«Ты на кого саблю поднял, идиот, Великого повелителя не признал?» ― и скорчил, вероятно, страшную рожу.

Эффект был, как говорится, налицо. Закутанный по самые глаза в простыню тип выронил сабли из обеих рук и, что-то жалобно подвывая, упал передо мной на колени. Недолго думая, я решил закрепить результат ― с размаха двинул ему дубинкой по голове. Наверное, хорошо попал, звук был, словно раскололся пустой орех. От увиденного «дела» своих рук я прислонился к скале и позволил недавно съеденному обеду оросить сухую пустынную землю.

Подбежавший ко мне Ланс поглаживал меня по спине, утешая:

«А ты молодец, Реми! Я твой должник, вот уж не ожидал от нашего Наследника чего-то подобного. Что ты такое ему сказал, раз он даже оружие бросил? Поделишься секретом, а, великий воин?»

Я сплюнул остатки обеда и вытерся рукавом.

― Издеваешься, Ланс? А мне так плохо… Неужели я убил человека? Понимаешь, как это страшно звучит, а тебе всё хихоньки да хахоньки…

Он меня обнял, и я уткнулся носом в его рубаху, подумав почему-то о той пуговице, что с неё оторвал и спрятал в своём кошеле. Подбежавшая к нам Мири насильно заставила меня глотнуть из кружки, и я доверчиво сделал это, только потом сообразив, что выпил не воду, а уже знакомый мне «бодрящий» напиток её бабушки.

― Зачем ты это сделала, Мирела? Мне и так «весело», к чему вино?

― Не спорь со мной, глупый. Оно успокаивает, тебе сейчас это нужно, ― и она пожала мне руку, отчего я снова смутился и покраснел.

Ланс тем временем внимательно осматривал трупы, а потом просто оттащил их подальше от дороги.

― Что там, Ланс? ― спросила Мири.

― Похоже, местный проводник, тот, что в белом, решил избавиться от нанявших его бедняг. Обобрал их до нитки и убил, а тут мы не вовремя подвернулись. Зато у нас снова есть лошади, в ближайшем посёлке продадим их и купим себе оружие. Здесь слишком опасно.

Тут мне вдруг в голову пришёл вопрос, и я поспешил поделиться им с другом.

― Ланс, а почему ты не применил свою магию против этого разбойника?

― Не смог, Реми. Он словно держал меня за сердце, не давая и слово сказать, тут явно замешано дьявольское колдовство…

При слове «дьявол» я чуть не задохнулся, вспомнив, каким образом мне удалось «повергнуть» столь сильного противника. В боку неприятно заныло, я снова согнулся пополам, пряча от друзей испуганные глаза. Теперь у меня не было сомнений в собственной причастности к этой чертовщине. Только бы они не догадались об этом и не отвернулись от меня…

Мири решила, что это последствия шока, и помогла мне вернуться внутрь. Пока я валялся на досках, друзья привязали к повозке новых лошадей, и мы, не торопясь, двинулись дальше. У меня было много времени, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию, но я не стал этого делать. Что толку гадать и фантазировать? Ответа всё равно не было.

Лёжа, слушал, как снаружи усиливается ветер и, подбрасывая мелкие камни и песок, бьёт ими в стену повозки. Мири безжалостно хлестала лошадей, подгоняя их. Ланс пересел на одного из «новых» коней и мчался рядом, ведя двух остальных в поводу. Меня так трясло и подбрасывало на кочках, что я кое-как на карачках смог подобраться ко входу и крикнул Миреле:

«Что происходит, почему мы так спешим? Колёса трещат, того и гляди вот-вот отвалятся!»

― Не дай бог, тогда нам конец! Приближается буря, надо успеть вон к тем скалам, попробуем там укрыться. Мы, правда, никогда раньше в этом месте не останавливались, и я не знаю, есть ли там пещера или хотя бы небольшой лаз. В любом случае, за скалой у нас есть шанс на спасение…

― Только шанс? ― испуганно повторил я, но девушка мне не ответила, продолжая терзать кнутом и без того измученных лошадей.

Я сидел в повозке и, в отличие от прошлого раза, не чувствовал никакой «бодрости», наверное, потому что понял ― смерть наступает нам на пятки. Мы добрались до невысоких скал, в которых не было не только маленькой пещеры, но даже небольшой расселины, где можно было бы укрыться. Мири тут же выпрягла взмыленных лошадей. Они фыркали, жалобно ржали, умоляюще глядя на нас своими лиловыми глазами. А потом, к моему ужасу, просто упали.

Подъехал Ланс и отвёл новых лошадей прямо к скале за повозку. А потом посмотрел на вздрагивающие тела несчастных животных, гибнущих из-за нас, на заливающуюся слезами Мири и перепуганного меня:

«Мирела, уведи Реми и сиди с ним рядом, не нужно ему на это смотреть, я сейчас присоединюсь к вам», ― и, вынув кинжал, пошёл к умирающим лошадям, а Мири загнала меня вглубь повозки, сказав, не поднимая головы:

«Он сделает так, чтобы они не мучились, не осуждай его, Реми, и, если знаешь какую-нибудь молитву, читай её. Проси бога заступиться за нас».

Вскоре в повозку забрался расстроенный Ланс, он был бледнее обычного. Рядом жалобно заржали кони, я чувствовал их страх, так же, как боль Мири и Ланса. Это было что-то новое для меня. Но ещё поразительнее было то, что, быстро высунувшись из повозки, несмотря на то, что Ланс пытался втянуть меня назад, и, взглянув на беснующихся лошадей, я мысленно приказал им успокоиться. И как ни странно, они сразу притихли.

Я даже не удивился своим новым способностям. Вернулся в повозку и улёгся на холодный пол, с головой закрывшись лоскутным одеялом. Мне было очень плохо. Именно плохо, а не страшно ― это чувство куда-то ушло, потому что теперь я точно знал ― пока друзья со мной, с нами не произойдёт ничего ужасного. Хотя и сам не понимал ― откуда взялась такая уверенность?

Лежал и отрешённо слушал, как ожесточённо воет ветер пустоши, забрасывая повозку камнями и песком, как негромко ворчит Мири, зашивая дыру в полотнище, а Ланс бормочет свои заклинания, видимо, изо всех сил пытаясь укрепить наше ненадёжное убежище. И старался не думать о том, что со мной происходит. Сон пришёл ко мне, когда другие от волнения даже не могли сомкнуть глаз.

Я стоял на чердаке отцовского замка среди пыли и разной бесполезной рухляди. Мы с Али нередко там играли, потому что знали один секрет. В полу были достаточно большие щели, через которые хорошо просматривалась спальня одного из придворных. Мы частенько подсматривали за ним, хихикая и обсуждая достоинства и недостатки разных дам, которых он приводил к себе, постоянно меняя любовниц.

Наблюдая за этими непристойными забавами, которые весело комментировал всезнайка Али, я с печалью думал о том, что мне, наверное, никогда не суждено вкусить «радостей любви», о которых постоянно болтал любвеобильный сановник, в шестнадцать лет меня до сих пор даже никто не целовал. И не потому, что все как огня боялись моего отца, нет. Во всяком случае, не только поэтому.

Девушки заглядывались на меня, я знал, что очень красив, но каждый раз падал духом, когда слышал за спиной их разговоры:

«Надо же, какой красавчик пропадает! Я бы с ним легла, да боюсь его раздавить!»

И они убегали, смеясь над моей бедой. Но и тогда я не злился, ведь девушки были правы. Оставалось только терпеть и надеяться, что когда-нибудь отец найдёт средство и спасёт меня от жестокой болезни. Я всегда рассчитывал на других ― на отца, Али, няню, потом на Гая, поэтому и вырос таким недотрогой, всего боялся и никогда не рисковал: ни ради себя, ни ради других…

Но теперь я менялся и чувствовал это: вот сегодня впервые убил человека, защищая свою жизнь и жизнь друга. Что же теперь будет? Как далеко смогу зайти?

Неожиданно передо мной появился Али, таким, каким он мне запомнился в последнюю минуту своей короткой жизни. Пестрая рубаха залита кровью, такой же алой, как и его пухлый рот. Обычно смуглое лицо ― бледнее моей белой сорочки, в глазах ― бесконечная тоска и любовь. Его разбитые губы прошептали мне:

«Держись, Барри! Ты справишься, главное, не пускай в себя зло. Это погубит тебя, и тогда мой отец, да гореть ему в аду, победит…»

Он плакал кровавыми слезами, и я рыдал вместе с ним.

Ланс осторожно тряс меня за плечо, пытаясь разбудить. Я открыл горячие тяжёлые веки, протерев их ладонью, и отвернулся от друга. Не мог смотреть в эти встревоженные, добрые глаза, не хотел ему врать. Поэтому просто буркнул: