– У меня нет тёщи.
– А, да, – вспомнил он. – Легко тебе советы давать!
– А у тебя что, тёща – близкая? – спохватился я.
– Ещё как близкая. В одной комнате.
– А, да, – вспомнил я. – Конечно. Это не жизнь.
– Конечно, – сказал он. – Но почему я должен плевать ей в лицо?
– В глаза, – поправил я. – Это логично вытекает. Если бы ФСБ криминализировалась, то они бы там тоже стремились во власть. А они не стремятся.
– Действительно… – Виктор Петрович задумался.
– Из ФСБ – я имею в виду: из действующего состава – кто-нибудь когда-нибудь куда-нибудь баллотировался?
– Да вроде нет.
– Вот то-то. Значит, она – не криминальная.
– Значит, не криминальная, – с облегчением согласился Виктор Петрович.
– Ну, слава богу. Хоть кто-то.
– Слава богу.
Мы удовлетворённо выпили чаю, и Виктор Петрович ушёл.
А я остался. И перед сном ещё долго думал: «Ну, слава богу! Слава богу!»
Рубеж эпох
«Литературная газета. Юг России» 22.12.1999
– Ну, вот, – сказал Виктор Петрович. – Вот мы и дожили.
– Да, – сказал я. – А собственно, до чего?
– Как до чего? До двадцать первого века.
– Ещё год доживать, – уточнил я с удовольствием. С некоторых пор я перестал приветствовать быстрый ход времён.
– Какой ещё год?.. Всё! Уже!..
– Ошибаешься, – сказал я. – В новом году мы продолжим жить в старом веке.
Виктор Петрович вскочил.
Стало очевидно, что придётся объяснять. Я сел поудобней.
– Давай посчитаем. Вот наступает две тысячи первый год…
– Двухтысячный, – перебил Виктор Петрович.
– Ладно. Двухтысячный. Но после него – какой?
– Две тысячи первый.
– И вот он наступает. Две тысячи первый, десять тысяч первый, сколько угодно первый – если он первый, то, значит, он первый?
– Ну безусловно! – сказал Виктор Петрович.
– Значит, две тысячи первый год – это первый год нового века, так?
– Ну так, так!
– А двухтысячный – это тогда какой?
Виктор Петрович задумался.
Я развивал успех:
– Ты полагаешь, 1999-й – это последний год…
– Это факт! – вскричал Виктор Петрович.
– Но если он последний, а 2001-й – первый, то 2000-й – это какой?
Виктор Петрович засунул руки в карманы и заходил по комнате.
– Промежуточный, – сказал он наконец. – Или никакой.
– Но так не бывает, – я настойчиво вёл его к правильному результату.
– Не бывает.
– Тогда, значит, что?
– Подожди, – он остановился. – 1999-й – это последний год старого века. А 2000-й – это начало нового! Это его первый год!
– А 2001-й – это второй?
Виктор Петрович опять подумал.
– Ну, да. Первый – это второй. Хотя нет. Тут что-то не так. А! Я понял. 2000-й год – это год нулевой! Ясно? Не никакой, а нулевой. Это даже астрономически более научно.
К этому я готов не был. Действительно: если принять 2000-й год за нулевой… а он нулевой и есть… аж целых три нуля… Но тут меня осенило.
– То есть этого года нет?
– Почему?
– Ну, если это ноль.
– Нет, он есть… но не считается.
Я торжествующе встал:
– Год может считаться за два! Но не считаться совсем он не может!
– Но если он нулевой?..
– В таком случае он не войдёт тебе в стаж для пенсии – это раз…
– Достаточно, – Виктор Петрович опять начал ходить. – Значит, 2001-й – это первый…
Я успокоенно сел.
– Да.
– 99-й – это последний…
– Нет!
– Ну, как это «нет»?..
– В том-то и дело! Он предпоследний! А последний – 2000-й!
– Чушь! Чушь говоришь! – когда Виктор Петрович волновался, он прибегал к литературным выражениям. – 2000-й не может быть последним!
– Почему?
– Потому, что он первый! Это уже новый век! Мы сейчас переходим рубеж эпох!
– Переходим! Но не сейчас!
– А когда?
– Через год!
– Нет! – отрезал Виктор Петрович и сел.
Мы замолчали. Потом я прервал молчание.
– Почему ты не хочешь, чтобы рубеж эпох был через год? – спросил я миролюбиво.
– Потому, что он сейчас.
Я вздохнул поглубже.
– Согласись, – сказал я, – что 2000-й – это последний…
– Да как это может быть?..
– Ради бога! – взмолился я. – Ну, почему? ты! не хочешь! признать! 2001-й – первым?..
Виктор Петрович неподвижно сидел на табуретке. С неожиданной тоской он глянул мне в глаза.
– 2001-й – признаю… Но что делать с 2000-м?
– Встретить! Прожить! И всё!
– И не считать его новым веком?
– Конечно, нет!
Помолчали ещё. Я уже хотел предложить ему чаю, но Виктор Петрович вдруг встал.
– Так, – сказал он и одёрнул на себе одежду. – 2001-й – это первый. Согласен. Но 2000-й – это начало нового века. Понял? А 99-й – это последний. Понял? И рубеж – будет сейчас!
– Но так же не может быть!.. – я не выдержал, вскочил, даже подпрыгнул.
– Всё равно все думают так, как я, – сказал Виктор Петрович, уже без всякой тоски глядя на меня в упор.
Против этого мне возразить было нечего. Тут он был прав.
Глас народа
«Литературная газета. Юг России» 05.01.2000
Виктор Петрович молча выпил весь чай и только после этого начал беседу.
– Ничего не понимаю, – сказал он. – Все говорят, что на выборах победил Путин. И даже президент его похвалил.
– Было дело, – подтвердил я.
– Но победили-то – коммунисты!
– Естественно, – сказал я. – Они всегда побеждают. Один раз они даже целый съезд созвали из одних только победителей. Он так и назывался – «съезд победителей».
– Ну, а как же тогда Путин?
– Очевидно, имеет место быть двойная победа, – рассудил я. – Их и его. Или, может быть, так: его и их.
– Получается, они и он – вместе?
– Нет, ну что ты. Путин отдельно, а коммунисты отдельно.
– Значит, будучи отдельно, они одержали совместную победу. Над всеми остальными. Так?
– Ну, так, так!..
– Я хочу докопаться до истины. – Виктор Петрович слегка задумался. – Что-то это всё напоминает… И никак не могу вспомнить, что.
– Да ладно, – утешил я его. – Вот жаль, чая больше нет.
– Ничего, – утешил он меня. – Но Путин-то не избирался?
– Не избирался.
– А как же тогда он смог победить на выборах?
– Обыкновенная юридическая иллюзия, – объяснил я. – Формально кажется, что этого не может быть, а на самом деле именно так и есть. В связи с тем, что иначе и быть не могло.
– А в чём конкретно его победа?
– Как это в чём? В том, что победила его партия.
– А он в ней давно состоит?
– Он в ней не состоит.
– Он не состоит в своей партии?
– Она и так его. Зачем в ней ещё состоять?
– А какая у неё программа?
– У неё нет программы.
– Так, – сказал Виктор Петрович. – А почему?
– А зачем? Если можно и без программы.
– А как могли зарегистрировать партию, не имеющую программы?
– Вот этого я не знаю, – сознался я.
– Так, – повторил Виктор Петрович. – И теперь, наконец, главный вопрос. Как могла партия!.. не имеющая программы!.. полутора месяцев от роду!.. наравне с коммунистами победить всех остальных?.. Как объяснить этот феномен?..
– Очень просто, – сказал я. – За неё голосовал народ.
– Но почему он за неё голосовал?
Я сел поудобней.
– Во-первых, она была всё время на всех каналах. В ущерб остальным блокам и…
– Это не аргумент, – перебил Виктор Петрович. – Ну, сколько она там была? Месяц?.. А остальные до этого – ей в ущерб – были на всех каналах годы!..
– Во-вторых, – продолжил я, – у Путина был Шойгу.
– Ну, и что?
– Зажмурься, – велел я.
Виктор Петрович зажмурился.
– Теперь представь: Шойгу за Примакова, а с Путиным – Яковлев. Кто побеждает?
– Э-э… Примаков.
– Вот то-то, – сказал я.
– Да, – сказал Виктор Петрович и открыл глаза. – Теперь я вижу. Но всё равно этого мало. Ведь не может же быть, чтобы всё предрешил один Шойгу!