История, рассказанная в этом фильме, хорошо известна, и потому не буду ее пересказывать. Казалось бы, она не очень кинематографична. Нет настоящей интриги, нет действия, есть тяжелобольной неподвижный человек и его попытки общения с миром, которому он стал чужим. Именно по этой причине меня фильм не очень сильно задел эмоционально, а для меня это важно. За исключением самого начала картины, когда мы видим мир глазами, точнее одним глазом, главного героя. Это, несомненно, блестящая находка режиссера, мастерски реализованная оператором (Я. Каминский). Невозможно не поставить себя на место этого попавшего в беду человека, про которого мы еще ничего не знаем. Невозможно уйти от вопроса: «А если завтра это случится со мной?»

Митрополит Антоний Сурожский как-то сказал: «Мы живем так, как будто пишем черновик, думая, что обязательно у нас будет время переписать его набело». Увы, как правило, жизнь не дарит нам такой возможности. «В чем застану, в том и судить буду», – говорит Господь[5]. Автору романа Жану-Доминику Боби, которого сыграл в фильме М. Амальрик, эта возможность была дана.

Когда герой фильма понял, что с ним произошло, первая его просьба была о смерти, он хотел умереть. Он бы и умер, если бы эта беда с ним приключилась несколько десятилетий назад, но современная медицина творит чудеса. Он оказывается в прекрасной клинике на берегу моря, его окружают замечательные врачи. Они все исполнены оптимизма и говорят ему, что он жив и все будет хорошо. «И это жизнь?» – кричит он своим благодетелям, но его крика никто не может услышать. Однако его слышим мы, собственно, это наш крик. А дальше фильм, как мне кажется, и является попыткой ответить на этот вопрос, риторический по форме, но не по содержанию.

Что такое вообще жизнь? Как отличить живое от неживого? Когда мы живем, а когда просто существуем?

Постепенно мы узнаем о прошлой жизни нашего героя. Казалось, он достиг всего, о чем только можно мечтать: построил карьеру, был богат, получил известность, воспитал троих замечательных детей, хотя их мама и не был его женой. Он был окружен обворожительными красотками. Ему еще и удивительно везло, однажды он чудом не попал на самолет, захваченный террористами. При этом создается впечатление, что он – атеист, но не пошлый и не циничный человек. В фильме есть прекрасный эпизод поездки с подругой в Лурд вовсе не с паломническими целями. Там он произносит слова, явно не случайные для понимания фильма: «В Лурд приезжают больные, чтобы исцелиться, а я приехал здоровый, чтобы заболеть». Его нежные и трогательные отношения с престарелым отцом, которого гениально играет М. фон Сюдов, показывают, что, несмотря на всю погоню за успехом и благами мира сего, он не потерял чего-то очень важного.

И все же лучше всего стиль жизни героя фильма передают слова песни из культового фильма 70-х «О, счастливчик»:

Но вот его жизнь замирает, точнее, распадается на две неравные части: 44 года до и год и два месяца после. Жизнь баловня и мачо сменяется жизнью «овоща». И вот вопрос: когда Жан-Доминик был более живым? У каждого будет свой ответ на этот вопрос, и во многом он будет зависеть от того, что мы считаем жизнью.

Великий соотечественник Жана-Доминика Боби Марсель Пруст считал, что «жизнь есть усилие во времени». Нужно совершать усилие, чтобы оставаться живым. На протяжении всего фильма мы видим колоссальные усилия, которые прикладывает Жан-Доминик, чтобы жить и не просто жить, а жить максимально осознанно и осмысленно, несмотря на то что все его тело мертво за исключением левого ока. Он всматривается в свою жизнь, в людей, которые его окружали. Такое впечатление, что он их только сейчас начинает по-настоящему замечать, благо времени теперь много. Он не просто вспоминает, мечтает, фантазирует, он творит, он пишет книгу, что в его ситуации просто подвиг. Многие на его месте с легкостью впали бы в уныние, отчаяние, ропот и на самом деле превратились бы в «овощ»! Многим для этого не обязательно садиться в инвалидную коляску. «Быть человеком – значит быть направленным не на себя, а на что-то иное» (В. Франкл). Потеряв человеческий вид, оказавшись в скафандре, человек начинает усиленную работу над тем, чтобы стать человеком (бабочкой) и вырваться на свободу.

В одном интервью режиссера этого фильма спросили: «У вас есть какой-нибудь рецепт по освобождению себя?» Тот ответил: «Это очень большой вопрос. Мой рецепт: я пытаюсь быть верным себе, я отвечаю за себя, я виновен в своих грехах, и я отвечаю за то, что я сделал правильно. Нужно всегда принимать ответственность за свои действия, это единственный путь к свободе»[7].

Наверное, этот рецепт не всем подойдет, меня лично он не очень устраивает, так как в нем нет, как мне кажется, диалогического измерения. Человек не одинок и не самодостаточен. Он нуждается в Другом, чтобы быть свободным по-настоящему. Но не так важны ответы, к которым приходят авторы, важны вопросы, которые они перед нами ставят в своих произведениях.

Американский психотерапевт Д. Бьюдженталь в книге «Наука быть живым» вспоминает, что, будучи еще мальчиком, он оказался впервые со своим отцом в кинотеатре. Увиденное сильно потрясло его, и после сеанса он спросил отца: «Папа, а мы живые или на пленке?» Спросим и мы себя.

Ида (2013)

Реж.: Павел Павликовский

Сегодня ночью стало известно, что Оскара за лучший иностранный фильм получил польский фильм «Ида», а не наш «Левиафан». Я совершенно незнаком с кухней оскаровского комитета и потому никак не могу комментировать это решение. Скажу только, что хотя мне жаль, что фильм Звягинцева не получил награды, я рад, что она досталась «Иде». Фильм П. Павликовского мне очень понравился. Он очень красивый, стильный, в хорошем смысле этого слова, а кино все-таки – визуальное искусство, в первую очередь. О том, что фильм очень многогранен, писали многие. Для меня это фильм о взрослении, об обретении веры, которая возможна только в ситуации свободы выбора, это фильм о надежде. Главная героиня, Анна, воспитанная с младенчества в монастыре, оказывается в миру; настоятельница, провожая ее, говорит, что «если она захочет, то может вернуться обратно».

В миру ее встречает родственница, сестра ее матери, Ванда, в недавнем прошлом «красный прокурор», женщина, много пережившая и много натворившая, циничная, но по-своему мудрая, она становится своего рода проводником в мир для своей племянницы. Анна с интересом присматривается к миру, она его не боится, но в то же время и мир со своими соблазнами и искушениями не затягивает Анну. Она чувствует себя здесь в гостях. Казалось бы, то, что наверняка сможет оставить ее здесь навсегда, – привязанность к молодому человеку, который ее полюбил… но не получается. «А что потом?» – спрашивает она его, когда он рассказывает ей свои планы про женитьбу, детей и т. д. Что потом? Весь фильм пронизан этой устремленностью к чему-то большему, так гениально переданной поэтом и философом Владимиром Соловьевым:

Эстетика фильма Павликовского намного ближе к А. Тарковскому, чем эстетика Звягинцева, где Небеса скорее пусты. Анна не встречает в мире тех, кто, как и она, тоскует по «иному». И потому она уходит из мира, возвращается в монастырь, свободно, осознанно, она знает, что делает, почему и зачем. Найдет ли она то, что ищет, в стенах монастыря? Хочется верить, что да; фильм очень светлый, вселяющий надежду.