Он побежал.
Дежурная библиотекарша за стойкой побледнела, увидев его. Он запыхался и прорычал «Где она?».
— Где кто? — спросила Главная библиотекарша, появляясь из ниоткуда, как она часто делала. Том не хотел признаваться в этом, но даже он находил ее слегка пугающей.
— Где профессор Грейнджер-Дирборн?
— Почему у вас сложилось впечатление, что Аркканцлер была здесь?
— Гризельда, — предупреждающе звучал Том, и она сдалась.
— Она на первом уровне, читает книгу, которую просила. Я знаю, что она не должна быть здесь, но что мне было делать?
Он не потрудился ответить и зашагал к первому уровню. Библиотека росла и росла с тех пор, как ее построили. Он предположил, что если они доберутся до другой стороны холма, то просто начнут уходить вниз под землю. Каждая магическая книга, бумага и свиток, когда-либо изданные, должны были находиться здесь.
Он заметил знакомые густые темные волосы и почувствовал дикий гнев.
— Что, — прошипел он, — ты здесь делаешь?
— Дорогой, — пробормотала Гермиона, — прошло целых пятнадцать минут. Ты, должно быть, становишься медленнее. А я, как видишь, читаю. Беременным женщинам теперь запрещено читать?
Она не отрывала глаз от книги. Он не был похож на разозленного, но здесь никогда нельзя быть уверенным. В глубинах библиотеки водились самые разные вещи.
— Беременным женщинам, которых положили на постельный режим, безусловно, запрещено посещать чрезвычайно опасные библиотеки, да.
Она печально вздохнула. Гемиона была бледна, с темными кругами под глазами. Он хотел взять ее на руки и унести в безопасное место. Возможно, купить дракона, чтобы он охранял ее дверь, пока она не родит и не поправится.
— На следующей неделе у тебя будут близнецы, — сказал он и почувствовал, как гнев угасает, а на смену ему приходит сочувствие. Это был третий раз, когда она сбежала из того, что называла своей тюрьмой. Он думал, что это было довольно несправедливо по отношению к их чрезвычайно удобной комнате, но никто не запирал его с тех пор, как он был (хотя и несправедливо) оправдан британским министерством, поэтому он полагал, что на самом деле он не был в том месте, чтобы решать. — Просто позволь мне отвезти тебя домой, любовь моя. Я закончил свою работу. Мы можем пойти спать и…
— Я провела в постели достаточно времени, — ее голос становился пронзительным, что никогда не было хорошим знаком, — которого бы хватило на всю мою двойную жизнь.
— А как насчет сада? — предложил он. — Или ванны?
— Принять ванну? — заинтересованно спросила она. Он ухватился за эту возможность.
— Ванну, — пообещал он, беря ее за руку, — со всеми этими необыкновенно дорогими вещами, которые тебе нравятся, и массажем абсолютно везде и всюду, где ты захочешь.
— Ох, — согласилась Гермиона, тяжело поднимаясь, — Тогда ладно. Но потом ты мне почитаешь, а я хочу обсудить новую идею о Непереводимости…
***
Гермиона поняла, что ее дети были не совсем нормальными, даже по меркам волшебников, когда они были еще совсем маленькими. Это было их четвертое Рождество, и вся семья, как всегда, отправилась в Уэльс, чтобы провести его с Сердиком. Для двух детей, выросших в самом волшебном месте на земле, замок все равно казался очаровательным.
И, к сожалению, это было взаимное чувство.
Ида и Кадмус родились в самую темную ночь года, и хотя Гермиона не была суеверной женщиной, она знала, что некоторые дни имеют больше магического значения, чем другие. Тем не менее, в течение четырех лет близнецы причиняли только обычное количество неприятностей, которые близнецы причиняют своим родителям, даже учитывая помощь их няни-домового эльфа, их няни-ведьмы и экономки.
Они развили свои собственные формы общения, очень рано имели вспышки случайной магии, прошли через стадии ужасного сна. Кадмус заговорил в девять месяцев. Ида ходила в девять месяцев. Она не знала границ и не знала, когда остановиться. Она шла и не останавливалась.
Но все это было нормально. Все дети делали странные вещи. А потом, конечно, они отправились в Уэльс, в замок, который признал их своими. Теперь, когда они поженились, дом принял и Тома. Когда кто-нибудь приходил, у него начинало гудеть в крови. Для него появлялись вещи, которые он потерял, или книги, которые он хотел прочесть. Комната, которую он сделал своим кабинетом, пока они были там, и никто не мог найти вход, когда он был сосредоточен.
Но когда Кадмусу и Иде исполнилось четыре года — со всем озорством смышленных и любимых детей, которым давали все, что им когда-либо было нужно, и даже больше — они поспорили за контроль над замком.
Это Рождество прошло по детскому расписанию. Сначала, когда лестница на кухню уменьшилась, Гермиона обрадовалась. Это казалось практичным, а домового эльфа они отправили в коттедж на Идунне. Конечно, она освободила ее еще много лет назад, то для той это не имело ни малейшего значения. Теперь они не были привязаны к замку, но оставались там, где хотели, за исключением обязательных теперь выходных и зарплаты.
Но потом, оглядываясь назад, она поняла, что лестница выбрала идеальную высоту для двух пар пухлых, маленьких ножек, чтобы те могли летать вверх и внизу, ловко забирая сладости с любых поверхностей, до которых они не могли дотянуться.
Были и другие вещи: свет включался в каждой комнате, когда они просыпались в 5 утра. Костры потрескивали, оживая, если им было холодно. Их комната трижды меняла цвет, останавливаясь на отвратительно ярком оттенке сирени. Каменный грифон спустился со стены и позволил им сесть себе на спину.
— Это сделал ты! — сказала Гермиона Тому, увидев, как они левитируют пузырьки в ванне.
Том рассмеялся, но она беспокоилась. Они поссорились из-за этого, уладив все только тогда, когда он очень саркастически спросил, не предпочла бы она, чтобы их дети были сквибами.
***
Гермионе пришлось прятаться внутри замка в тот день, когда он учил их летать. Разумом она понимала, что все будет хорошо. Джордж, конечно, прислал им метлы, которые были самыми лучшими на рынке. Метлы не поднимались выше нескольких метров, имели настройки контроля скорости и все такое. Гермиона знала все это.
Но видеть, как ее прекрасные близнецы летают по саду замка снежным рождественским утром с Сердиком и Томом, не доставляло ей удовольствия. Они могли так легко упасть. И были такими хрупкими и маленькими и такими ужасающе умными, что она была уверена, те точно придумают, как заставить метлы лететь выше и быстрее.
Конечно, они так и сделали, но Том никогда не позволял им пострадать. Хуже всего оказалась сломанная рука, и хотя в то время она была в ярости, но неохотно признала, что это научило их быть более осторожными.
— Их мать-гриффиндорка, — заметил он, — что я узнал недавно, а как еще они научатся быть осторожными?
***
Дети тоже стали похожи на него, хотя на самом деле это нельзя было заметить по их лицам до седьмого дня рождения. Они все еще были слишком умны, но Гермиона перестала беспокоиться, что родила демонических близнецов. Они хорошо вели себя в школе, если только им не было скучно, и подружились с большинством детей и маленьких существ острова.
— Это несправедливо, — драматично заявил Кадмус, падая на диван в ее домашнем кабинете, откуда открывался восхитительный вид на остров и море.
— Что несправедливо? — спросил Том, входя вслед за ним. Он поставил бокал с вином рядом с тем местом, где она писала свои заметки.
— Что наш день рождения — это, по сути, Рождество. Я хотел устроить вечеринку, а Ида говорит, что никто не придет, потому что мы будем в Уэльсе.
— Это действительно кажется очень серьезным упущением, — согласился Том, — хотя я хотел бы припомнить, что у вас с Идой было несколько дней рождений, включая один в прошлом году, который состоялся на неделю раньше и на котором присутствовало не менее сорока семи гостей.
«47?», — Гермиона улыбнулась ему одними губами, забавляясь. Есть все шансы, что он прав, но откуда он знает точное количество или помнит, она понятия не имела. Он подмигнул ей в ответ. Это было опасно: Кадмус вполне мог попросить его перечислить всех.
