Он поднес стакан к губам. Он был действительно взволнован. Все отпили по глотку и поставили стаканы на место.

– Второй тост, товарищи, – продолжал Николай, – я предлагаю за нашу партию!.. За наших друзей – заграничных и здешних!.. Партия дает нам средства и руководство, она подкрепляет нас в нашей тяжелой работе!

– Да, между прочим… – бесцеремонно вмешался Василий, – об этой фабрике… братьев Морозовых… Что с этим провокатором… с Родионовым… ты узнал?..

– Товарищ, не нарушайте торжественной части заседания!.. – строго сказал Николай. – С Родионовым очень просто. Было расследование, он несознательный крестьянин. Предал товарищей по нужде. Его избили рабочие, он переведен на новую фабрику. Итак, товарищи, продолжаю. Третий, последний, тост я предлагаю за тех, кто пострадал на нашем: деле: за товарищей Андрея и Семена, попавших в лапы охранки!..

Все молча снова выпили вина. Николай сел. В этой жалкой маленькой комнатке, за праздничным столом им на минуту представилась другая картина: тесные, серые одиночки, где день за днем проводят их товарищи по работе. Никто из них не знал, что Андрей Акимов, измученный пытками, уже нашел способ избавиться от них навсегда.

Все вздрогнули. Медленно стали бить часы. Они отбивали удар за ударом, звеня и щелкая, ударяя по натянутым нервам. Через секунду все засмеялись.

– Одиннадцать часов! – сказал Николай. – Будем торопиться, товарищи!.. – они быстро доедали шашлык. Керосиновая лампа покачивалась над столом. Ольга и Николай встали первыми.

– Торжество как-будто окончено! – сказал Николай. – Переходим к очередным делам. – Оля, ты пойдешь, передай им летучки, возьми новый текст. Погода только ужасная. Кажется, будет дождь… Будь осторожней. Мало ли что может случиться!..

Его голос дрогнул. Он еще не надел на себя обычную броню железной выдержки и спокойствия. В эту минуту он чувствовал еще себя частным человеком, мужем этой хрупкой, отважной женщины. Нашего пожатие рука Ольги ответила теплым уверенным пожатьем.

Ольга надела кофточку, платок, взяла пакет подмышку. Открыв дверь, Николай выпустил ее на улицу.

На улице горели фонари. Накрапывал дождь, дул ветер, черные тучи низко нависли над крышами домов. Улица была холодна и пустынна. Ольга двинулась по тротуару вправо.

Некоторое время на улице не было никого. Только темнели подъезды домов и желтели световые щели в закрытых ставнях восточной лавки. Затем издали послышались приближающиеся шаги.

Ферапонт Иванович Филькин подошел к старому дому. Он оглянулся по сторонам и, подкравшись к магазину, сложил руки у глаз и близко приник к светящейся щели в широкой магазинной витрине.

Затаив дыхание, он глядел внутрь, припав лицом к шершавым пахнущим пылью доскам.

Он видел часть магазина – кусок прилавка с полупустыми полками над ним. Магазин был освещен; лампа стояла, наверное, сбоку, длинные тени нескольких фигур скользили по полу и по прилавку. На прилавок легла чья-то рука. Рука была жилистая и белая, совсем не похожая на маленькую загорелую руку Вачнадзе. Рука исчезла, тень двинулась вправо, в поле зрения Филькина мелькнуло небритое лицо Николая.

У сыщика забилось сердце. Николай здесь, он не ошибся, он верно напал на преступное подполье! Не послушными пальцами Филькин расстегнул пальто и нащупал под пиджаком железный панцирь. Панцирь сидел солидно, он закрывал его от живота до шеи. В нем было не очень удобно ходить, но зато ни одна револьверная пуля не пробьет плотной железной поверхности. Филькин чему-то кивнул головой, необычное волнение душило его. Он тихонько отошел в темные ворота дома.

Он ждал.

Одна за другой на улице появились высокие фигуры и исчезли в этих же воротах. Жандармы были в резиновых серых плащах, от них шел легкий звон шпор, бряцанье шашек, острые капюшоны были надвинуты на фуражки. С ними был сутулый городовой. Он взволнованно дергал себя за отвислый ус, он чувствовал себя неловко в компании служащих «его величества отдельного корпуса жандармов».

Филькин вызвал дворника; зевающий дворник, выйдя к этой компании, сразу принял деловой и испуганный вид.

Ферапонт Иванович вынул браунинг. В свете уличного фонаря его ствол блеснул черной и тусклой сталью. Жандармы отстегивали кобуры. Дворник с городовым подошли к двери.

– Если спросят: «Кто?» – скажи: «Телеграмма»!.. – громким топотом сказал Филькин. Он обернулся к жандармам: – Стрелять будут – на пол ложись, залпами отвечай. Оружье держи наготове. Ну!..

Дворник забарабанил в дверь. Внутри была тишина.

– Стучи еще… – прошептал Филькин. – Крепче стучи!.. Не ответят – дверь ломать придется…

Дворник стучал опять.

– Кто там?.. – раздался невнятный голос.

– Т-т-телеграмма!.. – задыхаясь от страха, прошептал дворник. Он сообразил, что стоял первым у двери, и при перестрелке первый же выстрел заденет именно его. – Телеграмма!.. – крикнул он изо всей силы, когда кулак стоящего сзади жандарма с размаху ударил его в бок.

Внутри щелкнул засов. Повернулся ключ. Филькин рванул дверь и отскочил, сжимая браунинг.

В дверях стоял Вачнадзе: босой, в одном белье, держа над головой лампу, оглядывая всех выпуклыми черными глазами. Свет лампы освещал блестящее оружие, белые лица и мокрые плащи жандармов. За Вачнадзе не было никою, перестрелки пока не предвиделось.

Отстранив Вачнадзе плечом, Ферапонт Иванович быстро прошел в комнату. Жандармы теснились за ним.

Комната имела самый мирный вид. Лампа без абажура покачивалась над голым столом. Несколько жирных тарелок было составлено на нем в кучу. Около сбитой постели спал ребенок в люльке. Дверь в магазин была полураскрыта; густая темнота стояла за этой дверью. Филькин вынул и протянул Вачнадзе ордер на обыск.

– Согласно этой бумаге, произведем у вас осмотр!.. – Он обшаривал комнату рысьими глазами. Кроме вас, кто здесь есть?

– Кромэ мэня ныкого… – сказал Вачнадзе. – Одын я, жена к родствэнникам пошла. Позвольтэ, гаспадин начальнык, сапогы надеть, холодно очень…

Он наклонился, надел штиблеты и накинул пиджак. Когда Филькин отвернулся, городовой успокоительно кивнул ему головой.

– Не может быть, чтобы не было никого!.. – сказал Филькин. – А Николай?.. Видел я здесь Николая!

– Ныколая нэт!.. – затряс Вачнадзе головой. – Прогнал Ныколая, давно прогнал. Гаспадын начальник… – он протянул руки к городовому, но городовой теперь упорно смотрел в сторону.

У одного из жандармов был тяжелый потайной фонарь. Он отодвинул одну из его железных стенок. Густой белый свет хлынул наружу. Пока другие перерывали комнату, заглядывали во все углы, Филькин с двумя жандармами прошел в магазин.

В магазине тоже было пусто. Люк вниз заперт на висячий замок. Жандармы перевернули прилавок и не обнаружили ничего. Вачнадзе стоял, запахивая полы пиджака.

– Внизу кто есть? – коротко спросил Филькин.

Вачнадзе горячо замахал руками:

– Ну, кто же может быть внизу, в предназначенном для товаров месте?..

– Откройте!.. – приказал Филькин.

Вачнадзе достал ключ. Он снял заржавленный замок, откинул толстую крышку люка. Сжав зубы, Филькин стал на колени и склонился к темной дыре.

– Кто внутри сидящие, выходи!.. – неестественно громко крикнул Филькин. Внутри было молчание и пустота. Филькин взял фонарь у жандарма.

Осветились скользкие деревянные ступеньки, мешки около кирпичных стен, четырехугольное отверстие колодца…

Взяв фонарь в левую руку и сжимая револьвер в правой, Филькин поставил ногу на первую ступень.

Он спустился по лестнице и спрыгнул на скользкую землю подвала. Фонарь колыхался в его руке. Он бросал яркие отсветы на серую холстину мешков, на доски ящиков, стоящих друг на друге. Носком сапога Филькин разбросал ящики. Все они были пусты. Он запустил руку в мешок. Мешок был полой мелким рисом.

Городовой и двое жандармов тоже опасливо спустились в подвал. Вачнадзе сошел последним. Он дрожал и запахивал полы пиджака. Ферапонт Иванович подошел к колодцу.