Она инстинктивно пригнулась, и горячее проклятие лишь опалило кончики кудрей. Развернувшись, нацелила палочку и оглушила Джагсона, пока тот не успел предпринять еще одну попытку. Повернувшись, она кивнула Фреду в знак благодарности за предупреждение, но они с Джорджем были заняты схваткой с Роули.
Гермиона смотрела из стороны в сторону, ошеломленная происходящими вокруг дуэлями. С чего начать? Какого Пожирателя следует одолеть в первую очередь?
Позади нее раздался стон боли, сопровождаемый безошибочным, зловещим смешком Беллатрисы. Гермиона резко обернулась и увидела, как Луна вытирает кровь с подбородка и поднимает палочку на Беллатрису, которая попутно сражалась с Джинни. С самодовольным видом она швырнула проклятие в Джинни, а затем еще одно в Луну. Обеим удалось отразить атаку, но Беллатриса была так быстра, что у них едва оставался шанс отбиться или атаковать в ответ.
Гермиона без колебаний пробралась к ним сквозь толпу. Вездесущий голос разума в голове предупреждал, что использовать палочку Беллатрисы против нее же будет проблематично, но на этот раз она проигнорировала все доводы рассудка. Друзья нуждались в помощи, и, хотя она могла бы отрицать это, в глубине души ее тянуло к Беллатрисе. Подпитываемая негодованием и отвращением, которые гноились в ней с той самой ночи, когда Беллатриса замучила ее до полусмерти, Гермиона чувствовала жар гнева на щеках.
Она подняла палочку Беллатрисы словно свою собственную и прищурилась, готовая к бою.
Драко постучал палочкой Андромеды по бедру и склонил голову набок.
До этого он и не понимал, что в какой-то момент стал выше своего отца. Возможно, он настолько почитал его, что тот всегда казался ему больше и внушительнее. Драко также никогда не считал своего отца старым, но теперь приметил на подбородке Люциуса серебристую щетину, а в светлых волосах — седые пряди. Он выглядел совсем по-другому, но легче от этого не становилось. Маленькая часть Драко просто хотела развернуться и скрыться, чтобы вообще избежать противоборства.
Люциус молчал. Смотрел на Драко с подозрением и враждебностью, словно тот был чужаком, забредшим на его территорию. Он вытащил палочку, но, как и Драко, держал ее наготове, зажав в кулаке. Пройдясь пару раз взад-вперед, не отводя взгляда, он напоминал Драко дракона в клетке, размышляющего, является ли человек по ту сторону решетки хищником или добычей.
Драко стоял неподвижно, нетерпеливо постукивая палочкой Андромеды по ноге. Расстояние между ними было небольшим — возможно, всего пятнадцать футов, — но казалось, что оно довольно внушительное. Последний раз Драко видел отца во время суда, после пятого курса, а значит, прошло почти два года с тех пор, как они находились вместе в одной комнате. И он ощущал эти два года. На самом деле даже больше. Драко ощущал, что за два года пережил столько, что хватило бы на всю жизнь.
За эти два года Драко едва не убил человека, был признан мертвым, прятался от мира, избегая смерти, боролся со своими предрассудками, влюбился в бывшего врага, повстречал членов семьи, которых никогда раньше не знал, сражался в непрекращающейся войне и наблюдал, как умирает друг.
Неудивительно, что Люциус смотрел на него как на чужака — он им и был. Даже пятнадцатилетний он никогда не смог бы понять, в кого превратился за последние два года. Как Люциус мог хотя бы приблизиться к пониманию сделанного им выбора? И, в свою очередь, как Драко мог понять выбор, сделанный Люциусом?
Их разделяли мили. Не было ни преданности, ни сочувствия, ни любви... ни малейшего намека на понимание с обеих сторон.
Тем не менее, Драко постоянно мучила ностальгия, но она была тихой и блеклой. Все воспоминания рождали лишь одно — постоянно растущую горечь, поглощающую изнутри, как опухоль. Его матери удалось найти выход и помочь Ордену, но Люциус даже не пытался. Это мучило Драко больше всего. Отец всегда должен бороться за своего сына, но Люциус даже не пытался. Он просто стоял пассивным наблюдателем, принимая все, что требовал или делал Волдеморт, без каких-либо попыток бороться.
И он убил Тео.
Он убил Тео.
Когда Люциус наконец заговорил, Драко был уверен, что почти отбил ногу, постукивая по ней палочкой Андромеды.
— Ты должен быть мертв.
— Извини, что разочаровал, — спокойно сказал Драко. — Твоя вечеринка по случаю возвращения домой — полное дерьмо.
— Заткнись! — прорычал Люциус. — Какого черта ты делаешь, мальчишка?
— Не называй меня так! Очевидно, ты решил, что я больше не имею для тебя никакого значения. Почему я должен тебе что-то объяснять?
— Ты должен мне все...
— Я нихера тебе не должен!
— Не смей так со мной разговаривать, мальчишка!
— Я тебе больше не мальчишка! — яростно прокричал Драко. — Теперь я тебе никто! Ты заявил об этом минут десять назад на глазах у толпы! Помнишь?
Люциус резко втянул воздух через ноздри, морща нос от отвращения.
— Какого черта ты ожидал, когда появился здесь с этой... тварью и поцеловал при всех, как будто это приемлемо?
— Ее зовут Гермиона Грейнджер.
— Избавь меня от отвратительных подробностей.
Драко прицокнул и оглядел отца с ног до головы.
— Черт, да что же с тобой случилось? Выглядишь дерьмово. Очевидно, тебя мучил твой распрекрасный лидер...
— Я был наказан за твои ошибки! — крикнул он. — Темному Лорду пришлось наказать меня за то, что ты не справился...
— Пришлось наказать? Ты вообще себя слышишь? Насколько ты сдвинулся?
— Сдвинулся? Ты исчезаешь на год, а потом возвращаешься из мертвых с этой паразиткой, повисшей на руке, сражаешься за проклятый Орден, и у тебя хватает наглости сомневаться в моем здравомыслии?
— Ее зовут, — прошипел Драко, — Гермиона Грейнджер.
— Так вот где ты был весь прошлый год? Жил в гребаном маггловском доме с этой...
— Нет, я был здесь! Я был в Хогвартсе, а потом остался с Андромедой...
Сухой, мрачный смешок Люциуса прервал его.
— А, это все объясняет. Безумная сестра твоей матери. Надо было догадаться, что один из ее несчастных родственничков промыл тебе мозги.
— За несколько месяцев она стала для меня лучшим родителем, чем ты за последние несколько лет!
— Не надо так драматизировать. Повзрослей!
— Я повзрослел, но ты в этом не участвовал! — Драко заревел так громко, что самому стало больно. — Ты даже не подумал усомниться в Волдеморте после того, как узнал, что он угрожал убить меня? Или маму? Ты пытался выяснить, что случилось со мной после того, как узнали, что я мертв? Тебе хоть на один гребаный миг было не насрать?
Люциус переложил палочку в другую руку, Драко внимательно наблюдал за этим жестом. Рев битвы в Большом зале отвлекал его пару раз: несколько знакомых громких голосов ловили его внимание, и хватка на палочке немного ослабла. Ему следовало оставаться начеку. Движения и поведение отца были слишком непредсказуемы, чтобы вести себя беспечно.
— Мой сын умер, — резко сказал Люциус. — Я его оплакал. Насколько понимаю, мой сын все еще мертв.
Каждое слово было подобно стреле, но Драко не дрогнул.
— Тогда кто же я, черт возьми?
— Ты — ничто, — выплюнул он. — Мой сын никогда не прикоснется к грязнокровке.
— Ее зовут Гермиона Грейнджер!
— Я знаю ее чертово имя! Ведь это я опознал ее в поместье!
Драко стиснул зубы и выкрал секунду, чтобы успокоиться. Его чуть не трясло от ярости. Но нет. Нет. У него было преимущество: знание.
— Ты не помог Грейнджер. — Утверждение, не вопрос.
— Конечно же нет.
— В отличие от мамы. Она постаралась помочь Грейнджер.
Люциус даже не пытался скрыть своего потрясения.
— О чем ты говоришь?
— Ты меня слышал. У меня есть для тебя новости, отец: и твой сын, и твоя жена сражаются здесь на стороне Ордена. И она постаралась помочь Грейнджер...
— Ты лжешь...
— Она применила к Грейнджер легилименцию, увидела нас вместе и постаралась помочь ей в Мэноре. А потом, когда поняла, что я жив, отправилась к Снейпу — кстати, он тоже работал на Орден — и попросила...
