– Никуда я с тобой не пойду! – фыркнула малышка.
– Принц Ахмед хочет, чтобы демджи могли ничего не бояться, – продолжала я, не обращая внимания, – но пока им требуется защита и присмотр.
– А мне можно с ней? – спросила Самира, поколебавшись.
Я вздохнула с облегчением:
– Конечно… если дойдёшь.
Еле живая от слабости, она двинулась по коридору к лестнице наверх, опираясь на руку Имин. Раная семенила рядом, цепляясь за халат. Я собиралась двинуться следом, но луч магического солнца скользнул по дальней стене камеры, выхватив из тьмы очертания человеческого тела. В углу неподвижно скорчилась женщина.
Вначале я подумала, что она умерла, не выдержав голода и жажды, но затем разглядела, как бледно-жёлтый халат на иссохшем теле чуть шевелится в такт дыханию. Склонившись, я притронулась к её руке, слишком горячей для подземелья, где никогда не бывает дневного света, и поняла, что у несчастной сильная лихорадка.
Ощутив моё прикосновение, женщина распахнула глаза. Во взгляде, устремлённом на меня сквозь грязные спутанные волосы и запёкшуюся кровавую корку, мелькнул ужас.
– Ты можешь встать? – Я протянула руку, но узница лишь молча смотрела на меня огромными запавшими глазами. «Какое там встать, тем более идти, ей и в сознании оставаться тяжело…» – Имин, помоги! – позвала я, обернувшись.
– Захия? – раздался вдруг хриплый шёпот, похожий на истовую молитву. Пересохшая глотка больной ничего больше не смогла выдавить, а затем силы совсем оставили её, и голова бессильно откинулась.
Я застыла как вкопанная. Сердце замерло в груди, как у принцессы Хавы в легенде.
Из Синеглазого Бандита и мятежницы-демджи, отдающей приказы, я на мгновение вновь превратилась в простую девушку из Пыль-Тропы, где в последний раз слышала имя своей матери из чужих уст.
Глава 5
Ко мне подоспела Имин:
– Что там?
– Я…
Комок в горле мешал говорить, прошлое никак не хотело отпускать меня. В пустыне немало других женщин по имени Захия, ничего странного в нём нет… но узница смотрела так, словно узнала, да ещё и назвала имя моей матери!
Нет, взбалмошная девчонка из песков Захолустья осталась в прошлом. Мятежнице-демджи некогда предаваться воспоминаниям.
– Донесёшь её? – кивнула я на бесчувственное тело в углу, стараясь говорить твёрдо.
Золотоглазая, всё ещё в боевом богатырском обличье, легко подхватила женщину на руки, словно тряпичную куклу.
– Амани, не валяй дурака! – прошипел Махди, проталкиваясь навстречу сквозь толпу освобождённых узниц. Эти хотя бы могли сами передвигаться. – Как ты думаешь отсюда сбежать с грузом на руках?
– Мы возьмём её с собой, – процедила я.
Хватит и той ошибки в прошлом, когда я, спасаясь из Пыль-Тропы, бросила своего друга Тамида. В страхе и отчаянии схватилась за руку Жиня и ускакала верхом на буракки, а Тамид лежал на песке, истекая кровью. Девчонка бросила его умирать в ту ночь, и теперь ничего не вернёшь, но Синеглазый Бандит больше никого не оставит в беде!
– Кто из вас умеет стрелять? – повернулась я к женщинам. Они молчали. – Не бойтесь, это не так трудно – наводишь и спускаешь курок. – Самира робко подняла руку, за ней кое-кто ещё. – Заберите у них револьверы. – Я показала на убитых и взяла один для себя. Отщёлкнула барабан, который оказался полон, но тут же ощутила упадок силы от прикосновения к железу и поспешила сунуть оружие за пояс подальше от открытой кожи. Не то чтобы оно необходимо, к моим услугам весь песок пустыни, однако приятно, когда есть выбор. – Всё, пошли!
На опустевших улицах Сарамотая уже царил сумрак. Как-то слишком пусто, ещё не совсем ночь…
– Комендантский час, – объяснил Махди на ходу чуть слышным шёпотом. – Таким образом этот чумазый надеется удержать свою власть над местными.
Презрительное «чумазый» коробило, но защищать Малика, который захватил Сарамотай силой и опорочил имя принца Ахмеда, я не собиралась. Во всяком случае, было непонятно, поможет нам комендантский час или наоборот. На развилке за тюрьмой я замедлила шаг, припоминая, по какой дороге меня привели.
– Как пройти к воротам? – шёпотом спросила я.
Женщины лишь испуганно таращились. Наконец, Самира высвободила руку, за которую цеплялась Раная, и молча показала направо, с трудом скрывая дрожь от страха. Держа палец на спусковом крючке, я повела освобождённых узников вперёд.
Очень не хотелось признавать правоту Махди, но тащить за собой десятки женщин в роскошных, хоть и изодранных, халатах – не самый лучший способ незаметно выскользнуть из враждебного города, а револьверы бывшие узницы держали, будто кошёлки для похода на базар. Правда, Махди мог заговорить кого-нибудь до смерти, но такое оружие нас не спасло бы, а у Имин на руках лежала больная, которая назвала имя моей матери. Оставалось лишь постараться как-то избежать неприятностей – что никогда не было моей сильной стороной.
Тем не менее, пробираясь тихонько обратным путём по опустевшим улочкам Сарамотая, мы не встретили никаких преград. Я уже начинала верить, что затея увенчается успехом, когда за последним поворотом блеснули два десятка ружейных стволов.
«Проклятье!»
Подступы к городским воротам перекрывали солдаты в белых с золотом мундирах. Мираджийская военная форма, не случайные обноски местных стражников, что нашли свою смерть, охраняя тюрьму. Впервые после битвы при Фахали армия султана отважилась вторгнуться в нашу часть пустыни.
Отпустив самое затейливое из сичаньских ругательств, которым научилась у Жиня, я выхватила из-за пояса револьвер.
«Поздно – мы в ловушке».
Прежде чем я успела вмешаться, одна из женщин метнулась назад в лабиринт переулков, словно перепуганный кролик в нору. Однако уйти от ястреба-охотника кролику удаётся редко. Раздался выстрел, хор сдавленных воплей – и крик боли, оборванный второй пулей. Кровь из распластанного на дороге тела смешивалась с песком. Толпа беглянок застыла на месте.
Мой палец окаменел на спусковом крючке. Ружья солдат взметнулись, целясь почти в упор. Что против них один револьвер, даже мой? Какие бы слухи ни ходили в Мирадже, два десятка мишеней я одной пулей не поражу. Дар демджи и то не поможет – кого-нибудь да успеют подстрелить.
– Так вот он какой, Синеглазый Бандит из легенды! – заговорил мужчина в богато расшитом голубом халате и пурпурной куфии не в тон. Узурпатор Малик, новый хозяин Сарамотая, наконец вернулся. Краем глаза я заметила, как сверху из-за стены выглядывает юный Икар. – Мне сообщили, что ты удостоила наш славный город своим высочайшим посещением…
Напыщенная речь давалась ему с трудом. Измождённое лицо с впалыми глазами в свете масляного фонаря смахивало на череп. Я сама выросла в глуши и повидала достаточно таких бедняков, побитых жизнью. Однако этот не принял судьбу с покорностью, а решил примерить на себя чужую вместе с халатом с эмирского плеча, проходив в лохмотьях всю жизнь, полную нужды и страданий.
Руки так и чесались пристрелить кого-нибудь, да что толку – самим бы выбраться живыми. Солдаты султана нервно переглядывались, будто гадали, я ли это на самом деле. Видно, слава моя докатилась и до столицы.
– А ты, стало быть, тот самый Малик, – кивнула я. – Говорили, что ты повесил тут кучу народу во имя принца Ахмеда… однако, похоже, служишь вовсе не ему. – Я шутливо салютовала солдатам. – Тем, кто больше платит, так?
– О нет, я всем сердцем предан делу мятежного принца! – Улыбка Малика в свете фонарей, которые держали солдаты, напоминала волчий оскал. – Принц воюет за свободу и равенство для всех обитателей пустыни, а я всю жизнь кланялся тем, кто считал себя выше. Равенство означает, что кланяться мне больше не придётся – ни султану, ни принцу, ни… – Он повернулся и с ненавистью сплюнул в сторону Самиры, так что та отшатнулась. – Ни твоему отцу!
Его тень метнулась по городской стене туда, где высились каменные фигуры: Хава и Аталла сплели руки над аркой ворот. Я не поднимала взгляда, когда входила сюда, и их не заметила. Интересно, каково им было бы знать, что город, за спасение которого они столько сражались, сгниёт изнутри?