Попросить Рей о том, что он так желает, вполне естественно, глядя, как она пытается его ублажить.

Скажи ей, что скоро кончишь. Скажи ей, чтобы она отстранилась.

— Можно я?..

Её зубы легонько касаются уздечки, и на мгновение ему кажется, что он уже достигает самого пика.

— Кончу тебе в рот? — бормочет он.

Она… она улыбается. Чёрт!

Это просто безжалостное удовольствие. Подобное атомной бомбе. Пронзает насквозь, наполняет, рвёт на части, раскаляет добела. Рей продолжает нежно ласкать его плоть и смотрит на него остекленевшим взглядом, пока он снова пытается вернуть контроль над своим телом. Бен обхватывает её щёку.

— Открой рот, — хрипло произносит он. Просьба застаёт Рей врасплох. — Я хочу, чтобы ты открыла рот. Хочу это видеть.

Она колеблется, но потом подчиняется. И он… он наверняка сойдёт с ума. Завтра она захочет выйти из номера, но он не отпустит её. Им обоим придётся физически сдерживать его.

— Ты даже не представляешь, что я хочу сделать с тобой.

Он даёт ей проглотить, массируя затылок и нежно поглаживая подбородок большим пальцем.

— Может и представляю. — Она облизывает губы. — По крайней мере, кое-что точно.

Бен ещё не до конца пришёл в себя, но точно уверен, что Рей не может этого знать. Он гладит уголок её рта и думает о том, что у них всего несколько часов, что ему придётся её отпустить. Он отказывается признавать, что просто этого не хочет.

— Сомневаюсь.

Рей наклоняется и утыкается в его бедро, пряча улыбку.

— Ты же знаешь, что можешь делать всё. — Она покусывает его накаченный живот, а затем поднимает на него глаза. Серьёзный до предела взгляд оттеняют искорки озорства. — Сделай это.

Она продолжает улыбаться, когда он прижимает её к своей груди, и на пару минут им удаётся заснуть.

***

Бен считает номер довольно неплохим: большие окна с видом на угасший в лучах солнца Бостон, транспортный поток и облачную пелену. К нему приходит ощущение, что где-то там течёт своя жизнь, и быть частью её он совсем не обязан, ведь он здесь. С ней.

Он наблюдает за игрой уличных фонарей за рекой и слышит её голос.

— На каком языке эта книга?

Бен думал, что она спит. Он не видит её лица, оттого что Рей положила голову ему на грудь, и продолжает рисовать узоры на её бедре кончиками пальцев.

— Какая книга?

— Та, что читаешь. С окаменелым динозавром на обложке.

Ах эта.

— На голландском.

Она хмыкает, лёжа на его груди, словно ожидая ответа, и Бен чувствует кожей её отклик.

— Трудно его учить?

Он вдыхает её восхитительный, потрясающий запах и пытается вспомнить.

— Даже не знаю. Мне кажется, я всегда его знал.

— Наверное, странно, разговаривать с детства на двух языках?

Он качает головой.

— Да не сказал бы. Помню, что думал в основном на голландском, пока мы не вернулись сюда.

— М-м. Сколько тебе было?

Бен никогда не задумывался об этом.

— Вроде бы девять.

— Ты говорил на нём со своими родителями? — Судя по её голосу, она улыбается.

— Не особо. — Он медлит, прежде чем ответить. — У нас были… помощницы по хозяйству, иностранки. Довольно много.

Рей приподнимается, чтобы взглянуть на него, и облокачивается руками на его грудь, положив подбородок на тыльную сторону ладони. Она всегда так красива, безумно красива, и ему никак не удаётся понять, почему она всегда такая прекрасная. Обнажённая, в мягком тёплом свете, она смотрит на него так, словно понимает его. Её волосы распущены, кожа до сих пор разгорячённая, а под ключицами алеет след, которым он её пометил. И теперь она…

Он умрёт за неё — да ради этих блаженных минут наедине с Рей он сам бы убил кого угодно.

— Единственное, что я могу сказать по-голландски, это «Ik hou van jou».— Произношение Рей оставляет желать лучшего, оттого Бен долго не может понять, что она говорит. Но потом до него доходит сказанное, и его сердце пропускает удар. — У моей соседки по комнате был плакат с надписью «Я люблю тебя» на всех языках, — объясняет Рей. — И он висел прямо напротив моей кровати. Каждое утро, проснувшись, я видела его первым.

Мой бог! Какая же у неё улыбка!

— И к концу четвёртого курса ты знала эту фразу на всех языках?

— К концу первого. На втором курсе она вступила в фемскую секту, и мы перестали общаться. И слава богу. Нам с Элли пришлось расстаться, потому что у неё была ужасная привычка приходить домой в три часа ночи вдрызг пьяной и сжирать все мои запасы тарталеток «Reese’s».

Бен фыркает от смеха.

— Не могу поверить, что ты не прибила её.

— Я тоже. Я была молодой дурёхой. Но всё-таки отомстила ей, засунув сливочный сыр ей в дезодорант.

Тишину комнаты пронзает вибрация телефона, скользящего по твёрдой поверхности, и не унимается в течение нескольких секунд.

— Думаю, это твой. Ответишь? — Рей пытается отстраниться, но Бен не в состоянии её отпустить. Он просто не может это сделать, поэтому кладёт руку ей на поясницу и прижимает к себе крепче. — Вдруг что-то важное?

— Нет.

Рей заливается румянцем — весьма запоздалая реакция — но это зрелище настолько прекрасное, что он мог бы смотреть на неё вечно, если бы его оставили, наконец, в покое. Возможно, так и случится.

Она опускает взгляд и на мгновение утыкается носом ему в грудь, а затем снова смотрит на него.

— Если вдуматься, это довольно глупо.

— Глупо?

— Говорить «Я люблю тебя» на разных языках, кому это надо? На своём бы умудриться. — Она поправляет ему волосы. — Иное дело — «Где здесь туалет?».

— Угу, — соглашается он. Её прикосновения мягкие и успокаивающие. — Waar is de wc.— Рей лишь пару раз моргает, и он продолжает. — Что означает: «Где здесь туалет?».

— Ну да. Я так и подумала. Просто… твой голос, когда ты говоришь… — Она замолкает и откашливается. — Короче, такой плакат был бы очень даже полезным.

— Может стоит сделать?

— Точняк. Нахрен академию. Открою свой магаз на Etsy. Даёшь туалетные плакаты! Наживусь. — Бен понятия не имеет, о чём говорит Рей, и ему не впервой. Но оно и к лучшему. Он улыбается, когда она проводит пальцами по его лбу. — Откуда это у тебя?

— Моё лицо?

— Бен! Я про шрам. Над бровью.

— А, это. — Он старается не напрягаться. Оставаться спокойным. — Просто дурацкая драка.

— Драка? — Рей усмехается. — Кто-то из твоих студентов пытался тебя убить?

— Насколько мне известно, нет. Хотя замечаю, как некоторые из них подливают мне в кофе ацетонитрил.

— Не сомневаюсь! — Она кивает. — Тогда с кем ты дрался?

Он не хочет врать, а это проблема. Только не ей. Но это противоречит тому, чего он делать не хочет — говорить о Люке.

— С моим дядей. Много лет назад.

Улыбка Рей тут же исчезает, и она просто изучает его в течение нескольких ударов сердца. Бен боится, что Рей спросит, и тогда ему придётся рассказать, всё испортив этим. А Рей обязательно спросит.

А может, и нет.

— У меня тоже есть. Почти на лбу. — Она откидывает волосы и показывает небольшой шрамик в форме полумесяца прямо у виска. Интересно, как бы Рей отреагировала, если сказать ей, что он уже знает о нём. Что заметил его ещё несколько недель назад. Что ночью, когда закрывает глаза, видит её лицо.

Это наверняка ужасная идея.

— А что случилось?

Она пожимает плечами.

— Не помню. Он всегда был там.

Он мог бы спросить, что значит «всегда». Знают ли об этом её родители. Он мог бы поинтересоваться, почему она не рассказывает о доме в Великобритании, почему никогда не упоминает о своей жизни до переезда в Штаты, почему, когда она шутила о съеденном просроченном йогурте, то проговорилась, что телефон соседки по комнате забит в её мобильный как экстренный контакт. Он и правда мог бы спросить, но видит в её глазах ту же мысль, что проскользнула в его голове минуту назад.

Не надо. Просто… не надо.

Поэтому он молчит и лишь гладит большим пальцем её шрам, пока она не заговорит.