– Господи, помилуй! Спаси и сохрани нас, Боже, твоею благодатью! Дай силы, Господи, преодолеть всё! Господи, помилуй! Господи, спаси… – повторял владыка, осеняя себя крестом.

Декабрьский мороз делал свое дело, и в камере становилось холодно. Владыка Серафим видел, что лежащий на полу Саблин стал дрожать. Подняться на нары он не мог. В избитом человеке с трудом можно было узнать того крепкого мужчину, который вышел из камеры… Он открыл глаза.

– Как дела, отец митрополит? – сплевывая кровь, тихо спросил Саблин.

– Дорогой мой, за что они так?.. На вас же живого места нет!

– А… говорят, «враг народа». Кто-то донес, будто я критиковал политику руководства страны, – сквозь стоны ответил Саблин.

– Ничего святого у этих людей! Извините, не по силам мне помочь вам подняться. Я вижу, вы дрожите.

Но офицер его не слышал, снова потеряв сознание.

– Молодой человек! – позвал владыка Серафим.

– Чего?! – нехотя отозвался молодой сокамерник.

– Я бы попросил вас… Помогите ему или укройте шинелью. В конце концов, это же его шинель!

– Что? Дед, ты умом тронулся?! Ему недолго осталось, кончится скоро, а ежели сегодня не сдохнет, то завтра добьют!

– Господи, сколько в вас черной злобы! – простонал владыка. – Почему так ожесточены, в таком-то юном возрасте?.. Вы же не живете, вы страдаете и несете только зло!

– Я тебе сказал: заткнись! Я тебя терпеть не собираюсь, святоша! – парень подскочил к лежащему митрополиту.

– Я вас не боюсь, молодой человек. Я взываю вас к вашей совести! – спокойно произнес владыка Серафим.

В этот момент парень схватил митрополита за ворот одежды и потянул, приподнимая.

– С каким бы удовольствием я пошарил бы в твоем доме! Наверняка золотишко имеется! – продолжая тянуть митрополита вверх, шипел сокамерник.

– Как-к вам… не стыдно?.. Что вы дела-е…те?! Образумьтесь! – уже хрипел владыка Серафим.

– А, страшно?! А где же бог твой?! Самое время ему появиться! – с довольной ухмылкой сказал парень и с силой ударил владыку о нары. После чего пошел к своему месту, переступив через лежащего.

Митрополит посмотрел на Саблина, который скрючился на полу и дрожал.

– Господи, не остави нас… Прости прегрешения наши… Спаси и сохрани нас Твоею благодатью, – шептал владыка и, собрав силы, поднялся и сел на нарах. Слегка отдышавшись, он осторожно спустился на пол, на руках и коленях сумев подобраться к Саблину.

– Андрей Игнатьевич, как вы чувствуете себя? – негромко спросил он.

– А, это вы, отец митрополит… Ребра все сломали, суки! И три зуба выбили, сволочи, – сквозь стоны ответил Саблин.

– Вы замерзнете на полу, на нары бы надо.

– Да, пробирает морозец-то… Силенок только нет, а вы мне точно не помощник.

– Это вы правильно заметили, толку от меня никакого…

– Мы с вами, отец Серафим, можем только по полу перекатываться, туда-сюда, туда-сюда! – Саблин с трудом растянул разбитые в кровь губы в подобии улыбки.

– Вот, мил человек, словно шарики! – и оба рассмеялись.

Митрополит лег рядом с Саблиным на полу, и они забылись сном, прижавшись друг к другу. Им и вправду стало теплее.

Владыка проснулся и удивился, что лежит на своих нарах, укрытый шинелью офицера. В дальнем углу камеры по стойке «смирно» стоял их молодой сокамерник, а рядом с ним, держась за живот и хромая, вышагивал Саблин. Митрополит прислушался к их диалогу.

– Итак, товарищ Бублик, повторяю последний раз! Если еще раз ты оскорбишь этого святого человека, то я засуну твою голову куда?

– Я понял, – еле слышно сказал парень.

– Я не слышал. Куда?

– В жопу, – вздыхая, ответил тот.

– Правильно, товарищ Бублик! Твою голову в твою задницу. Ты только представь, Бублик, как тебе для этого придется свернуться! Но ты не переживай, я тебе помогу. Ты понял меня, Бублик?..

– Понял… – парень не поднимал головы.

– И боже тебя упаси, Бублик, еще раз прикоснуться к моей шинели. Что тебя ждет за это?

– Я понял.

– Не слышу! Что ждет за это?! – Саблин остановился совсем рядом с с собеседником.

– Моя голова будет в моей жопе…

– Правильно. И поверь мне, Бублик, я не шучу! И учись разговаривать нормально, человеческим языком, а не этим блатным жаргоном! Здесь с тобой, между прочим, интеллигентные люди сидят, воспитанные и много знающие. Понял?

– Ага.

– Никак, Андрей Игнатьевич, вы решили воспитанием заняться? – улыбаясь, обратился владыка к Саблину.

– А, отец митрополит, вы проснулись? Да, тут малость к порядку некоторых решил призвать! – ответил офицер и, присев на нары рядом, продолжил: – Спасибо вам, митрополит Серафим, от души спасибо! Честно говоря, никак не ожидал, что со мной на сыром полу спать будете. Если бы не вы, околел бы, наверное, от холода.

– Ну что вы! Мы же с вами понимаем, что люди должны помогать друг другу. У меня к вам просьба есть.

– Да, слушаю вас.

– Вы уж называйте меня попроще, а то «митрополит» уж больно официально. Можно «отец Серафим», а можно «батюшка», меня так прихожане звали.

– Хорошо… митрополит.

В это время дверь камеры открылась, и вошли трое солдат. Потом они расступились, и в камеру шагнул Реденс.

В камере воцарилась тишина, только комиссар тяжелыми шагами прошел по камере и пристально посмотрел в глаза Саблину и Бублику. Затем он приблизился к нарам, где лежал митрополит.

– Ну что, поговорим, Леонид Михайлович?! – присев рядом, спросил Реденс.

– Здравствуйте, Станислав Францевич, – негромко ответил владыка Серафим. – Давайте поговорим. Извините, встать не могу.

– Этих двоих убрать отсюда! – дал команду Реденс.

– Саблин! Бубликов! На выход! – громко сказал один из солдат.

Офицер и парень вышли из камеры вместе с конвойными.

– Простите, как фамилия того юноши? – спросил митрополит.

– Бубликов. А что?

– Нет, ничего… просто теперь понятно, почему Бубликом зовут. Так о чем вы хотели со мной поговорить?

– Вы же понимаете, что у вас нет выбора, – холодно глядя на митрополита, заявил Реденс. – За антисоветскую пропаганду, которую вы вели на своих проповедях, вам дадут десять лет или расстрел! При вашем возрасте и здоровье любой срок – это смертный приговор.

– Да уж, незавидные перспективы у меня, – согласился владыка Серафим. – Даже интересно: есть ли выход из этой дурной ситуации?

– Выход есть. Учитывая ваше влияние на духовенство, вы бы могли официально заявить, что церковь – это обман, который придумали, чтобы контролировать массы людей! А я со своей стороны, уполномочен довести до вас, что после такого заявления вас немедленно отпустят домой.

– Да… такое предложение можно делать иудам, готовым ради своей жизни предать Господа нашего и веру святую!

– Да бросьте вы этот бред! Даже дети, и те знают, что Бога нет. Слышите – нет!

– Это вы так считаете! А многие люди веруют в Господа нашего и приходят в храмы, и молятся, прося помощи и защиты.

– Да они приходят в церковь, потому что больны вашими бредовыми мыслями. Еще с царского времени отойти не могут. Но ничего, молодежь уже все больше атеисты, а комсомольцы верят только в светлое будущее!

– Я вам так скажу: светлого будущего не будет без веры. Вера – это духовность, а безверие – мертвая жизнь, которая закончится тьмой. Нельзя без веры, нельзя без души. И только истинная вера нас спасет.

– Вы старый человек, и я не пойму: то ли вы специально делаете вид, что не понимаете всю серьезность положения, то ли вы действительно готовы умереть в сырой вонючей камере?

– Думаю, что вам не понять, – с сожалением произнес митрополит. – Смертью меня не испугать, я прожил жизнь и видел много страданий. Это уже третий арест, а в предыдущей ссылке мне делали много похожих предложений. Предать Господа… что может быть хуже? Для меня такое неприемлемо! Я готов умереть с верой в душе!

– Ой-ой-ой! Какие мы отважные… Но думаю, вы немного недооценили меня. Раз мне поставили задачу уговорить вас, то я вас вразумлю любым способом… Бурцев! – встав с нар, крикнул Реденс.