– Фурия, – сказала Федра, – хорошо, что ты здесь.

– Стражники не пропускали меня.

– Стражники? – Взгляд Федры омрачился, когда она вопросительно взглянула сначала на Зибенштерна, а затем на герцога.

Губы Ментаны искривились в улыбке.

– Это было сделано по моему приказу. Я счёл нужным проверить силу нашей юной подруги. И её самообладание тоже.

Слова герцога прозвучали как нельзя более свысока, что немедленно напомнило Фурии, что она имеет дело с картинным злодеем из «Фантастико…». Впервые она встретилась с ним между страницами мира, тогда его сопровождала орда чернильных поганок. Как и Изида, Ментана обладал властью открывать портал между Забытыми землями и другими убежищами. После войны вход в ночные убежища запечатали лучшие библиоманты Академии, поэтому пробить щёлку в блокаде стоило колоссальных усилий даже таким могущественным существам, как экслибры Зибенштерна.

Переправив Зибенштерна в Забытые земли, Изида несколько дней лежала в коме и только потом начала восстанавливаться. Очевидно, Ментана пришёл в себя быстрее, но Фурия сомневалась в том, что даже у него хватило бы сил, чтобы проделать этот фокус больше двух-трёх раз. Очевидно, герцог тоже был не в состоянии спасти чернильных поганок – может быть, пару дюжин, не более, которые могли выскользнуть из убежищ, пока он держит портал открытым, но точно не всех.

Однако уж Федру-то он мог бы доставить в безопасное место в любой момент. Почему же она всё ещё была здесь? Неужели её приязнь к жителям ночных убежищ была настолько велика, что она и дальше готова была рисковать собственной жизнью?

Легендарная праматерь библиомантики, про которую ходило столько легенд, была, как и большинство жителей ночных убежищ, одета в армейские обноски: серый шерстяной свитер со спущенными петлями, спортивные штаны карго, все в пятнах и заплатках. Короткие волосы праматери библиомантики были цвета лавовых нагромождений, левый глаз налился кровью, а оба зрачка были окаймлены золотым ободком. Ничего подобного Фурия в жизни не видела. Даже если Зибенштерн был прав и эта экслибра была не настоящей праматерью Федрой, а лишь её подобием, выпавшим из мифов, она олицетворяла собой тип женщины, готовой умереть за свои убеждения. Эта Федра уже много лет властвовала в ночных убежищах, и каждый прожитый здесь год оставил неизгладимый отпечаток на её лице. Тело её было плотным и жилистым. Только её взгляд выдавал тревогу и озабоченность.

Казалось, Федра осознавала, что шансы её народа выжить стремились к нулю, и была готова ухватиться за любую соломинку, чтобы не допустить этого. И прежде чем разговор продолжился, Фурия отчётливо осознала, кто именно был этой последней соломинкой.

– Ладно, мы убедились в том, что ты достаточно сильна, чтобы напугать пару умирающих с голоду чернильных поганок, – сказала Федра, бросая неодобрительный взгляд в сторону герцога. – Может быть, теперь мы приступим к делу? Ведь ты за этим пришла сюда, не так ли?

Должно быть, Зибенштерн сообщил Федре, что Фурия теряет терпение. Был ли их поход к кораблю попыткой ускорить события? Девочка знала, что он строит собственные планы. Но почему он был так уверен в том, что Фурия не выдаст его Федре?

– Чего вы хотите от меня?

Прежде чем кто-то ответил ей, взгляд Фурии упал на зеркало без рамы, висевшее на стене возле двери. Под зеркалом находился маленький рукомойник со ржавым краном. По зеркалу змеилась трещина, его поверхность была испещрена коричневыми пятнами. Тем не менее Фурия как загипнотизированная подошла к нему ближе и стала внимательно рассматривать своё лицо.

– Что случилось? – спросил Зибенштерн.

– Когда я в последний раз видела себя в зеркале, кое-что… произошло. – Фурия в замешательстве подбирала слова. – В зеркале роились буквы, из них состояло моё лицо и тело… Целый муравейник букв.

Она услышала, как за её спиной Федра шумно втянула в себя воздух и спросила:

– Ты это тоже видишь?

Фурия осторожно коснулась зеркальной поверхности кончиками пальцев. Она знала, что выглядела просто ужасно, вся грязная и измождённая, но из зеркала почему-то на неё смотрело её обычное отражение. Не мигающие мелкие буковки, а бледная кожа и светлые волосы, и посреди лица – горящие глаза. Она чуть сама себя не испугалась. Её облик изменился, и девочка задавала себе вопрос: случилось ли это ещё до её встречи с идеями или за последние дни в ночных убежищах? Интересно, Федра заметила, что её глаза изменились? Неужели именно поэтому она надеялась, что Фурия сможет помочь чернильным поганкам? И Зибенштерн тоже увидел в её глазах что-то такое, что заставило его поверить, что девочка может стать его соратницей при крушении и новом сотворении мира библиомантики?

– Тогда ты это тоже видишь. – Федра сама ответила на свой вопрос.

Девочка отвела глаза от своего отражения и обернулась к остальным:

– Теперь уже нет. А что это означает?

Федра и Ментана переглянулись. Герцог отошёл от стола, шагнул к Фурии и крепко взял её за плечи:

– Дай мне взглянуть тебе в глаза.

Она гневно уставилась на него, слишком рассерженная, чтобы, в свою очередь, искать что-то в его глазах. Всего через несколько секунд он выпустил её.

– Так и есть, – произнёс он, вернувшись к Федре. – Она – просветлённая.

Фурия вспомнила, что умирающий экслибр Зибенштерна в резиденции, взглянув на неё, прошептал: «Зеркало», – как будто обнаружил в её глазах что-то, что делало её его союзницей.

– Liber Incognitus, – сказала Федра. – Тебе открылось, что ты состоишь из слов в книге, властвующей над всеми нами. В книге, в которой записаны наши судьбы.

– Но каким образом?..

– Иногда просветлённые могут распознать друг друга.

– Зибенштерн выдумал вас обоих. – Фурия обратилась к Федре и Ментане и кивнула в сторону старика, стоявшего рядом. – Вам этого мало?

Герцог наморщил нос.

– Да, если допустить, что и наш создатель – всего лишь персонаж, описанный в другой книге. – Смакуя каждое слово, он повторил: – Выдумка, как и мы.

Возможно, эта точка зрения помогала Ментане иметь дело с Зибенштерном, не испытывая трепета перед своим творцом.

– Ты слишком мало знаешь об этом, чтобы по-настоящему верить. – В голосе Федры сквозила убеждённость. – Ну да, ты же и не можешь знать много. Но об этом позже. Давайте обсудим, что мы лично можем сделать, чтобы отсрочить катастрофу. Я полагаю, Зибенштерн всё уже тебе рассказал?

– Я думаю, да.

– Идеи уже начали поглощать ночные убежища. Самое позднее через пару дней они доберутся до нашей долины. Никто точно не знает, сколько народу живёт в лагере, может, четыре тысячи человек, может, пять, а может, и больше. Ментана – последний экслибр Зибенштерна, который остался у нас. Пока идеи не оказались здесь, он, вероятно, сможет открыть два или три портала, через которые успеет спастись горсточка женщин и детей. Но боюсь, что нам лучше поберечь его силы.

Федра схватила руку Ментаны. Это прикосновение выглядело не как ласка, а как скрепление договора. Почему-то Фурии было неприятно смотреть на это. Она вновь сосредоточилась на золотых ободках вокруг зрачков Федры.

– Это решение далось мне нелегко, но вместо того чтобы спасти малую часть населения ночных убежищ, мы попробуем кое-что другое. И здесь в игру вступаешь ты, Фурия.

Федра выпустила руку Ментаны. Он медленно отступил подальше, чтобы она не могла достать его.

– Я рассчитывала, что у нас ещё есть время, – продолжила Федра. – Это было до того, как идеи проникли в ночные убежища. Недавно я послала лазутчика к тебе домой, чтобы выкрасть одну из «Книг творения». – Одиннадцатый том, в котором, по уверению Зибенштерна, определялись судьбы экслибров. Изменить то, что там написано, нам всё равно бы не удалось, но я хотела узнать, что именно там написано.

Старик, стоящий у стола, потупился.

– Я боюсь, что прошло столько времени, что от меня не будет никакого проку. С тех пор, как я в последний раз открывал «Книги творения», прошло более сотни лет. Я давно уже не помню подробностей.