— Я в порядке, Рон, правда.
—”Миона…
— У меня все нормально! — рявкнула она, глядя на него так, будто у него внезапно выросла еще одна голова, и это стало вдвое больше раздражать.
— Чёрт побери, хорошо! Не надо так грубить, — пробормотал Рон и покачал головой, искренне удивленный её вспышкой.
— Я не грубая, я просто устала и не в настроении вести этот разговор.
— Ты когда-нибудь будешь в настроении? — спросил он обвиняющим тоном и стиснул зубы.
Она чувствовала, как ее тело покалывает, словно готовясь к натиску правды, но ей нужно было все это сдержать. Болтовня о ее романе с Малфоем, когда они оба были в гневе и уже ссорились, не принесла бы ничего хорошего. Не то чтобы в любой другой ситуации…
— Что это должно значить? — Гермиона зашипела, в какой-то мере зная, что он хотел сказать.
— Это означает, что ты никогда не в настроении что-либо делать! Я просил тебя пойти куда-нибудь, пообедать, сделать что-нибудь…
— О, тогда ты явно все перепробовал, не так ли?! Скажи мне, Рональд, когда в последний раз ты действительно спрашивал о моей работе и как она продвигается…
— Только не это…
— Да, да, в этом и проблема, — Гермиона вскрикнула и отодвинула стул, встала из-за стола и сердито вошла в гостиную. Она кипела от ярости, от ярости, ее тело дрожало, а руки сжимались в кулаки, готовые нанести удар в любой момент.
С тех пор, как она поссорилась с Гарри, она не получала ничего, кроме стресса из-за неизбежного разговора с Роном. Она ненавидела то, что не с кем поговорить — зачем, черт возьми, она сказала Драко, что ей нужно какое-то пространство между ними? Чтобы уменьшить ее вину? На самом деле это было смешно, потому что он был единственным, кому она могла доверять. Гарри избегал ее и Рона, Джинни ничего об этом не знала, а Рон… он был как никогда невежественен.
— Ты с ума сошла, ты это знаешь! Это похоже на тебя — кто ты? — внезапно спросил Рон, его голос был намного громче, чем раньше, достигнув ее ушей, прежде чем он появился в дверном проеме комнаты, глядя на нее, как будто она была чем-то вроде случая для наблюдения. Это заставило ее взобраться на стену.
— Я не знаю! Я понятия не имею, кто я, потому что я такая несчастная и потерянная в этом долбанном браке! — Гермиона закричала, заставляя себя вздрогнуть от резкости слов.
Казалось, это только ухудшило отношение Рона, автоматически введя его в состояние отрицания.
— О, так ты несчастена? Ты могла что-то сказать, знаешь ли! Ты могла…
— Ты слепой, Рон? — Гермиона закричала, эхо этого голоса отражалось от стен еще долго после того, как оно вышло наружу.
— Или ты просто не хочешь видеть? Мы разваливаемся, это не работает! Как ты можешь стоять и вести себя так, как будто это только я, когда знаешь, что это мы оба! Мы несчастны! Мы… мы не такие, какими мы были раньше, все по-другому, и я… я думала, что это временно, но мы оба видим, что это не так!
Рон сузил глаза, его грудь вздымалась, когда он пытался что-то сказать. Она могла видеть, как ее слова проникают внутрь, и, несмотря на ненависть к тому факту, что она не должна быть такой резкой, другая часть ее была довольна тем, что она выводит все это из своей головы. Ну наконец то.
— Я понятия не имею, что на тебя нашло, но я не буду обсуждать это сейчас, когда ты явно расстроена чем-то другим…
— Ради Мерлина, Рональд! Проснись! Как ты можешь так говорить, как ты — ты притворяешься, что не видишь того, что у тебя под носом! Почему ты просто не понимаешь? Ужин на этой неделе каким-то образом не компенсирует все недостатки в наших отношениях! Ты не пытаешься, я не пытаюсь. Это не работает! — Гермиона снова взорвалась, пытаясь отдышаться. Она почувствовала сжатие в животе и горле, начали подниматься слезы, но пока она оттолкнула их.
— Нет, я ничего не вижу, потому что там ничего нет! Мы в порядке, мы — это всего лишь фаза, — нерешительно пробормотал он, и даже Гермиона могла видеть, что он изо всех сил пытается объяснить себе и понять их ситуации. Казалось, ему больше нечего было сказать, поэтому он просто беспомощно смотрел на нее с выражением жалости на его лице.
— Ты справишься с этим, все будет в порядке, — сказал он, и Гермиона покачала головой, не готовая к последней конфронтации. Пока он не перестал обманывать себя.
Он смотрел на нее, казалось, целую вечность, его поведение со временем менялось с злого на растерянное. Казалось, тряска ее головы заставила его понять, что она не хочет бросать ее, поэтому он медленно кивнул, его лицо теперь было более расслабленным, чем раньше.
— Хорошо. Пусть будет так. Но я говорю тебе, Гермиона, я не приму эту чушь. Я ухожу, не жди меня, — отрезал он, поворачиваясь и идя по коридору. Она была уверена, что слезы потекут в тот момент, когда она увидит, как он спиной выходит за дверь, но ничего не произошло.
— Какой идиот.
От голоса у Гермионы забилось сердце, она вскочила и тихонько взвизгнула. Коричневые радужки сфокусировались на высокой темной фигуре, стоящей между гостиной и дверью гостиной.
— Драко, — выдохнула Гермиона, словно в изумлении, не зная, просто ли она вообразила его из-за стресса или он действительно был там.
Он смотрел на нее несколько мгновений, на его лице было нечитаемое выражение. Они ничего не могли сделать, кроме как смотреть друг на друга, единственный шум в комнате — их дыхание и тиканье часов. А затем, всего в несколько шагов, Драко оказался прямо напротив нее, и его руки схватили ее за запястья, прижав ее спиной к стене позади нее. Он прижался губами к ее губам, и Гермиона не смогла удержаться, громко застонала, каждое чувство ее тела взорвалось от прикосновения. На вкус он был чем-то запретным и восхитительным, к чему можно легко привыкнуть, и ее руки без колебаний схватили его за волосы, прижимая ближе. Он был совершенно свиреп, когда пожирал ее, вонзая зубы в ее кожу, языком облизывая ее губы, открываясь и находя, подталкивая ее в свой рот и заставляя сердце биться быстрее.
Каждая клетка ее тела требовала кислорода, но найти его было трудно, поскольку ни одна из них не хотела двигаться. Драко хмыкнул, когда она прикусила его нижнюю губу и потянула за нее, его руки схватили ее за задницу и так сильно прижали бедра к его, что она почти почувствовала, как твердый член трется о нее. Глаза Гермионы удивлённо распахнулись, и она захныкала, когда он прижался к ее бедрам, их страсть заставляла ее кожу покалывать, а напряжение ее тела увеличивалось с каждым мгновением.
— Драко…- Гермиона ахнула, когда он, наконец, осмелился прервать поцелуй, его голодные губы спустились к ее шее, кусая, покусывая, отмечая ее.
Она застонала, и ее бедра дернулись, чтобы встретить его в знак признательности, ее тело отчаянно нуждалось в освобождении. Казалось, что прошло так много времени, они оба питались друг другом, требуя плоти, прикосновения, тепла и многого другого.
— Драко…- она заскулила и запрокинула голову, ее глаза закрылись, когда он ударил очень чувствительное место между ее шеей и плечом, заставив ее киску сжаться в отчаянии, чтобы почувствовать его внутри себя.
— Я чертовски люблю, когда ты произносишь мое имя, Грейнджер, — прорычал он, и звук проник прямо в ее душу, вызвав больше тепла и энергии, из-за чего ей было трудно остановить его. Он нащупывал ее задницу, прижимая к себе, яростно терся своим одетым членом вверх и вниз по ее нижней части, так же отчаянно желая освобождения, как и она. Одна из его рук разорвала ее рубашку, пуговицы разлетелись по комнате, а ее звериное рычание заглушало их шум.
— Пропустил это… черт… так хорошо, — шипел он ей, схватив ее за грудь и прижавшись к ним грудью, протискивая ее соски сквозь тонкий материал бюстгальтера и заставляя Гермиону задыхаться, когда она жадно прижималась к нему.
— Скажи мне, что ты моя, Грейнджер, скажи это, — внезапно потребовал он, его свободная рука вонзилась в ее волосы и вздернула ее шею, пока она не смогла посмотреть ему в глаза.
