Многие из тех, что, по выражению Джорджа Оруэлла, «равнее других», не вносили исправления сами, а поручали эту работу помощникам и лишь визировали окончательный вариант. Дело в том, что многие партийно-государственные руководители сталинского призыва плохо владели письменной речью. Хрущев, сам писавший на документе «азнакомица», говорил о Кагановиче, что тот как был сапожником, так и остался. Полемизируя на одном из пленумов с Молотовым по поводу ритмичности работы предприятий, Хрущев возмущался: «Ритмичность загубил твой союзник – Каганович, когда он был в Госснабе, и хвастается, что он знает производство: я сапоги подбивал на холодной липке и лапке, подметку подбивал, но это сапоги, а здесь страна целая, это не сапог, на холодной колодке прибить подметку. Ни черта, извините за грубость, не понимает»[40]. Поневоле вспоминается рассказ Аркадия Аверченко «Разговоры в гостиной»:
«– Скажите, граф, вы читали “Письма Чехова”?
– Простите, я только по-печатному. Писанное от руки плохо разбираю».
Ораторы и их помощники правили не только стилистические погрешности, но вносили и смысловую правку. Во-первых, убирались нежелательные для разглашения факты. Во-вторых, могли по-другому расставляться акценты. Чем дольше стенограмма готовилась к печати, тем больше вносилось поправок в тексты выступлений: за время работы со стенограммой могли измениться расстановка сил в Политбюро, положение внутри страны и на международной арене. Таким образом, уже на этой стадии выступление часто становилось разительно непохожим на то, что в действительности прозвучало на пленуме. Так, например, при подготовке стенографического отчета июньского (1953 г.) пленума из текста хрущевского выступления были изъяты заявления о близости к Берии, его опытности и уме, благодаря которым члены Политбюро оказывались в заблуждении относительно истинных намерений лубянского маршала. После того как бывший министр внутренних дел был подвергнут сокрушительной критике в партийной пропаганде, все эти рассуждения звучали бы неуместно. Была также уменьшена роль Берии в государственном управлении и сокращены сведения о подготавливавшихся им реформах. Вместо этого вставили дежурные обвинения в подлом интриганстве и шпионаже в пользу английской и японской разведок.
На некоторых пленумах избиралась редакционная комиссия, которая правила тексты уже вслед за авторами. В соответствии с заведенным в ЦК порядком, помимо комиссии, обработкой стенограммы занимались и сотрудники общего отдела ЦК. Они могли принять или не принять авторскую правку, часто невзирая на лица. Так, при подготовке стенографического отчета пленума, состоявшегося в июне 1957 года, не была учтена правка секретаря ЦК Суслова. Во время выступления партийный идеолог привел статистические данные о производстве продуктов сельского хозяйства в 50-е годы. Позже, редактируя стенограмму, он решил свести их в таблицу, а главное – сравнить их с данными 1913 года. Однако в итоговый текст эта таблица не попала. Усилия секретаря ЦК были проигнорированы сотрудниками общего отдела
Заметим, кстати, что Суслов приводил эти данные для того, чтобы подтвердить успехи в сельском хозяйстве и отразить выпады против небезызвестного лозунга, выдвинутого Хрущевым. «В колхозах и совхозах раскрываются все новые резервы по ускоренному развитию животноводства, – патетически завершил Михаил Андреевич свою мысль об успехах. – Поэтому, как все здесь могут подтвердить, трудящиеся деревни и партийные организации принимают лозунг “Догнать в ближайшее время США по производству мяса, молока и масла на душу населения” с огромным энтузиазмом». Присутствующие не замедлили предоставить требуемое подтверждение: после этих слов Суслова в стенограмме зафиксированы крики «Правильно» и аплодисменты. Воодушевленный поддержкой аудитории Суслов продолжил: «Этот лозунг, несомненно, сыграет большую мобилизующую роль в деле дальнейшего развития нашего сельского хозяйства, и совершенно непонятно, зачем понадобилось некоторым товарищам бросать тень на этот лозунг, и уже совсем нелепо противопоставлять этот лозунг нашей генеральной линии на преимущественное развитие тяжелой промышленности»[41]. Как мы видим, Суслову понадобилось «всего лишь» семь лет для того, чтобы понять, зачем бросать тень, и самому оказаться в числе таких товарищей.
Вернемся на партийную «кухню», исправно готовившую тексты стенографических отчетов. Вслед за редакторами из общего отдела ЦК к работе над стенограммой подключались помощники первого (Генерального) секретаря. Они наносили последние штрихи на изготовленное полотно «рукой мастера». Так, многочасовая речь Хрущева на 11-м заседании июньского (1957 г.) пленума была тщательно отредактирована помощниками первого секретаря Лебедевым и Шуйским. Правка затронула не только выступления и реплики Хрущева, которые помощники отслеживали особенно тщательно, но и тексты других выступлений. Слова Микояна «Я этого не думаю» в ответ на реплику Хрущева о сговоре их противников из так называемой антипартийной группы были заменены на прямо противоположные по смыслу: «Я тоже так думаю». В этой работе поучаствовал и Брежнев. Они с Шуйским вычеркнули из стенограммы, например, такие реплики Хрущева и реакцию зала на них: «…Товарищ Жуков протестовал, как министр обороны, против клеветы, которая раздается, потому что танки можно двигать только по его приказу. Голоса. Молодец. (Аплодисменты)»; «Хрущев. Жуков встал и сказал, что он протестует, что танки без его приказа двигаться не могут. Голос. Но оказалось это крепче танков»; «Хрущев. Так что Жуков здесь проводил исключительно партийную линию. (Аплодисменты)»[42]. Все эти положительные оценки маршала и его роли в поддержке Хрущева оказались ненужными всего через несколько месяцев, ведь мавр, сделавший свое дело, должен был покинуть Политбюро и отправиться в отставку с поста министра обороны.
Знакомство с партийными документами показывает, что руководство КПСС тщательно оберегало общество, да и рядовых партийцев, от истинной информации о положении дел в своей среде. Как уже отмечалось, партийная номенклатура областного и республиканского масштаба, получавшая отчеты уже в препарированном виде, пересказывала эти заредактированные сведения членам бюро и секретарям парторганизаций на партактивах. Последние, в свою очередь, «обрабатывали» рядовых коммунистов. Затем стенографические отчеты отсылали назад в Москву, где их уничтожали. В целости оставалось всего несколько экземпляров, поступавших на секретное хранение в архивные фонды Политбюро. Так что для того, чтобы восстановить правдивую картину процессов, протекавших на партийном Олимпе, необходим тщательный анализ различных источников, прежде всего архивных. Стенографические отчеты и протоколы пленумов следует сопоставлять с неправлеными стенограммами, записками и другими видами документов.
Обложка стенографического отчета октябрьского (1964 г.) Пленума ЦК КПСС
Вивисекция речей осуществлялась после каждого ключевого пленума 50-х годов.
В октябре 1964 года нужды в масштабной правке не было. На пленуме не было выступавших, оскорблявших друг друга в угаре полемики или выбалтывавших партийные тайны. Однако и тут составители стенографического отчета сочли нужным поработать в привычном ключе.
Речь Брежнева, вошедшая в отчет и протокол, представляет собой всего несколько фраз: предложения по процедуре открытия пленума и дезинформация о полном единстве внутри Президиума. Однако в архивных материалах пленума отложились любопытные документы с развернутым вступительным словом Брежнева. Это две страницы, написанные рукой уже знакомого вам Малина, заведующего общим отделом ЦК, и двухстраничный машинописный вариант этого текста. Скорее всего, Малин, принимавший участие в подготовке протокола и стенографического отчета, изложил свое видение ситуации, сложившейся внутри Президиума ЦК перед пленумом[43].