— Тупая корова, — пробормотал он. — Я все гадал, появится ли она здесь.

— Ты собираешься с ней поговорить? — спросил Драко.

— Мне нечего ей сказать. Иногда прошлое лучше оставить без внимания. — Он сделал паузу. — А что с твоим прошлым? Я не вижу там Люциуса.

Драко опустил глаза.

— Я встретил его ранее. Мы поговорили. С тех пор я его не видел.

— И что?

— Ничего. Он отреагировал так, как я и ожидал.

Блейз понимающе кивнул.

— Мне очень жаль.

— Не стоит, — ответил он, поднимая глаза, чтобы отыскать мать. Она была в другом конце Зала, разговаривала с Макгонагалл. — У меня оказалось больше поддержки, чем я мог предположить.

Когда толпа, окружавшая Поттера, начала расходиться, двигаясь дальше, Драко обнаружил, что сидит на скамейке один. Он не знал, какому факультету она принадлежала, да его это и не особенно волновало. Профессора вынесли скамьи и столы, чтобы дать место усталым бойцам, и он просто устроился на ближайшей. Слегка прикрыв глаза, он наблюдал, как все разговаривают, празднуют, скорбят...

Ему казалось уместным сидеть здесь, не отделенным и все же не совсем присоединившимся. На окраине, но тем не менее рядом.

Заметив, что рядом с ним присели, он сосредоточился на Шеклболте и Слизнорте, которые подняли труп Волдеморта и поместили его в небольшой альков, намеренно держа подальше от павших.

— Как думаешь, что они с ним сделают? — спросил Драко.

— Не знаю, — вздохнула Нарцисса. — Полагаю, закопают.

— Они должны его сжечь.

— Вероятно.

Драко склонил голову, чтобы посмотреть на мать, и столкнулся с весьма противоречивым и усталым выражением лица. С покрасневшими запавшими глазами, искусанными губами и растрепанными волосами она выглядела совсем другой женщиной. Он не мог припомнить ни одного случая, чтобы его мать выглядела менее чем безупречно, даже когда Люциуса отправили в Азкабан. Но изменения в ее внешности были не просто побочным эффектом событий последних часов. Ее глаза выглядели так, будто бы она проплакала многие месяцы, щеки были впалыми, в прическе появилась седина.

Драко со вздохом переместился поближе к матери, и она обняла его прежде, чем он осознал это. Уткнувшись лицом в изгиб ее плеча, он почувствовал, как она шеей прижалась к его виску и тяжело сглотнула, пытаясь подавить всхлип. Он чувствовал себя маленьким мальчиком, ищущим утешение в объятиях мамы — это была отрадная ностальгия, это было именно то, чего он давно жаждал. На самом деле больше года.

Он не сказал ей, что скучал, и она не сказала ему, что скучала. Он не сказал ей, что был напуган, или что волновался, или даже что ощущал полную и совершенную радость от того, что она была на его стороне. Отсутствие слов казалось более проникновенным. Он чувствовал это в ее объятиях и надеялся, что она почувствует то же в его.

Спустя слишком короткое время он отстранился, чтобы посмотреть на Нарциссу, и заметил, как слеза скатилась по ее впалой щеке. Чувство вины охватило Драко из-за того, что он собирался сказать, но это было неизбежно:

— Я видел его. — Не было необходимости уточнять, о ком речь. — Как раз перед тем, как все вошли сюда, мы разговаривали снаружи.

Нарцисса склонила голову.

— И что же было сказано?

— Ничего хорошего. Я не знаю, где Люциус сейчас, но он ясно дал понять... ну, знаешь. — А потом еще тише: — Прости меня, мам.

— Ох, — прошептала она, прикрывая рот руками. Она заплакала еще сильнее, выплевывая слова: — О нет, Драко. Это я прошу прощения. Мне очень, очень жаль. Я никогда не думала... Мне так жаль.

Он потянулся и сжал ее дрожащие пальцы.

— Я не сержусь на тебя.

— А должен бы. Я сама на себя сердита.

Драко терпеливо ждал, пока ее слезы утихнут, держал за руку.

— А как же Люциус?

— Не знаю, — она пожала плечами, качая головой. — Он... нездоров. Он давно уже сам не свой, и я… не знаю. Но я хочу, чтобы ты знал, что ты мой сын, ты мой главный приоритет. Все будет так, как ты того хочешь.

Кивнув, он решил не торопить события. Часть его хотела проклинать и возмущаться перед ней из-за Люциуса, но он сомневался, что это принесет пользу кому-то из них. Он понятия не имел, через что прошли его родители, пока он был в изоляции, и, если честно, он правда больше не хотел обсуждать отца. У него было предчувствие, что в ближайшие дни эта тема будет часто обсуждаться, и уже ощущал бремя этой мысли. Кроме того, всегда будет существовать некая граница того, как много он сможет рассказать матери о жестокости Люциуса. Он отказывался ранить ее и без того разбитое сердце.

— Я оставался с Андромедой, — выпалил он, чувствуя необходимость прервать молчание.

Глаза Нарциссы расширились.

— Понятно.

— Она взяла меня к себе, оберегала.

— Это очень... мило с ее стороны.

— Она мне нравится, мама, — сказал Драко. — На самом деле, она мне очень нравится.

Нарцисса с сожалением поджала губы.

— Мне она тоже нравилась.

Драко подумал, не сказать ли еще что-нибудь, а потом почему-то решил спросить, как она относится к смерти Беллатрисы, но быстро передумал. Разбитое сердце. Разбитое все.

Заметив боковым зрением размытое пятно знакомых густых волос, Драко вернул внимание к толпе, в которой увидел Грейнджер. Она разговаривала с Лонгботтомом, но, наверное, почувствовала его пристальный взгляд, потому что встретилась с ним глазами и мягко улыбнулась. Нарцисса проследила за его взглядом до Гермионы, а затем снова посмотрела на него с нежным и задумчивым выражением лица.

— Ты ведь очень ее любишь? — спросила она.

Он кивнул.

— Она... моя причина. Причина всему. Не могу этого объяснить.

— Она... несомненно очень особенная девушка.

— Она спасла мне жизнь.

Нарцисса наблюдала за тем, как ее сын смотрит на магглорожденную гриффиндорку, и чувствовала ком в горле. Крепко сжав руки на коленях, она глубоко вздохнула.

— Драко, — медленно произнесла она, возвращая себе его внимание. — Я не собираюсь притворяться, что полностью понимаю или же смотрю на нее и не вижу... то, что видела всегда. Но я обещаю — я научусь. Я научусь, как научился ты. Обещаю, обязательно.

— Я уверен, так и будет, — ответил он.

— И я хочу, чтобы ты знал — я никогда, никогда не была так горда тобой, как сегодня.

Еще раз отчаянно обняв Драко, Нарцисса улыбнулась, а затем поцеловала в щеку так же крепко, как это делают матери. Освободив его из объятий, она подняла руку и погладила его по щеке. Ее глаза сияли от радости, которую лишь слегка подавляли блестящие слезы, а в уголках рта играла слабая улыбка, но все же она была.

— Мы можем поговорить обо всем позже, когда пыль осядет — как в прямом, так и в переносном смысле. Я обязана принести некоторым слова благодарности, и многим — извинения. — Она оглянулась на Гермиону, которая нерешительно приближалась к ним. — Это позволит вам какое-то время побыть вдвоем.

— Спасибо тебе.

— Я очень тебя люблю.

— И я люблю тебя.

С последней неуверенной улыбкой Нарцисса встала, и Драко с интересом наблюдал, как она направилась в сторону Гермионы. Грейнджер нервно переступила с ноги на ногу, когда Нарцисса остановилась прямо перед ней, и Драко напряг слух, чтобы расслышать разговор, но они стояли слишком далеко, и рев комнаты заглушал все, что он мог бы уловить. Он приподнял бровь, увидев, как после сказанных слов его мать притянула Гермиону для короткого, но, несомненно, неловкого объятия, которое выглядело совсем неудобным для них обеих. Несмотря на то, насколько неестественно это смотрелось, Драко почувствовал, как на губах появляется полуулыбка.

Это длилось всего несколько секунд, а потом Нарцисса ушла, оставив явно сбитую с толку Гермиону. Заметив удивленный взгляд Драко, она улыбнулась в ответ и подошла к нему, усаживаясь рядом. Она медленно дернула за рукав и закатала его до локтя, демонстрируя чистую кожу предплечья.

— Шрам исчез, — удовлетворенно сказала она. — Вырезанная проклятьем Беллатрисы «грязнокровка». Я почувствовала, как он исчез, когда та умерла. Блейз был прав.