В течение многих лет они считали, что Том родился уже злым, потому что, в отличие от Гарри, с которым тоже плохо обращались, он вырос ужасным человеком.
Но первый год жизни Гарри был полон любви, Том же никогда не прижимался к материнской груди. Гарри жил с родственниками, какими бы ужасными они ни были, а Тома бросили одного в достаточно жестоком магловском приюте в послевоенном Лондоне. И конечно, он не понимал, что такое «любовь». Наверное, по отношению к нему люди не оказывали даже искренней доброты. Его никогда не учили любить.
Она знала, что наука и психология в магловском мире ее времени ушла далеко вперед от волшебного мира. Мир маглов в 1920-ых годах был не таким. Никто и не думал тогда о любви или привязанности к ребенку. Его мать была голодна и больна. И все эти травмы всегда будут препятствовать его способности к сочувствию и привязанности.
Она почти не слышала, какой балл Дамблдор дал за ее работу (но точно меньше, чем у Тома), потому что боролась с мыслями. На нее нахлынула волна сострадания и жажды справедливости, которая раньше подтолкнула ее взять никому не нужного кота или бороться за права эльфов.
Черт, серьезно?
А после урока, когда она шла на Нумерологию, Том догнал ее. И хотя он ничего не говорил, но она почувствовала, как что-то изменилось. Теперь, не смотря на все действия, которые он совершил, на то, что она знает, кем он станет, на уже готовые два крестража на пути к его безумию, Гермиона сочувствовала ему. Впервые с тех пор, как она узнала его имя, когда еще одиннадцатилетней девчонкой пыталась сбежать от одиночества, погружаясь в книги о волшебстве.
И таким же волшебным и важным, должно быть, был этот мир для Тома Риддла. Как способ сбежать от жизни, в которой было так же мало радости, как и любви.
А профессор Дамблдор относился к нему подозрительно и отстраненно, даже оставил его одного покупать вещи в Хогвартс. Как все могло бы измениться, если бы он проявил к мальчику такую же привязанность и заботу, как к Гарри. Она увидела это по выражению его лица, хоть и всего на секунду.
Неудивительно, что Том Риддл ненавидел Альбуса Дамблдора. Она знала, как глубоко чувство отверженности проникает в сердце, и каково это вечно носить с собой яд, гораздо более сильный и разрушительный, чем ненависть.
***
— Не думаю, что это справедливо, Риддл. Он получит двойку в этом проекте, если ты не заставишь его остаться и помочь, — она по-настоящему рассердилась, потому что это уже второй раз, когда Том позволил Элджи Лонгботтому уйти.
Сейчас они сидели в подземельях и разговаривали, впервые на этой неделе после Трансфигурации. Было утро пятницы, она, уставшая, растерянная, совершенно разочаровалась в своей роли. Все это было сложно и утомительно. Она не могла представить, как Снейпу удалось продержаться так долго.
— Ну, он сам виноват, что сбежал поиграть с метлами. Кроме того, зачем он нам вообще нужен? Это самая простая часть проекта, за которую я когда-либо брался. Любой из нас смог бы сделать это даже во сне. Все, что нам нужно — сидеть и читать рядом с нашим котлом в течение двух часов, пока мы изучаем материалы следующего семестра. Я думаю, что Слизнорт обленился. Он должен был учить нас.
— Но ведь Элджи не читает и изучает, не так ли? Ты же староста, ты должен постараться хоть как-то повлиять на него! И это же профессор Слизнорт!
— Ладно, ладно, ладно. Я поменяю тактику, чтобы он не получил «Т», тогда ты успокоишься?
— Значит, теперь ты собираешься обмануть его?
— Боже, ты невыносима! Это не твоя проблема. Ему точно все равно. Почему же тебе нет?
Почему ее это волнует? Она не имеет понятия.
— Потому что я не бесчувственный призрак, который с радостью бросает всех на съедение волкам? Потому что я могу признать, что люди не всегда знают, что для них лучше? — ее голос становился все настойчивее, и она забеспокоилась. Она не сможет просто заткнуться и позволить ему жить своей жизнью. — Этот разговор просто смешон. Я ухожу в библиотеку.
Она не могла поверить, что в гневе убежала прочь, как будто он был Роном или Гарри. Но она так рассердилась. Это было так безответственно — злоупотреблять его влиянием старосты и позволить кому-то дать слабину, оказывать медвежью услугу.
В тот вечер он не присоединился к ней в их особенном уголке в библиотеке, а сидел со своими однокурсниками.
Однако, что странно, оказалось, что он услышал ее. И на следующий день, когда она сразу после завтрака зашла в кабинет проверить зелье, то была удивлена, увидев Лонгботтома, сидящего там со стопкой книг по зельям. И старосту, развалившегося в том нелепом кресле на другом конце комнаты с книгой в руках. Она задержалась у прохода, так как ее еще не заметили.
— Том, а как насчет этого?
— Лонгботтом, я здесь не для того, чтобы делать за тебя домашку. Я выполнил свои обязанности, заставив тебя проявить хоть какой-то интерес, остальное зависит от тебя. Было бы несправедливо, если бы я помогал тебе еще и в этом.
— Конечно, прости.
«Вот гадюка», — с удивлением подумала Гермиона. Он нашел способ угодить ей, независимо от того, какие там цели преследует. И сейчас использует все в своих интересах, показав себя как старательного, милого Тома, непревзойденного старосту. Черт возьми!
— Доброе утро, ребята, не ожидала встретить вас здесь. Этого нет в нашем расписании, — Том нахмурился и ничего не ответил, вернувшись к своей книге. Она стояла в некотором недоумении.
— Ну что ж, пожалуй, оставлю вас. Сегодня такой чудесный день, что стыдно потратить его впустую, — с нотками веселья сказала она. — Увидимся. Хорошего похода в Хогсмид!
Вопреки распространенному мнению (ну, мнению Рона), Гермиона, на самом деле, не возражала против полетов на метле. Она не была прирожденным игроком и никогда не будет в чьей-либо команде по квиддичу, но у нее было достаточно умений. В первый раз она преодолела страх полетов, пытаясь поймать ключ на пути к философскому камню. И потом, глупо было бояться, тем более после полетов на гиппогрифе, драконе и фестралах. Не говоря уже о том, что теперь она знала, как аппарировать, в случае падения с большой высоты.
Именно эти случаи показали, как побороть страх. Это были те моменты во время войны, которыми она особенно гордилась.
Тем не менее, она никогда не чувствовала потребность полетать в одиночестве. Возможно, потому что полеты всегда больше любили Гарри и Рон, а позже и Джинни. Это не было тем занятием, к которому ее бы пригласили присоединиться.
Гермиона удивилась тому, что пошла из подземелий не в библиотеку, а к месту, где хранятся метлы для полетов. Такой интерес к хорошей погоде был совершенно для нее нехарактерным. Облака уже собирались на горизонте и угрожали разрушить чары солнечных дней этой недели. Вполне возможно, что это последнее солнечное недождливое утро.
Конечно, она могла бы заняться поисками информации о способе возвращения домой, но сейчас ей просто хотелось сбежать на часок или два перед тем, как снова играть роль новенькой и удивляться Хогсмиду (деревне, которую она знала лучше, чем кто-либо здесь). Ее ждет утомительный день — девочки из Когтеврана обещали провести ей экскурсию, а она вряд ли бы смогла отказаться. Ведь предполагается, что она никогда не посещала ее раньше. Иногда вся эта ложь становилась просто невыносимой.
Она улетела далеко за пределы Хогвартса, достаточно уверенная в своих дезиллюминационных чарах, и продолжила полет над горами. Она не знала точно почему, но мысль о том, чтобы попасть в неприятности из-за этого, не внушала ей особого страха. Какая теперь разница, если она получит наказание? Что они могли сделать с ней такого, о чем она могла бы волноваться?
Было что-то такое мрачное и величественное в Северном нагорье, тумане и вершинах, которые переливались от пурпурного до коричневого и зеленого. Наконец она долетела до красивого водопада, падающего в небольшое озеро, примерно в двух часах езды от замка, и неуклюже приземлилась там.
