– Я мог бы быть твоим советником.

– Ты хочешь, чтобы я была твоей марионеткой. Как Рашель – марионетка Академии.

Старик энергично потряс головой:

– Это не так! Я имею в виду…

Однако Фурия уже не слушала его. Она достала петушиную книгу, расщепила страничное сердце и быстрыми шагами направилась к одному из проломов в перилах – создавалось впечатление, как будто гигантская пасть откусила от них кусок.

– Не делай этого! – крикнул ей старик.

Она множество раз видела, как летали Изида и Саммербель, а однажды летающие кавалеры гнались за ней по крышам Либрополиса. Только у неё самой оторваться от земли ещё никогда не получалось. Когда они тренировались с Саммербель, та говорила, что Фурия не может до конца отключить голову и слишком рационально подходит к вопросу.

Возможно, смешанные чувства и ярость как раз и придадут ей недостающее ускорение. Самое время попробовать. Если же ничего не выйдет и она разобьётся о скалы внизу, остальные проблемы тоже, так сказать, разрешатся сами собой.

– Фурия, пожалуйста!..

Она не слушала его, на ходу читая слова страничного сердца.

Зибенштерн хотел загородить ей дорогу, но не успел, ведь двигался слишком медленно, и Фурия добралась до места со сломанными перилами, немного опередив его. Когда он протянул руку, чтобы удержать её, она закрыла глаза и шагнула с края палубы.

– Ну вот, и эта участь меня не минует, – прокаркала петушиная книга.

Палубы под ногами Фурии уже не было: под ней зияла пропасть. Секунду, показавшуюся девочке бесконечной, она ощущала падение – словно прыжок с трёхметровой вышки. Её тело приготовилось упасть, в животе ёкнуло.

У неё получилось держать равновесие – и страх высоты вдруг пропал. Она стояла в воздухе выпрямившись, чуть покачиваясь, неуверенная в том, как это должно быть, но парящая над землёй. Ощущение падения, от которого у неё только что сжималось всё внутри, уступило место радостному возбуждению.

– Фурия! – услышала она вопль Зибенштерна, но не обратила на него внимания, паря высоко над лавовыми нагромождениями и борясь с желанием замахать в воздухе руками.

Одновременно она спустилась чуть ниже, но очень медленно, как будто сила земного притяжения не до конца потеряла над ней власть. Это был первый успех, да, это был успех, за которым она почти забыла разговоры Зибенштерна о переписывании мира и её собственной роли в нём. Прошло не менее полминуты, прежде чем Фурия достигла земли и легко опустилась на её поверхность подошвами туфель. Она глубоко вздохнула, облегчённо и удовлетворённо одновременно, и только сейчас оглянулась на гигантский остов «Флёр», вздымавшийся за её спиной, словно горный хребет. На палубе корабля, возле перил, при вспышках зарниц можно было различить фигуру Зибенштерна – одинокий силуэт, обращённый в её сторону. Даже если он что-то кричал ей, слова относило ветром и их нельзя было разобрать.

По каменистым обломкам Фурия заторопилась к цепочке лагерных костров. Часовые пропустили её, но Фурия ощущала у себя на спине их взгляды спустя долгое время, уже взбираясь по склону холма, когда между ней и лагерем встали каменистые громады. Только оказавшись на вершине, она остановилась и оглядела море огней, раскинувшееся внизу. Из долины доносилась неистовая барабанная дробь. Разницы между ночью и днём не существовало, поэтому лагерь никогда не спал.

Вместо того чтобы вернуться тем же путём, которым она пришла вместе с Зибенштерном, она повернула направо, по широкой дуге обогнула бункер Федры и прилегающие к нему постройки, стоявшие на полпути вниз, и продолжила спуск, направляясь к ответвлениям лагеря чернильных поганок.

– Что у тебя на уме? – робко спросила петушиная книга.

– Я схожу к ним.

– М-м-м… Что?

– Я ничего о них не знаю. Всё, что мне известно, – это то, что когда-то они были экслибрами, которых Академия депортировала в ночные убежища и которые здесь впоследствии мутировали.

– И что они людоеды? – напомнила книга.

– Да, и это тоже.

– Может быть, они едят даже книги!

– Кто знает… – вздохнула Фурия.

– И всё это не побуждает тебя держаться от них подальше?

– Если бы я верила всему, что слышала о петушиных книгах, ты бы не была сейчас моей сердечной книгой.

– Можно подумать, у тебя был выбор! – вознегодовала книга. – Нет уж! Судьба связала нас, как Робинзона и Пятницу, как Робин Гуда и леди Мэриан, как…

– Если я и вправду могу их спасти, тогда мне нужно к ним присмотреться.

– Может быть, ты могла бы спасти их издалека? – спросила петушиная книга. – Или спасти как-нибудь немножко. Или вообще не спасать их, а вместо этого спасти нас с тобой.

– Я в процессе.

– Кончится тем, что нас насадят на вертел и поджарят на дымящемся костре! Тебя на длинном шампуре, а меня на коротком.

– Доверься мне.

– Ну да, как же! Из-за кого мы здесь оказались?

Фурия была рада, что у петушиной книги нет рук, иначе она бы непременно высунула из кармана поучающий указательный палец.

– Кто из нас сохранял благоразумие и призывал к осторожности? Чьим советам опять не вняли? Это не только больно и обидно – это приведёт к тому, что меня съедят! – воскликнула книга.

– Они решат: такой маленькой книжечкой нельзя наесться, лучше мы её отпустим.

– Ага, вместо этого мы зажарим наглую девицу, вот только добавим розмарина, и…

– Тихо! – Фурия вылезла из-за нагромождения камней. – Мы уже почти на месте.

– Кажется, я их уже чую.

Им навстречу повеяло запахами хлева. Фурия вспомнила хозяйственные постройки в Котсуолде, корыта с объедками, сточные канавы и резиновые сапоги, воняющие потными ногами.

– Шампуры! – жалобно взвыла книга. – И огонь!

Фурия глубоко вздохнула, выдохнула, расправила плечи и преодолела последние метры до лагеря чернильных поганок.

Она успела как раз вовремя, чтобы застать в живых Мать пятнадцати.

Издалека Фурия не видела в лагере ничего, кроме костров, – целое море светящихся точек. Теперь же перед ней из темноты выступал рассечённый трещинами силуэт, простиравшийся от одного края долины до другого, – силуэт беспорядочно разросшейся массы построек, прилепившихся друг к другу, где в качестве строительного материала использовалось абсолютно всё, что чернильные поганки находили во время своих вылазок. Из грубо отёсанного камня были сложены подобия стен, скорее напоминавшие загоны для скота, чем здания. Дерева не хватало, поэтому настоящих крыш в лагере практически не было – только брезентовые навесы, растянутые над каменными стенами.

В некоторых местах среди строительного материала можно было различить детали старых автомобилей, которые, вероятно, в начале войны переправили сюда через портал, – двери, капоты, крышки багажника, даже колёсные ободья и треснувшее безопасное стекло. В одном месте Фурии показалось, что она увидела гусеницу танка, положенную как зубчатый венец поверх стены. По всей видимости, во время войны в ночных убежищах использовалась не только библиомантика, но и вооружённая гвардия Академии. О войне Фурии было известно слишком мало, чтобы представить, как всё было на самом деле.

Причудливое нагромождение скальных обломков, разнообразного хлама и взлетающих при порывах ветра обрывков полиэтиленовых пакетов, покрывавших почву долины, казалось, представляло собой единую гигантскую постройку, похожую скорее на раздавленное осиное гнездо, чем на человеческое поселение. Вся эта одноэтажная конструкция была донельзя запутанной – настоящий лабиринт, казавшийся Фурии более беспорядочным, чем коридоры библиотеки внизу под резиденцией.

После того как Фурия пролезла в лагерь через отверстие между несцементированной кладкой камней и сшитыми кроличьими шкурками, она обнаружила, что брезентовые навесы здесь покрывали целые улицы. Только там, где горели костры, – во рвах, ямах, выстланных обрезками жести, и старых бочках из-под машинного масла, – навесов не было, или же в них были прорезаны дыры. Дым от множества костров не мог выйти наружу через эти отверстия, и едкий чад, от которого у Фурии першило в горле, наполнял улицы лагеря.