что меня вполне устроит местечко между Герой и Кроносом. — Гадес, надо поговорить.

— Гефест удалялся широкими шагами, а я не хотел поворачиваться в сторону Бога Смерти. Очень не хотел, но пришлось…

— Дорогой мой, Гадес, — вкрадчиво начал Танатос, подходя к другому концу тронного зала и делая взмах рукой. Тьма набежавшая к нему стала сгущаться и перед Богом Смерти образовался огромный черный трон, переливающейся звездами, внушая мне комплекс неполноценности и зеленую зависть. Вокруг разгоралось пламя тартара. — Когда-то очень давно, ты пришел ко мне и сказал:” Я знаю кто ты… Оставь в живых олимпийцев… Я улажу вопрос с преследованием твоих родителей Эреба и Никаты… Без кровопролития…Представлю тебя, как смертного…Все будет хорошо… Я найду того, на кого падёт подозрение… Только оставь мне их, они забавные… Они — моя семья… ”… И что мы теперь имеем? Забавные олимпийцы, которые хотят убить мою девочку? Мою девочку, которая единственная, кто понравилась мне за несколько сотен тысяч лет? Это по-твоему забавно? Ты, садись, внучек, садись. Не стой.

Взгляд Танатоса не предвещал ничего хорошего, а меня буквально пригвоздило к трону. И ведь говорил я этим олимпийцам сидеть тихо! Вот я предупреждал? Предупреждал! Говорил? Говорил! Кто меня послушал? Никто… А достанется мне…

— Зато какая легенда красивая получилась! — оправдывался я, понимая, что одно лишнее слово, и Олимп канет в Лету разом. И без очереди. И родственники переедут ко мне в полном составе., - Простой Смертный! Спасал спартанскую наложницу! История любви, прерванной богами и царем!

— Да если бы я за ней лучше следил, а не занимался расширением Аиды, чтобы тебе было где править, то узнав о ее любвеобильности, убил бы сразу, — заключил Бог Смерти, не сводя с меня глаз, — Я бы жил себе и никого не трогал. Алкея бы убила царя, а я тихо правил Спартой. Но нет! Зюсе срочно понадобилось перебить титанов! Власти захотел. Скажи мне, Гадес, вот эти приступы у Зевса частое явление? Вы его лечить не пробовали? Кстати, про Алкею, ты зачем её выпустил? Хотел меня позлить? Еська, между прочим, очень расстроилась.

— Я упустил из виду, я и же забрал обратно! Да и ты в курсе уже, что она тебе соврала, когда сказала, что её в жертву мне принесут! — обиделся я, напоминая Танатосу и отвлекая его от сложившейся ситуации, — тем более, ты сам знаешь, от судьбы не уйти. Ты разбирался здесь, зачем она мне. Ее же как бы в жертву несли? Хотя я не просил! Ты же знаешь мой девиз: “Меньше жертв — меньше работы”. Твой обожаемый царь её отловил и убил за измену. Что, кстати, стало отличным поводом вызвать тебе царя на бой. А ведь сам он сражаться ой как не хотел…

Танатос хмыкнул, а давящая сила на меня ослабла. Воздух! Такой родной, такой сладкий! Фуу-фух-фух, вроде отпускает моего друга. И меня заодно.

— Ты говорил, что пока в Тартаре сидит ни в чем не повинный Кронос, то олимпийцы притихнут, — поймал меня Танатос, на давно сказанных словах. — А сейчас у них титаническое обострение?

— Тебе Кроноса жалко? Предлагаешь выпустить? — усердно переводил тему я, успокаивая моего друга. Он конечно хороший, но в нашей дружной семье олимпийцев звиздюли размазываются равномерно по всей семейке. — Можем подойти к нему, протянуть ручки и заорать: “Папа!”. И это, пожалуй, будет последнее из того, что мы успели сделать! Как ты думаешь, после второго заточения он будет очень рад нас видеть? Мы тут интриги плетем, а Кронос наращивает силу. Мы тут слухи разносим, а Кронос наращивает силу! Мы тут гадости друг другу делаем, а Кронос наращивает силу! И повезло, что он тогда до конца не проснулся! И мы его смогли утихомирить! В том числе и я…

— Ути божечка ты мой, — ухмылка против воли растянулась на лице Танатоса! Я спасен! Я спасен! Бабушка, это твои гены! Фууууух! — Итак, что на этот раз мне помешает всё-таки выкосить Олимп? Проредить стройные ряды любителей искать себе неприятности на ровном месте?

Зюся, если ты сейчас икнул, то у меня тут такой наплыв должен быть, что не отмашешься. Танатос подложил руку под подбородок и с едкой ухмылкой уставился на меня. С меня семь потов сошло… Так-так- так, Гадес, думай….