Как будто звали они Ивана в чертоги вечного забытья, просили, чтобы он в путь последний с ними отправился.

Лежал он в углу своём, ворочался, с боку на бок перекладывался, покрывало под ним сбивалось, поясница скрипела, сон в руку не шёл, то и дело образ Людин возвращался. Открыл Ваня глаза, что так упорно закрытыми держал, уснуть силясь, в темноту посмотрел и вздохнул. Из-под фуфайки своей вылез, медленно на лавке сел, пятками друг о друга потёрся. Посидел, ещё немного в темноту вглядываясь и тишину слушая. Поднялся, решив шиповник себе заварить, чтобы согреться, мысли успокоить и заснуть.

Ночь хорошая была, тихая, деревья шуршали листьями своими, волнуемые порывами ветра, вдалеке фонарики летали, освещая лес желтоватым свечением. Будто души людей по лесной обители бродили и покой искали. Любил Иван этот лес, волновал он его душу, бередил, к себе звал, вылечивал боли сердечные и в свою обитель приглашал.

Лес этот Тёмной Гривой назывался. Древний и могучий лес, считавшийся священным. Деревья плотно друг к другу росли, их стволы были настолько толстыми, что даже три мужика, за руки взявшись, не могли их обхватить. Непроходимый, загадочный, вглубь тянущий.

Кипяток быстро подоспел. Долго старик возился, всё никак вспомнить не мог, куда шиповник засушенный подевал. Суетился, утварью гремел, на память свою ругался, и вдруг в окошке мелькнуло что-то. Иван аж посудину выронил, которую в руках держал, и назад от испуга подался – он как раз напротив окна и стоял. Уж слишком неожиданно что-то мимо пробежало. Так и остался Иван стоять и внимательно в темноту вглядываться. Почудилось али нет?

Постоял, потоптался на месте, сердце успокоил, с пола посудину поднял, кряхтя да поясницу ладонью потирая, как вдруг снова в окошке огонёк незнакомый мелькнул. Иван боязливо вскрикнул, хоть к трусливым он себя не относил: почти под самым окном видение проскочило. В дрожь его кинуло: а вдруг избу его сжечь какой недруг собрался? Или городские опять понаехали с палатками своими да гулянками? Уж больно часто молодёжь ленинградская в их края забиралась. Нахмурил старик брови, схватил ружьё, что на охоте ему не один год службу служило, накинул фуфайку и выскочил за дверь – чужакам пригрозить, чтобы не смели разбойничать в лесу их осиновском.

Ночной холод под одежду пробрался, заставив лесника поёжиться. Лес встретил его шумом качающихся от ветра верхушек деревьев да уханьем филинов. Огляделся Иван, вокруг избы не один круг прошёл, везде посмотрел. Всё тихо, спокойно, будто и не было никого. Даже следов чужих, как ни пытался в ночной темноте старик разглядеть, не разглядел, погрозил только ружьём невидимым гостям и скрылся в своей избе.

На следующей день, напившись чаю с сухарями да потеплее одевшись, пошёл Иван свой лес осматривать да следы ночных гостей искать. Весь день проходил: под кусты заглядывал, землю, влажную от росы, осматривал с присущей ему критичностью и вниманием. Но так ничего и не обнаружил. Вернулся уже под вечер, решив, что воображение сыграло с ним ночную шутку.

Заснул он крепко, и ничего в эту ночь старику не снилось – ни Люда, ни мёртвые, что так любили пробираться в его сны. Только вот казалось старику, что лицо его свечкой освещали, водили по кругу, разбудить пытаясь. И шёпот, тихий такой, будто предсмертный, над его ухом раздавался. Но слов не слыхать. Гудение какое-то. Открыл старик глаза, пытаясь понять, кто свечкой ему в лицо светит, спать мешает, и тут же приподнялся на скамье. Мимо окна уже не один огонёк проскакивал, а будто целые факелы проносили. Они и били в глаза старику в ночной темноте избы. Разозлился Иван: всё же завелись в лесу его чужаки. Снова ружьё схватил и, не одеваясь, во двор бросился, пока хату его не спалили.

А там снова тишина да уханье филинов. Только вдалеке удаляющиеся спины людей старик увидал, что в руках факелы несли, дорогу себе освещая. В чащу леса они шли, к хуторам да холмам, что местные Могилами называли.

«И как же они так быстро прошли?» – размышлял старик, вернувшись обратно в дом и сев на лавку. Ружьё он так и не выпустил из рук. Пока он выбегал во двор, чужаки отошли далеко в лес, будто по какой короткой дороге обогнув или в пространстве переместившись. Иван невесело усмехнулся, гадая, что же это были за люди, так и уснул с ружьём на случай, если снова лицо ему освещать факелами будут.

На следующую ночь Иван решил вовсе спать не ложиться, а чужаков дождаться. А тут-то он им покажет, даст жару!

Затаился он подле окна, ружьё рядом положил и ждать приготовился. Долго тишина его морила, затылок негой тяжёлой окутывала, а воздух свежестью леса пропитывала. Незнакомцы к середине ночи появились, Иван уж задремал, на досках дощатых сидя, но тут же проснулся. В окно осторожно выглянул – они как раз к избе его лесничьей приближались. Смекнул, что действовать надо быстро. Тихо к двери входной пробрался, приоткрыл и нырнул в ночную свежесть леса. И снова спины гостей незваных увидал, правда, они уже на порядок ближе были, чем в прошлую ночь. Шли все с факелами да свечами и несли что-то прямоугольное в руках, похожее на картины. Он броситься вдогонку хотел, даже припустился уж следом, как вдруг замер, в землю врос и так ясно, так чётко почувствовал этот момент, что сейчас с ним происходил, будто лес сузился до фигуры девичьей, что взор лесника к себе приковала. Голову будто ватой набили. В ушах звон колокольный раздавался.

Сердце вниз ухнуло, как филин с ветки слетел. Последней она шла, отставала немного. В платье белом до пят, волосы распущены, а в них ленты алые вплетены, с ветром играют. И вся она не то идёт, не то порхает, будто невесомая совсем.

Так ведь её и хоронили, в платье подвенечном да с лентами красными. Люду.

Ваня ни на мгновенье, ни на день лик своей возлюбленной не забывал, узнал бы, даже если бы век прошёл и всё сущее смёл.

Не помнил, сколько простоял так с ружьём, громом поражённый, да в тельняшке. Уж рассвет задавался, а старик всё стоял и смотрел вслед давно ушедшим ночным гостям.

В избу Иван вернулся, ружьё из рук выпало, уставшим он себя почувствовал, ослабевшим, будто всю ночь на нём пахали. Сел за стол, голову обхватил руками, как в год тот, когда Люду он утопленной увидал, и замер.

Никак увиденное объяснить себе лесник не мог. Может, почудилось ему, привиделось, другая это девушка была, может, с ума он выжил, как в деревне давно говорят. Но ленты алые и волосы светлые, густые, шелковистые ни с чем Ваня спутать не мог. Видел он прошлой ночью невесту свою. Люду. Шла она по лесу вместе с толпой людей в сторону холмов проклятых, что деревенские стороной обходят и через плечо сплевывают, чтоб нечистый какой не привязался.

Потерял сон лесник, аппетит – всё про Люду думал да гостей ночных. Всё выжидал днями и ночами, когда свет факелов в окошко его заглянет. Но, как будто почуяв интерес к себе, больше они не приходили. Затаились. Ждали чего-то.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.