Драко опустил рукав, спрятав Метку.

Кожу все еще немного пекло, но ощущение было терпимым, плюс, ему не нравилось, с какой неловкостью Андромеда и Блейз рассматривали его предплечье. Они хранили молчание; Блейз водил пальцем по краю кружки, а тетка рассеянно перебирала кухонную утварь, поэтому, когда снаружи раздался внезапный треск аппарации, все вздрогнули от неожиданности.

Тонкс ввалилась в кухню через заднюю дверь, прижимая к груди сверток с ребенком, который передала матери, совершенно не обращая внимания на двух слизеринцев за столом. Несмотря на то, что Драко видел только спину, по напряжению плеч он мог сказать, что Тонкс была крайне взволнована; он недоуменно переглянулся с Блейзом.

— Мам, нужно, чтобы ты присмотрела за Тедди, — сказала она быстро. — Не знаю, сколько времени понадобится...

— Что такое, Нимфадора? — спросила Андромеда. — Что случилось?

— Мы получили послание от Аберфорта, — объяснила она, осторожно передавая Тедди. — Наверное, егеря поймали их. Он сказал, что там должны быть и остальные...

— Милая, помедленнее. О ком ты говоришь?..

— О Гарри, Роне и Гермионе. Они были...

— Что? — выдохнул Драко и вскочил на ноги, когда Тонкс развернулась к нему с растерянным вздохом. — Что ты...

— Ты не должен был это слышать.

— Ты сказала, что Грейнджер...

— Так, подожди минуту...

— Ты сказала «Грейнджер», — повторил он зловеще низким голосом. — Она... С ней все хорошо?

Он ощущал непреодолимую потребность задать этот вопрос и совсем не хотел услышать ответ. Он никогда не чувствовал ничего подобного: эмоции кипели в горле, сердце тяжело громыхало в груди, тело было напряжено — он был готов ринуться в бой. Он больше всего боялся, что... Гермиона... его Гермиона... Все было слишком реальным.

Тонкс вздохнула.

— Насколько нам известно...

— Что это вообще значит? — выплюнул он и сделал пару шагов вперед, преграждая путь к выходу. — Она жива или нет?

— Мы не знаем, но думаем...

— Ты сказала, там должны быть и остальные, — произнес Блейз. — Луна. Луна одна из них?

— Я... Вероятно, но мы не знаем...

— Тогда какого черта вы вообще знаете? — нетерпеливо спросил Драко.

— Мы знаем, где они, — ответила Тонкс, бросая на Драко тревожный взгляд. — Они в твоем доме. В Малфой-мэноре.

— Мы ничего не крали, — проскулила Гермиона сорвавшимся голосом. — Это... просто подделка.

Гермиона снова парила над полом при помощи магии, поднявшись почти на три метра, пока Беллатриса со всей силы не швырнула ее тело на холодные камни. Голова так ударилась о пол, что отскочила, от чего затылок стал очень влажным и теплым; ноздри наполнились горьким запахом крови. Лестрейндж присела рядом с ней, схватила за руку и разорвала рукав.

— Мерзкая грязнокровка, — насмехалась она, склонившись над Грейнджер. — Вас всех нужно клеймить еще при рождении.

Беллатриса пробормотала незнакомое заклинание, создавая небольшой шар зеленого света на кончике палочки, и глаза Гермионы расширились от ужаса, когда та без промедления вонзила древко в ее руку. Она резала, полосовала, разрубала ее кожу, вызывая крики Гермионы, метания, попытки освободиться. Казалось, Беллатриса часами вырезала буквы на ее руке.

Когда Лестрейндж закончила уродовать ее предплечье, то швырнула еще один Круциатус прямо Грейнджер в грудь, и рев ее боли превратился в скрипучие, слабые, жалкие звуки, похожие на крики умирающей птицы. Голос предал ее, но необходимость закричать не покидала, пока Беллатриса продолжала мучить, пребывая на грани безумия.

И снова все прекратилось, но отголоски проклятия подобно яду растекались по ее внутренностям. О Годрик, все плыло перед глазами. Она боролась с потребностью впасть в беспамятство, понимая, что неразумно отключаться при таких повреждениях; однако возможность была так заманчива, темнота манила в свои объятия.

— Приведи гоблина, Петтигрю, — приказала Беллатриса. — Он скажет, подделка это или нет.

Тедди начал хныкать на руках у Андромеды, но Драко едва ли придал этому значение.

— В моем доме? — тихо повторил он. — Почему...

— Сам-знаешь-кто использует поместье в качестве штаба, — резко ответила Тонкс. — Мы не знаем, что происходит, но знаем, где их искать.

— Тогда вам нужно взять меня! Я знаю мэнор! Я могу!..

— Поместье и земли окружены антиаппарационным барьером, который явно изменился с тех пор, как ты пропал...

— Я все еще могу попасть внутрь...

— Драко, послушай...

— Нет! Это ты послушай! — прорычал он, подходя к Тонкс наполненной яростью походкой. — Мне нужно туда попасть! Мне нужно...

— Ты ничем не сможешь помочь, — спокойно перебила она. — Позволить тебе прогуляться в штаб Пожирателей было бы опасным не только для тебя, но и для всех пленных.

— Тогда какого черта ты собираешься сделать? — требовательно спросил он, ударив кулаком по стене. — Просто оставить там Грейнджер? Да они же убьют ее, тупая конченая...

— Мы отправили помощь, — сказала Тонкс. — Если все пройдет по плану, они скоро выберутся оттуда.

Грязнокровка.

Слово врезалось в ее руку уродливыми стежками, идеально заполненными кровью, мелкие капли которой обрамляли надпись подобно слезам. Гермиона поняла, что рана на затылке оказалась хуже, нежели казалось вначале; она лежала на полу и сквозь туман в сознании слышала крики Беллатрисы, допрашивающей Крюкохвата. Волосы Грейнджер были пропитаны кровью и липли к шее, спутываясь в тугие клоки; казалось, голова совсем онемела, она ощущалась пустой и оторванной от остального истерзанного тела.

Она догадалась, что несколько ребер были сломаны; возможно, рука тоже, но она не могла сказать точно, потому что было тяжело сосредоточиться только на одном очаге боли. Из угла рта стекала струйка крови, однако невозможно было определить — стала она следствием надрыва голосовых связок, вызванного криком, или же каких-либо внутренних повреждений.

Это не имело значения...

Гермиона смирилась со своей смертью здесь, на ледяном полу, в ужасе и одиночестве; она примет смерть от родственницы человека, которого любила. Это звучало почти поэтично, хотя, разве не все трагические истории любви кажутся поэтичными?

Забытье манило ее покоем, но Гермиона знала — уступи она, и больше никогда не очнется. Никто не придет на помощь. Никто не сможет прийти. По логике вещей, смерть была для нее, да и для всех остальных, логичным финалом; но для нее еще рано. Слишком рано. Слишком долго и мучительно.

Она думала о родителях: они никогда не узнают о смерти дочери, которая заставила их забыть о ней; возможно, это даже к лучшему...

Она думала о Гарри и Роне: что ждет их? Гермиона молилась об их освобождении или, по крайней мере, легкой смерти.

Она думала о Драко: вспоминала об их отношениях, у которых едва ли был шанс на начало. Такие мимолетные. Такие душераздирающие. Такие... прекрасные в своей неправильности.

Она не намеревалась произносить его имя вслух; черт, она понятия не имела, что еще способна говорить, но она определенно расслышала свой голос. Гермиона не допускала, что будет услышана хоть кем-то, пока не почувствовала рядом с собой мягкий материал женской мантии. Из последних сил ей удалось немного склонить голову и встретить взгляд Нарциссы Малфой.

На лице Нарциссы читалась смесь удивления и растерянности; она оглянулась, чтобы убедиться, что за ней никто не наблюдает, и опустилась на колени возле Грейнджер.

— Ты произнесла имя Драко, — прошептала она. — Зачем тебе... Ты знаешь, что с ним случилось?

Гермиона попробовала ответить, но смогла выдавить из себя только шипение, которое не имело никакого смысла. Нарцисса внимательно осмотрела комнату, медленно доставая из кармана палочку, и с сосредоточенным выражением лица нацелилась на Гермиону:

— Легилименс.