Покурив на крылечке, Лёха с опером зашли в кадаверную. Труп лежал на каталке лицом вверх, совершенно голый. Да, это брат, сомнений нет. Но что с его телом?.. Всё туловище, шея, ноги и руки испещрены тёмно-синими нитями, словно опутаны паутиной. Не тронуто лишь лицо с ввалившимися щеками.

Молодой парень отошёл от каталки, не в силах смотреть на жуткую картину. Словно издалека донеслись голоса опера и врача, переговаривавшихся между собой:

– Это наколка у него такая в полный рост?

– Сейчас уже непонятно где у бедолаги наколки, а где сосуды повылезали и просвечивают через кожу…

– Паук-то на пузе, как живой. Глядит своими хищными зенками, даже холод пробирает!

– Да уж… И охота была мужику так себя уродовать…

18.09.2018

Рисунок автора

Случай этот вспомнился, когда навещал заболевшего родственника в стационаре. Как раз в кардиоцентре, где и произошло то непонятное событие лет пять назад.

Я сам тогда загремел на больничную койку из-за плохого самочувствия, с подозрением на сердечный сбой. Дело было на какие-то праздники, по-моему, первомайские. Как раз самый канун.

Залёг в обычную палату на четыре койки. Но занята из всех оказалась только одна, мужиком лет сорока по имени Павел. В общем, вдвоём мы хозяйничали. Обычного наплыва болезных не было в связи с намечающимися праздничными каникулами. Кому ж охота деньки для разгулья в больничных стенах убивать?

Я тоже не планировал сутками в стационаре пролёживать – получил с утра дежурную капельницу и адью, до завтра. А Павлик торчал в палате безвылазно, с ночевой. Не помню, то ли ему до дома было далеко добираться, то ли на самом деле неважно себя чувствовал.

Утром раз возвращаюсь из дома в больничку и слышу от Павлика такой рассказ. Мол, проснулся он ночью непонятно от чего (а лежал лицом к стенке). Прислушался. Тихо. Ни звука. Повернулся на другой бок и чуть на пол не выпал! В темноте палаты, прямо у изголовья его кровати стоит неподвижная фигура в длинном одеянии!

Когда шок немного прошёл, Павел пригляделся и понял, что это стоит высокая пожилая женщина в домашнем халате (форма одежды № 1 для стационаров). Стоит, молчит и куда-то сквозь Павлика глядит. Мужик вопрошает: «Тебе чего бабуля?». В ответ тишина гробовая. Он ещё ей несколько наводящих вопросов задаёт. Бабка – ноль внимания.

Павлик отвернулся обратно к стене. Но не спит, прислушивается. Чёрт знает, что у этой старой лунатички на уме? Через некоторое время слышит – бабкины шлёпанцы зашуршали в сторону приоткрытой двери…

Кстати, в палате было всегда душновато, поэтому и дверь на ночь не закрывали, чтоб воздух заходил.

Ушла бабуля. Так ни словом и не обмолвившись.

Мы с Павликом поприкалывались над ночным эпизодом и забыли.

А на следующее утро он (уже не такой весёленький) сообщает мне, что минувшей ночью история повторилась. Опять приходила та же молчаливая бабка и с полчаса возвышалась у него над головой. Потом так же, не произнеся ни единого слова, удалилась восвояси.

Тогда мы уже сообщили о ночной гостье дежурной медсестре и поинтересовались, что это за бабушка-лунатик разгуливает по мужским палатам. Оказалось, что ночью из потенциальных гулён женского пола в отделении вообще никого не было! Все расходились спать по домам (ну, такое послабление режима в честь праздника сделали). Только одна пожилая больная оставалась в женской палате, но она почти не ходячая – даже в уборную под локоточки её водят.

Павлик всё же пошёл поглядеть на лежачую. И признал:

– Эта она! Та самая бабуля, что заявляется ко мне уже вторую ночь!

А бабка, действительно, лежит недвижно пластом под капельницей, поди уже и корни пустила. Жёлтая и исхудавшая до костей вся. Со стороны смотришь – вовсе не верится, что самостоятельно способна передвигаться, сердешная…

Медсестра пожала плечами, видно, не очень поверив в историю Павла, и посоветовала просто на ночь плотнее дверь прикрывать.

Так пролетело полторы недели. Настырная бабуля никак не унималась и регулярно навещала незабвенного Павлика по ночам. Он уже и попривык, как бы, к её безмолвным ночным визитам. Старался внимания не обращать. Что возьмёшь с убогой старушки. Но на мои утренние вопросы всегда утвердительно кивал – ага, мол, сегодня опять заявлялась.

Да и один из новеньких мужичков, которых после минувших праздников подселили в палату, тоже раз старушку видел. Но решив спросонья, что это медсестра заглянула, повернулся на другой бок и снова захрапел.

Перед самой выпиской, во время утреннего обхода, мы со смехом случайно обмолвились лечащей врачихе о загадочной бабуле. Но на наши прибаутки молодая докторша вполне серьёзно заявила, что похожую пожилую женщину уже с неделю как выписали. Причём, совсем безнадёжную. Мол, жить ей осталось совсем ничего. В таких случаях всегда стараются отправить больного домой, к родственникам, а не держать до последнего в стационаре.

Павел аж с лица сошёл! А кто же тогда ко мне по ночам ходит?!..

В сомнении, мы полдня, как разведчики, рассматривали постояльцев двух женских палат, но, действительно, никого, даже отдалённо, напоминающего злосчастную бабулю, так и не приметили!

Когда выписывались, обменялись телефонами. Павлик оказался весёлым мужиком, приятным в общении, к тому же, рыбак. Собирался показать мне свои уловистые места…

Но, к сожалению, не сложилось. Через пару недель я узнал о его скоропостижной смерти.

31.10.2016

Рисунок автора

Необычные случаи, о которых пойдёт речь ниже, тоже из сферы здравоохранения. Все произошли в больничных стационарах Екатеринбурга в разное время. О них мне рассказала хорошая знакомая Ирина, работающая медсестрой в одной из старых больниц. Данный сборник включает три такие истории: Нехорошая кровать. Мужчинка в красной футболке. Хлормэн.

***

В гастроотделении, где Ирина трудится лет пятнадцать, медперсонал уже давно обратил внимание на необъяснимую череду смертей больных, которые лечились в одной из палат. Причём, не всех подряд, а только тех, что лежали на определённой кровати. Палата рассчитана на шесть человек, заполняемость всегда стопроцентная, так как гастрохроников у нас пруд пруди. Но, если большинство худо-бедно восстанавливалось после капельниц и таблеток, отправляясь через положенные две недели вновь поднимать с колен матушку-Русь, то тех, которым «посчастливилось» попасть на вторую, слева от входа в палату койку, выносили вперёд ногами или уже во время лечения, или вскорости после выписки.

То ли случайно так совпадало, что укладывались на зловещее место особо тяжкие болезные, то ли по другому роковому стечению обстоятельств, но трагическую закономерность медики заметили. Больным, конечно, это не афишировали – зачем пугать людей, и без того, находящихся не в самом лучшем расположении духа?

Кто только не уходил на тот свет с нехорошей кровати! И совсем юные наркоманчики, и, с виду здоровенные, мужики, и престарелые развалины (палата была мужская). Нет, на других койках и в других палатах больные тоже умирали, но не с таким неотвратимым постоянством. Доходило даже до того, что иногда, при поступлении какого-нибудь молодца, которому жить да жить ещё, а из свободных кроватей оставалась только эта, заведующая отделением не решалась укладывать на неё парня, а уговаривала, под предлогом отсутствия свободных койко-мест, подождать ещё недельку, до выписки очередной партии «выздоровевших». Хотя суеверных среди медиков не так уж много.