Первое Рождество, которое Драко провел с Орденом Феникса.

Драко заперся в одной из спален в поместье на площади Гриммо и не выходил оттуда, пока звуки смеха и хруста крекеров не исчезли. Когда Драко наконец появился на кухне, приблизительно часов двадцать спустя, уже было утро Дня Подарков. На столе он заметил тарелку с рождественского ужина, которая была теплой до сих пор благодаря заклинанию. И еще лежащий в стороне кусочек карточки, поперек которой, как шрам, было написано его имя.

По непонятным причинам это напомнило ему о Темной Метке на левом предплечье, и он решил найти в буфете что-нибудь, что не имело отношения к празднику. После того, как он нашел банку бобов, которые он не потрудился подогреть, он возвратился в спальню и съел их один в компании своей тени и тишины.

Второго января Молли Уизли сняла все рождественские украшения, и лишь тогда Драко освободился от своего добровольного затворничества. Все вошло в привычное русло довольно быстро: порции еды стали снова ограничивать, улыбки уступили хмурым взглядам, а Пожиратели Смерти продолжали убивать людей.

Единственное, что изменилось, и Драко не мог понять почему, было то, что Грейнджер больше не называла его хорьком, и ее всегда задумчивый взгляд стал более мягким.

Ее глаза иногда напоминали ему о каштанах. Особенно, когда было холодно.

А в июне он понял, что почерк Грейнджер соответствовал почерку на той карточке, что была рядом с рождественским обедом.

Эти мысли неустанно беспокоили его в течение недель, но этого было недостаточно для того, чтобы требовать от нее объяснения.

*

Второе Рождество, которое Драко провел с Орденом Феникса.

Драко намеревался провести это Рождество так же, как и прошлое, и даже умудрился спрятать несколько банок готовых бобов. Единственной проблемой был его сосед по комнате: Лонгботтом. Когда на Гриммо стало слишком тесно, некоторые участники Ордена переехали в дом Люпина и Тонкс, в том числе Золотое трио, Лонгботтом, Лавгуд, близнецы Уизли, Драко, и некоторые другие.

Несмотря на бесконечные попытки Драко дать понять Лонгботтому, что их отношения всегда были далеки от дружеских или даже просто приятельских, Невилл по-прежнему считал необходимым рассказывать про традиции и различные случаи, которые происходили прежде под Рождество.

Перед войной.

Невилл рассказывал Драко очередную «забавную» историю из жизни, когда в дверь, постучав, но не дождавшись приглашения, вошла Грейнджер.

Он тщательно осмотрел ее с головы до ног, как часто делал в последнее время. Ее волосы были еще более взъерошены, чем обычно, они торчали в разные стороны и хаотично обрамляли ее лицо. Ее щеки покрывал румянец, и даже одежда была немного потрепана. Видимо, она помогала матери Уизли в приготовлении пищи. Ее вид напомнил Драко обо всех тех уроках Зелий, когда Грейнджер была полностью измотана, при этом ее лицо всегда принимало твердое выражение, как будто она не хотела показаться усталой.

Наверно он понимал это потому, что всегда делал так же.

— Невилл, ужин готов,— сказала она, скрещивая руки на груди и слегка облокачиваясь на дверной косяк. Она улыбнулась и подмигнула. — Я накрыла тебе рядом с Луной.

— Гермиона, ты супер,— Лонгботтом улыбнулся, выходя из комнаты. — Ты не спустишься?

— Ты иди, я просто хочу кое-что проверить.

Драко видел из-под опущенных ресниц, как она задержалась у двери, нервно покусывая нижнюю губу. Это принуждало смотреть на нее мгновение дольше, чем ему хотелось бы.

Через некоторое время, которое показалось Драко целым часом, она разомкнула губы, и он обнаружил, что смотрит на этот маленький жест слишком пристально.

— Ты не присоединишься к нам на Рождественский ужин, Малфой?— спросила она. — Я накрыла тебе, если…

— Нет.

Гермиона нахмурила брови:

— Могу ли я спросить, почему нет?

— Ты можешь спросить что угодно,— он пожал плечами. — Но это я решаю, отвечать или нет.

— Ну, сама еда тебе не нравится? Или компания…

— Все эти гребаные вещи,— отрезал он холодно. — Сейчас идет война, мы не можем позволить себе тратить время на глупые праздники.

— Это всего лишь один день в году…

— Один день, который Орден мог бы эффективно использовать для составления планов или пополнения запасов. Честно говоря, Грейнджер, вы должны быть разумными. Как можно мириться с этим?

— Это приносит больше пользы, чем вреда, — ответила она. — Рождественское настроение успокаивает присутствующих, праздник собирает всех нас вместе, и нам это нужно потому, что многие из нас, вероятно, сойдут с ума…

— Вы все уже отвратительно безумны,— усмехнулся он.— И не только со всей этой ерундой типа Рождества, я имею в виду войну. Вы ведь действительно думаете, что можете победить. Грань, которую вы провели между оптимизмом и идиотизмом, становится тоньше с каждым днем.

Гермиона поджала губы:

— Тогда почему ты присоединился к нашей стороне?

— Потому что, по-видимому, у меня есть совесть! Она решила, что было бы забавно с ее стороны родиться в девятнадцать лет. Кто, черт возьми, предвидел это?

— Возможно, совесть была у тебя всегда, но ты просто предпочитал игнорировать ее.

Он наклонил голову, чтобы внимательно рассмотреть ее, и отметил, что ее взгляд оставался мягким.

— Возможно,— сказал он небрежно. — Почему бы тебе не пойти и не присоединиться к другим, Грейнджер? Тебе не удастся уговорить меня спуститься на ужин.

— Очень хорошо,— вздохнула она. — Это твое решение, но я оставлю для тебя еду на случай, если передумаешь…

— Я не буду.

*

Третье Рождество, которое Драко провел с Орденом Феникса.

Драко все еще был в доме Люпина и Тонкс. Читая книгу об использовании зелий и заклинаний при борьбе с Темной Магией, Драко задумался, должен ли он наложить заглушающие чары. Из-за смеха одного из близнецов Уизли он не мог сконцентрироваться. Вдруг в спальню ворвалась Гермиона, как-то умудряясь неловко жонглировать двумя тарелками, и направилась к Драко.

— Грейнджер, какого хрена?— выкрикнул Драко. — Разве ты не должна была постучать?

— Как я могу постучать, когда я с двумя тарелками в руках?

Он пробурчал что-то невнятное себе под нос, выжидающе глядя на нее:

— Чего ты хочешь?

— Я принесла тебе рождественский ужин и пудинг,— сказала она, ставя тарелки на шаткий комод. — И не притворяйся, что не любишь пироги, потому что я видела, как ты вырвал один у Луны вчера…

— Грейнджер, я не в настроении для вашего идиотского Рождества сейчас…

— Ты никогда не в настроении.

Драко зарычал и начал массировать пальцами переносицу. Все это наверняка было наказанием за то, что он снисходительно относился Грейнджер в течение последних двух лет. Ее слишком властная натура и способность спокойно отвечать на все его оскорбления, бесспорно, приводит в бешенство, но… Драко признавал, что она была в какой-то степени интересной. Он на самом деле был тайно очарован тем, как ее зрачки, похожие на каштаны, расширяются, когда они спорят, или как она практически пританцовывает, когда взволнована.

И еще он обнаружил, что все еще смотрит, как Гермиона прикусывает нижнюю губу…

— Грейнджер, убирайся. Я читаю.

— Так тебе нравится мой рождественский подарок? — спросила она с самодовольной усмешкой.

— Так это ты оставила книгу под дверью?

— Конечно я. МакГонагалл подарила мне на шестом курсе, и я практически знаю ее наизусть.

Он нахмурился:

— Почему ты отдала ее мне?

— Потому что я знаю, что у тебя нет этой книги, и я видела, как ты перечитываешь пять книг, снова и снова, в течение последних двух лет,— пояснила она. — Кроме того, это специальное издание. Этой книги нет даже в библиотеке Хогвартса, так что я могу предположить, что ты не читал ее раньше. Кроме того, там есть некоторые руны, которые я не могу перевести полностью. Я думаю, ты сможешь это сделать.

— Ты признаешь поражение?— спросил он удивленным тоном. — Черт возьми, Грейнджер. Я думаю, что эта война хорошо на тебя влияет.