— Не будь таким глупым, парень, — сказал Аберфорт. — Вам нужно выбраться отсюда. Отправляйтесь за границу или еще куда и держитесь подальше от…

— Нет, у меня есть задача! Ваш брат поручил мне миссию, и у меня заканчивается...

— Если не желаешь себе вреда, то забудь все, что мой брат когда-либо тебе говорил, забудь все обещания, которые дал мертвецу, — холодно и с горечью ответил он. — У моего брата была привычка портить людям жизнь, и лучшее, что ты можешь сделать, — забыть о нем.

— Дамблдор любил Гарри, — заговорила Гермиона, чувствуя необходимость защитить Гарри, когда заметила его разочарованное выражение.

— Больше всего пострадали люди, которых любил мой брат! — возразил он, стреляя глазами в картину с юной девушкой. — Послушай меня, Поттер, забудь все, что наговорил тебе мой брат.

— Это ведь касается не только меня, но и всех, — попробовал защититься Гарри. — Можно победить... нам нужно продолжать сражаться. Вы должны понять, что являетесь частью Ордена...

Аберфорт усмехнулся.

— Ордена больше нет. Конец. Мы уже проиграли.

— Это неправда, у нас все еще есть шанс, ведь Дамблдор сказал…

— Попроси кого-нибудь другого выполнить все, что завещал тебе мой брат.

— Это должен сделать я!

Аберфорт устало покачал головой, его взгляд снова упал на картину и задержался там на мгновение. Гермиона подумала, что знает, кто эта улыбающаяся девушка, но нервно покусывала губу, не уверенная, стоит ли уточнять. Однако тишина в комнате стала слишком давящей, так что она не выдержала:

— Это Ариана, мистер Дамблдор? — спросила она. — Ваша сестра?

Его глаза сузились.

— Читала дерьмо, написанное Скитер, да?

Гермиона почувствовала, как румянец опаляет щеки, поэтому отвела глаза, бездумно пощипывая булочку, но необходимость задать еще один вопрос заставила ее оглянуться на Аберфорта.

— Вы... вы говорили об Ариане, когда сказали, что больше всего пострадали люди, которых ваш брат любил?

Он закрыл глаза, тень прошлась по его лицу. Когда он открыл их, то со сжатыми челюстями уставился на Гарри с таким видом, как будто пытался сдержать себя. Сидя в пыльном кресле, которое выглядело старше его самого, он подпер подбородок тыльной стороной ладони и выпустил протяжный тяжелый вздох.

— Хочешь знать правду о моем брате, Поттер? — спросил он. — Садись.

Блейз передвинул слона.

— Шах.

— О, да твою ж мать, — пробормотал Драко. — Тео, он поставил тебе восьмой шах. Просто сдайся и успокойся.

— Цыц, — ответил Тео. — Я размышляю.

Драко разочарованно покачал головой, откинувшись на спинку и сложив руки на груди. Уклоняться от последнего удара и бежать от неизбежного — в этом весь Тео. Даже когда они были детьми, он раздвигал границы, отказываясь сдаваться, пусть и был поражен, чем обычно зарабатывал жестокое избиение от отца, когда бежать было некуда. В конечном итоге все дурное всегда нагоняло Тео, даже если он мастерски отсрочивал момент.

Вздохнув и отбросив волосы с глаз, Драко снова обратил внимание на окно, и его глаза расширились.

— Черт возьми, — пробормотал он, — этот шторм быстро разросся.

За окном дрожали и пульсировали черные облака, небо освещали белые искры молний, сопровождаемые громким, злобным рычанием грома, который — Драко готов был поклясться — заставлял стекла вибрировать. Хаос бури охватил их за такое короткое время. Буквально час назад гроза находилась за несколько километров, но теперь оказалась парящей над их головами, почти над домом Тонкс, и Драко почувствовал, как очередная дрожь пробежала по позвоночнику.

— Шах и мат, — сказал Блейз.

Драко вернулся к шахматному поединку, отметив, что Тео, наконец, потерпел поражение, благодаря черной ладье Блейза.

— Полное дерьмо, — Тео нахмурился, пожал плечами. — Сыграем до трех побед?

Гермиона чувствовала собирающиеся в глазах слезы, но не позволяла им пролиться, почти ощущая от этого боль.

Последние семь минут она слушала рассказ Аберфорта о трагических подробностях короткой жизни сестры: как на нее напала группа мальчишек-магглов, когда ей было шесть лет, и как это травмировало ее, сделав магические способности нестабильными. Как отец напал на этих мальчишек, а после оказался в Азкабане, и как мать в отчаянной попытке держать дочь поблизости, прятала ее, изолируя от всего мира. Как Ариана убила мать случайным выбросом магии, а после оказалась под опекой Альбуса.

И, наконец, она услышала, как в результате схватки между Аберфортом, Дамблдором и Гриндельвальдом Ариана погибла; во время рассказа Аберфорта чувствовалась явная и душераздирающая обида на Альбуса.

Гермиона взглянула на Гарри и попыталась представить, о чем он подумал, услышав о темном прошлом человека, которого боготворил и которому доверял, как замечательному дедушке. Она никогда не призналась бы в этом Гарри, но рассказ Аберфорта заставил ее усомниться в собственном мнении о Дамблдоре и задуматься, должна ли она чувствовать за это вину.

— В любом случае, — прошептал Аберфорт, — когда Ариана умерла, Альбус оказался свободен…

— Он не был свободен, — перебил его Гарри. — Не был. Я знаю. В ту ночь, когда умер ваш брат, он выпил зелье, от которого обезумел, и продолжал говорить: «Не причиняй им боль. Лучше возьми меня». Он думал, что был с вами и Гриндельвальдом. Он думал, что наблюдает, как Гриндельвальд причиняет боль вам и Ариане, я знаю, что так и было. Он никогда не был свободен.

Гермиона уставилась на Гарри с широко распахнутыми глазами и раскрытым ртом. Он никогда не делился подробностями ночи смерти Дамблдора, и ни она, ни Рон никогда не давили на него, зная, что ему будет слишком больно возвращаться к этим воспоминаниям.

Аберфорт посмотрел на свои старые и морщинистые руки, перебирая пальцами на коленях и выглядя при этом таким печальным, что Гермионе пришлось отвести взгляд.

— Откуда ты знаешь, что мой брат переживал не о великом благе, а о тебе, Поттер? Откуда знаешь, что ты не просто пешка, жертва его плана, как моя сестра?

— Нет, — сказала Гермиона, качая головой. — Дамблдор любил Гарри.

— Тогда почему он не сказал вам всем спрятаться, чтобы выжить?

— Потому что это важнее нас! — прокричал Гарри, вскакивая на ноги. — Потому что это война, и нужно думать не только о себе! Может, вы и сдались, но я не стану!

— Кто сказал, что я сдался?

— Вы! Вы сказали, что Ордена больше нет, и Сами-Знаете-Кто выиграл...

— Это так!

— Ваш брат рассказал мне, как победить Сами-Знаете-Кого! Я справлюсь! Буду продолжать сражаться, пока он не умрет, во что бы то ни стало!

— Как и мы, — сказала Гермиона.

— Да, — кивнул Рон. — Мы не сдаемся.

Гарри выразил благодарность им обоим и повернулся к Аберфорту, который, казалось, снова погрузился в размышления и выглядел намного старше, чем несколько минут назад.

— Нам нужно попасть в Хогвартс, — повторил Гарри. — Если вы не поможете нам, то мы как-нибудь справимся сами, но если вы знаете способ, я прошу вас... нет, умоляю рассказать, потому что нам пригодится любая помощь.

Аберфорт издал долгий и тяжелый вздох, погладил бороду тонкими пальцами, и Гермиона увидела борьбу противоречий в его ярких голубых глазах. Через несколько минут он медленно поднялся из кресла и подошел к картине с изображением Арианы, и Гермионе показалось, что она увидела катящуюся по щеке слезу.

— Ладно, — сказал он картине, — ты знаешь, что делать.

Ариана немного шире улыбнулась, а затем повернулась и пошла вдаль, как будто за ней нарисовался туннель. Гермиона растерянно нахмурилась.

— Эм-м, — протянул Рон. — Куда она...

— В замок есть только один путь, — объяснил Аберфорт. — Все секретные проходы заблокированы, школу окружают дементоры, внутри постоянные патрули и Снейп в компании с Кэрроу, следующими каждому его приказу. — Он повернулся к Гарри. — Я понятия не имею, что вы станете делать, когда попадете внутрь, но, как сами сказали, вы готовы умереть.