— Может, стоит взять с собой Живоглота? — предложила она, пока Драко не успел уйти. — Наверное, Гермиона соскучилась по нему, и она бы хотела...

— Не сейчас. Не хочу, чтобы что-либо отвлекало, когда она придет в сознание, или если у нее возникнут какие-нибудь проблемы, потому что этот кот требует слишком много внимания...

— Возникнут проблемы? — повторила Тонкс, нахмурившись. — О чем ты?

Он отвел взгляд.

— Неважно.

— Нет, погоди. О чем ты переживаешь? Ее травмы не излечились?..

— Слушай, я не тупой, — перебил он, — и знаю, что Круцио творит с разумом.

Тонкс с понимающим видом поджала губы.

— Ты боишься, что она тебя не вспомнит? — пробормотала она, наблюдая, как Драко беспокойно сжал кулаки. — Не стоит переживать, обычно жертва днями должна подвергаться пыткам, чтобы это отразилось на ее памяти или...

— Ты недооцениваешь способности Беллатрисы.

— Нет, Драко...

— Да! Именно так! — прокричал он. — Да что с вами, придурки! Не все в жизни заканчивается чертовски блестяще, сверкая от звездной пыли и сияя радугами!

— Я только пыталась...

— Иногда все превращается в дерьмо, и на этом конец истории! Твоя способность с оптимизмом смотреть на жизнь была бы почти впечатляющей, если бы не являлась смешной!

Тонкс нахмурилась.

— Ты издеваешься из-за того, что я не перестаю надеяться?

— Нет, я жалею тебя, потому что ты полагаешься на надежду.

— Ты жалеешь меня, потому что я надеялась, что мой отец не погибнет напрасно или что мой сын вырастет в свободном мире? — тихо спросила она. — Я не полагаюсь на надежду, Драко, но порой она помогает мне пережить некоторые дни, и она поможет нам выиграть эту войну.

— Ну, это твое бредовое мнение...

— Я не верю, что ты находился бы здесь, если бы у тебя не было хоть маленькой крупицы надежды, что Гермиона вспомнит тебя, или что после войны у вас с ней может быть жизнь...

— Хватит. — Он дышал сквозь сжатые зубы. — Сдержи свое слово и убедись, что Поттер с Уизли будут держаться подальше.

Он вышел из кухни, не дожидаясь ее ответа; нервной походкой направился к лестнице, звучно сглотнул, чтобы избавиться от неудобного жара под воротником. Слова Тонкс насчет жизни после войны заставили его забеспокоиться, поскольку он намеренно избегал мыслей о будущем в случае поражения Волдеморта. Вопрос родителей и их неизбежного осуждения Грейнджер означали, что ему придется принять много решений, которые в конечном итоге сильно изменили бы его жизнь — если они все выберутся из этого живыми.

Необходимость планировать будущее казалась маловероятной, когда в настоящем было так много проблем.

Сейчас все, о чем мог думать Драко, — вернуться к Грейнджер и наслаждаться ее компанией, пока она не проснется. Если она его вспомнит… Сейчас это «если» было его единственным приоритетом. Остальное могло подождать на задворках сознания. Он поднялся по лестнице и подошел к спальне, ожидая найти Гермиону в постели, твердо намеренный присоединиться к ней под одеялами, пока та спит.

Он толкнул дверь, сделал несколько шагов в комнату и сразу заметил вспышку знакомых каштановых волос, сбившихся набок, а после широко распахнутые карие глаза, по которым тосковал — они смотрели на него в ответ. Он замер на месте в паре шагов от нее, дыханье сперло в горле; они молча смотрели друг на друга в течение самой долгой минуты в их жизни.

Она полулежала на кровати, неловко удерживая вес на руках, и смотрела на него через плечо. Она ахнула от удивления, на лице было написано ошеломление; он вглядывался в ее лицо, выискивая намек на узнавание, но Гермиона лишь смотрела ему в глаза, словно ожидая его исчезновения.

Она моргнула, и время возобновило свой ход.

Драко не смог понять, то ли руки подвели Гермиону, то ли она хотела броситься к нему, но она развернулась всем телом, и Драко, подгоняемый защитным инстинктом, подхватил ее, оберегая от падения. Она лишила его равновесия, и они опустились на пол; ее движения были отчаянно неуклюжими, она практически вцепилась в него ногтями, царапая грудь, пока не обхватила руками шею, крепко прижимая его к себе. Она хваталась за него, словно прошли годы, а не месяцы; пальцы болезненно впивались в его лопатки, но ему было плевать.

Он приобнял ее за талию, запустил руку ей в волосы и перекинул пряди за спину, чтобы прикоснуться губами к нежному месту за ухом, ощутить биение сердца. Не поцелуй, лишь касание — кожа к коже.

Она прижимала его так крепко, что начала дрожать, она обнимала его всем телом, наполняя его волосы своим дыханием, покидавшем ее мелкими, неглубокими выдохами.

— Ты помнишь меня.

Он не собирался произносить этого вслух, и если бы не находился так близко к ней, она бы ни за что не расслышала этих слов.

— Невозможно забыть, — пробормотала она. — Ты… вырезан во мне.

Он закрыл глаза. Ее голос звучал иначе: был скрипучим и грубым; тем не менее, было облегчением снова услышать его. Она ощущала тепло и реальность происходящего, чувствовала, словно могла раствориться в нем, полностью потеряться. Он же никогда прежде не чувствовал себя таким разбитым и беззащитным, но был слишком поглощен ею, чтобы обращать внимание на себя.

Сколько времени прошло? Два месяца? Казалось, что намного больше, но бессонные ночи слились в единый поток бесконечного времени. Их разлука в Хогвартсе была столь стремительной и разрушительной, а вчера, когда он обессиленно наблюдал, как она истекала кровью... черт, все было настолько интенсивно, но теперь заменилось спокойствием и... стало легче дышать.

Гермиона не могла бороться с нуждой прикоснуться к нему, вонзалась ногтями в лопатки, шею, зарывалась пальцами в волосы. Его запах был таким, каким был всегда — мускусный и прекрасный; она уткнулась носом ему в плечо, пока аромат не окружил ее. Сердце колотилось в груди так быстро и громко — от волнения, шока, благоговения; ее грудь распирало от эмоций. Оставив несколько целомудренных поцелуев на его шее, она закрыла глаза и почувствовала, как по щекам потекли неизбежные слезы.

Драко отстранил ее на несколько дюймов, соприкоснувшись с ней носами, и она на мгновение затаила дыхание от его близости. Теперь она могла его рассмотреть: предательские морщинки и тени, оставленные бессонницей, окружали глаза, уголки губ были опущены. Он отвел взгляд, посмотрел на одну из слезинок, и она почувствовала, как он ослабил объятия и беспокойно нахмурился.

— Я сделал тебе больно?

— Нет-нет-нет, конечно нет, — быстро заверила она. — Я просто... так рада тебя видеть. По правде говоря, не была уверена, что это случится. — Последнюю фразу она произнесла, чуть не задохнувшись, но смогла скрыть эмоции; погладила большим пальцем его по скуле. — Я скучала по тебе.

Он задумался, как у нее это получается — держать открытыми сердце, разум и душу. Он хотел сказать ей сотни слов, но знал, что не станет, и не потому, что признание могло бы сделать его слабым в ее глазах, а потому что находил действия более весомыми.

Поэтому он склонился к ней и поцеловал.

Не жестко, не нежно, но достаточно сильно для того, чтобы она ощутила его искренность, чтобы поняла, что он чувствует благодаря ее близости. Этот жест не носил пламенных оттенков или потаенных похотливых намеков. Это был лишь поцелуй, чистый поцелуй.

Он охватил ее лицо ладонями, погрузил пальцы в кудри, и вздох Гермионы коснулся его подбородка прежде, чем Драко коснулся ее губ. Он отстранился и снова поцеловал ее, а затем снова, и снова, и снова, каждый раз с большей страстью. Он слегка посасывал и прикусывал ее губы, пока они, раскрытые и влажные, полностью не соприкоснулись, запирая их общий вздох.

Гермиона прислонилась своим лбом к его и облегченно выдохнула; они оставались в таком положении несколько минут, Драко потирал большим пальцем ее щеки. Но все закончилось слишком рано.

Она отстранилась с тревожным выражением лица.

— Мальчики, — сказала она, — Гарри и Рон, они...