Я наблюдала, как эти восемь мужчин молча сидели и слушали, как одна храбрая девушка боролась за свое право на эту операцию. Наблюдала, как на её глазах собирались слезы, но они не капали. Она смело говорила, достаточно долго, чтобы отстоять своё дело.

Когда все трое хирургов вышли из комнаты, я знала, что она переубедила их. Знала это до того, как доктор Ричардс вздохнул, и до того, как доктор Годдард поднял голову и посмотрел на Мэтта смирившимся взглядом.

Глава хирургического отделения был последним, кто вышел из комнаты, и он просто сказал:

— Я не позволю больнице оплачивать стоимость этой операции.

— Я никогда не говорил, что это нужно, — спокойно сказал Мэтт, осознавая, как близок к победе. — У меня уже есть команда, готовая работать бесплатно. Я покрою расходы медикаментов и любых устройств в ходе этой операции.

Доктор Годдард покачал головой и прошёл мимо нас, побежденный.

Я хотела ударить кулаком по воздуху. Вместо этого повернулась к Мэтту в тот самый момент, когда он повернулся ко мне, наши взгляды говорили: СВЯТОЕ ДЕРЬМО! МЫ СДЕЛАЛИ ЭТО! В этот самый момент я хотела обернуть руки вокруг его шеи и бессмысленно поцеловать его.

***

Операция Джун длинная и дотошная. До этого у нас с Мэттом были трудные операции, но эта другая. Я никогда не видела его таким напряжённым. Его внимание к деталям уступает лишь его способности доверять себе. Я вижу это по тому, как он сдвигает плечи и как наклоняет голову из стороны в сторону, словно пытается расслабиться. Мэтт позволил всем сомнениям проникнуть в свою голову. Он боится сделать ошибку. Я хочу встряхнуть его и напомнить ему, кто он, — доктор Мэтью К. Рассел, чёртов супергерой, которого я когда-либо видела!

Вместо этого остаюсь тихой и сосредоточенной. Если что-то пойдёт не так, это не должно быть по моей вине.

Через шесть часов он настаивает, чтобы я сделала перерыв и что-нибудь поела. Я хочу протестовать, но не хочу впустую тратить его энергию или силы, поэтому делаю, как мне велели, и другой хирургический помощник встаёт на моё место. Мэтт не берет перерыв. Даже если бы он мог, сомневаюсь, что взял бы его. Он может себе это позволить, ради этого тренировал свое тело. Он не выйдет из операционной, пока не закончит с Джун.

Сбегав в ванную и съев протеиновый батончик, встречаю родителей Джун в комнате ожидания. Не могу разговаривать с ними, хотя хотелось бы. Мама Джун замечает меня, и я ей легонько улыбаюсь. Сильно не задерживаюсь, но этого времени достаточно, чтобы в операционной все пошло наперекосяк. Пока я выхожу из лифта, слышу ругательства и крики, а затем понимаю, что это Мэтт кричит из холла.

Я перехожу на бег, хватаю маску и хлопаю рукой напротив вращающийся двери к тому времени, когда он орёт:

— Вызывай сосудистого хирурга и найди кого-то ещё. СЕЙЧАС ЖЕ.

Дерьмо. Это значит, что он перерезал артерию. Джун теряет кровь, и каждая машина в этой операционной пищит нам, чтобы мы что-то сделали. Я делаю это так быстро, как могу, вхожу и надеваю новый халат. Кричу, чтобы кто-то завязал его и засовываю свои руки в перчатки. Через несколько мгновений я снова за операционным столом, хватаю отсасывающий аппарат у доктора Митчелла, чтобы он мог помочь Мэтту.

— У неё анатомия не как по учебнику, — объясняет Мэтт мне, себе, каждому. — Там не должно было быть этой чёртовой артерии.

Эти напряжённые несколько минут, пока мы ждём, когда придёт сосудистый хирург. Я высасываю изо всех сил, но потом Мэтт заменяет меня, переживая, что я делаю недостаточно. Они добавляют ещё одну единицу крови. Люди бояться, а затем, наконец, приходит сосудистый хирург.

— Я пережимаю разорванный кровеносный сосуд, доктор Браун, — с нетерпением кричит Мэтт, когда она входит. — Идите сюда.

По сравнению с нами она спокойна, но затем понимаю, ты должна такой быть, когда выбираешь такую интенсивную специальность.

После нескольких минут работы в тишине, она уверенно говорит нам:

— Кровоостанавливающий зажим. — Затем наклоняет свою голову немного левее, так, что теперь её налобный осветитель лучше освещает место операции. — Ты, — говорит она, обращаясь ко мне, — отсасывай прямо тут, пока я не скажу тебе остановиться. Быстро, мне нужно очистить эту область, если собираюсь накладывать швы.

Делаю то, что она мне говорит, и я вознаграждена кивком.

— Я удивлена, что вы сами не справились с этим, доктор Рассел, — говорит доктор Браун, пока накладывает швы на порванную артерию. Я наблюдаю за её твёрдой рукой, удивлённая, насколько тщательные у неё движения. — Вы могли бы сделать это.

— Я не хотел рисковать с этим пациентом.

Я смотрю вверх, пытаясь встретить его взгляд, но он сфокусирован на Джун. Я понимаю. Мы все ещё находимся в середине битвы и есть шанс, сейчас больше, чем когда-либо, что это не сработает так, как мы этого хотим. Это жеребьёвка, даже в самых лучших обстоятельствах, и сейчас, с этим... Я не могу позволить себе закончить эту мысль. Я должна оставаться оптимистом.

Я думаю об этой девушке, которая сражалась в конференц-зале, и пытаюсь сохранять спокойствие ради неё, пытаюсь выдержать это так же смело, как она.

***

На этой операции на меня находит озарение, по типу того, когда начинаешь чувствовать себя идиоткой. Во время восьмичасовой операции появляется много времени подумать, оценить свою жизнь и решить, нравится ли тебе направление, в котором ты движешься, или нужно изменить курс.

Для меня сейчас более чем очевидно, что чувства, которые я испытываю к Мэтту, просто так не исчезнут, потому что не хочу, чтобы они исчезали.

Работа с ним все усложняет, потому что это трудно, быть рядом с таким человеком, как Мэтт, и не пытаться хотя бы немного поклоняться ему, как герою. В операционной — он сила, с которой надо считаться. Частичка меня немного влюбилась в одни только его хирургические способности, но настоящая проблема в том, что за пределами операционной он даже лучше. Трудно увидеть хорошую сторону Мэтта, потому что он сделан из прочного материала, выдержки, самолюбия и большого количества мышц (это подтверждает ситуация с полотенцем несколько дней назад), но под этим всем есть что любить. Он мужчина, который сражается за детей, которые не могут сражаться за себя, мужчина, который жертвует своим временем и деньгами, не потому что хочет славы или благодарности, а потому что может это сделать. Я не уверена, встречала ли я когда-то такого бескорыстного человека.

Это забавно, потому что, если бы я спросила Мэтта, считает ли он себя хорошим парнем, он бы сказал нет, в том то и дело. Он не видит то, что вижу я, и возможно другие люди тоже не видят, но сейчас я не могу этого не увидеть: настоящий Мэтт — это мягкая версия его, когда мы лежали на диване.

Внезапно, я хочу быть женщиной, которая получит его, в операционной и вне её.

Я оттолкнула его с самого начала, потому что по всем стандартам это более безопасный и лучший вариант. Мимолетная влюблённость не стоит того, чтобы ставить на кон мою карьеру, но сейчас уверена, что это не просто влюблённость. Сейчас я думаю, что буду дурой, если не поставлю под угрозу свою карьеру ради него.

Есть много других мест помощника хирурга.

Но Мэтт Рассел, доктор медицинских наук, есть только один.

ГЛАВА 24

Мэтт

Я чувствую глубокое истощение. Мне кажется, что в одно мгновение я могу заснуть и не просыпаться на протяжении недели. У меня бывали тяжёлые операции, но ни одна из них и близко не стояла с операцией Джун. Мне нужен праздничный коктейль и праздничный сон. Я мою руки, собираюсь с мыслями и стараюсь убедить свое тело, что оно может успокоиться. Делаю ещё один глубокий вдох. Битва окончена. Джун везут в палату для выздоровления, через несколько минут пойду в комнату ожидания и приму за честь сообщить её родителям, что операция их дочери прошла успешно. Пропущу те части, когда замирало моё сердце и подкрадывались серьёзные сомнения, когда перерезал её артерию и сжимал свои пальцы на её сосуде, чтобы остановить кровопотерю, когда я, затаив дыхание, ждал, пока мы делали последний рентген и измеряли кривизну её позвоночника.