— Они готовы, — сказала Гермиона женщине. — Обещаю вам.
— Ну, если ты уверена… Хотя откуда тебе знать, если ты все время за границей, оставляешь нас сражаться с этим проклятым призраком без тебя, я уже ничего не знаю.
— Эммелина, — предостерегающе произнес Альбус. — Сейчас не время для этой старой обиды. У Гермионы есть своя роль, и ты должна верить, что я знаю, как лучше.
Знакомый смех прорезал комнату, и Гарри с болью в сердце повернулся, чтобы увидеть своего крестного, он уловил вспышку боли на лице Гермионы. Это согревало его: несмотря на все, через что ей пришлось пройти за последние три с половиной десятилетия, она не потеряла ту, кем была.
— А ты кто? — Сириус был невероятно красив, с блестящими серыми глазами и сверкающими белыми зубами, когда подошел к Гермионе.
Джеймс, идущий следом, толкнул его локтем.
— Веди себя прилично, Бродяга. Я Джеймс Поттер, а это моя девушка Лили Эванс. Боюсь, это Сириус Блэк.
— Гермиона Дирборн, — сказала она с озорной улыбкой, — хотя мы уже встречались. Но вы бы меня не узнали… Я была той самой ведьмой, которая шпионила за вами в «Кабаньей голове».
Лили расхохоталась, ее рука вплелась в руку Джеймса, и сердце Гарри затрепетало. Внезапно, внезапно, радость пронзила его. Его мать действительно любила его отца, а не Снейпа. Он носил с собой болезненный страх с конца войны, но теперь… Любовь сияла в блестящих зеленых глазах Лили, когда она взглянула на Джеймса.
— Я же говорил! — Джеймс улыбнулся ей. — Вы говорили, что я … как это … «самовлюбленный» и что никому не интересны наши разговоры, но теперь видите!
— Ты можешь шпионить за мной в любое время, — сказал Сириус Гермионе, пока его серые глаза бродили по ней.
К удивлению Гарри, она хихикнула.
— Я немного старовата для тебя, Сириус Блэк, — ответила она со смехом в голосе. — Но добро пожаловать в Орден Феникса.
В отличие от Гермионы и Джеймса, Сириус был в джинсах и черной кожаной куртке. Гарри гадал, чего ей стоило выглядеть настолько беззаботной.
Он вынырнул из воспоминаний, когда все закончилось началом собрания Ордена, и тут же вернулся в Омут, чтобы посмотреть его снова. Один раз в неделю, пообещал он себе, потому что такие воспоминания были бесконечно дороже любого подарка, который ему когда-либо дарили.
— Гарри? — крикнула Джинни, когда он, спотыкаясь, вышел обратно, снова вспомнив момент, когда его сердце потеплело от взгляда между родителями. Его родителями. И его сердце наполнилось радостью и чувством утраты.
— Я сейчас спущусь, — крикнул он в ответ, натягивая простыню на голову и вытирая с глаз непролитые слезы. Он еще не был готов поделиться этим с ней. До тех пор, пока он не поймет, зачем ему дали эти воспоминания.
Комментарий к Крушение
Мои родные, я переоценила свои возможности. Марафон выходит по будним дням, хех, думаю вы меня простите. В выходные я решила отдохнуть от ноутбука. Дальше без перерыва каждый день по несколько глав буду загружать ближе к ночи.
И еще небольшая новость для вас. Инсайт, который пока попрошу не распространять далеко. Я вышла на режиссера того фанатского фильма о Томе Риддле, который выйдет уже в мае, а его трейлер ожидается через 4 дня. И вот, мы договорились с ним, что я буду готовить русские субтитры для готового фильма на YouTube, которые сразу будут вшивать для просмотра. Если все пойдет хорошо и без форс-мажоров, то мы сможем посмотреть его с сабами от меня) И поднимем им просмотры заодно.
***
Глава вышла ОЧЕНЬ эмоциональной. И ОЧЕНЬ разной на эти эмоции. Если вначале это тотальное разрушение, то под финал это такое теплое ощущение уюта и добра. Не забываем, что впереди еще 15 глав! И это далеко не конец истории.
Как думаете, что за загадочные дела промышляет там Гермиона?
========== Возрождение ==========
Я ощущала, как движутся течения. Песчинки перешептывались друг с другом. Он взмахивал крыльями. Облачка его золотистой крови мерцали во тьме. Под моими ногами лежали тысячелетние кости. Ни минуты больше не вынесу этот мир, подумала я.
Так создай другой, дитя.
Мадлен Миллер, «Цирцея».
Том не сразу отпустил ее. Он был рядом с ней, как фантомная конечность, которую ты все еще ощущаешь, даже когда ее ампутировали. Он был с ней на рассвете, когда она просыпалась в призрачных объятьях, потянувшись к холодной части постели. Он был с ней в компании, когда она поднимала глаза, чтобы поймать его отсутствующий взгляд в неразделенной шутке. Десять лет вместе были растоптаны и превращены в пыль.
Гермиона не забывала, и поэтому она шла сквозь годы с поднятым серебряным щитом, скрывающим шрамы, чтобы противостоять миру. Иногда она делила с кем-то постель, иногда даже сердце — но не было никого, чьи глаза с таким триумфом смотрели бы на нее по-своему. Не было никого, кто подталкивал ее. К красоте, а не величию. Романтике — а не партнерству.
В первые годы все было темным и бесцветным из-за ощущения его потери, из-за неудачи, из-за постоянного мучительного вопроса: «какой в этом был смысл?».
Но жизнь продолжается и после потери, и Гермионе пришлось самой прокладывать этот путь.
Почему этого было недостаточно?
Ее величайшим триумфом в те угасающие годы был, конечно, камень. Это полностью перевернуло ее представление о магии, начиная с ее первого года в Хогвартсе. Однажды она помогла уничтожить камень, чтобы сразиться с Томом Риддлом, и теперь она создавала камень, чтобы пережить его. И все же это был триумф, которым Том (ее Том, Том-без-осколков) наслаждался бы. Это вызвало бы в его глазах то выражение, которое никто другой никогда не повторит. И когда через два года после его создания она смотрела на камень в первый раз, то все еще скучала по тому особенному взгляду. Это было что-то лучшее, чем просто гордость. Что-то, заставляющее ее чувствовать себя заметной.
Так Гермиона поняла, как создали Философский камень.
Кандида Когтевран пожертвовала последним фейри, чтобы закрыть Авалон и жить в этом вневременном царстве. Основатели Хогвартса отказались от какой-то части своей родословной, чтобы сделать школу защищенной. И эта магия действовала даже после смерти, иначе Елена бы давно исчезла. Но крестражи отнимали больше, чем просто жизнь.
Гермиона поклялась, что станет солдатом, чтобы пустить корни вечного пламени.
Могу ли я помешать ему?
Любая великая магия имела свою цену: теперь она знала это не хуже других. А может, и лучше.
Итак, Гермиона определила цену камня и отправилась за ним в Албанию. Это была не дешевая плата. Вечность требовала другого вида вечности, точно так же, как жадный крестраж забирал жизнь, чтобы создать другую.
Она откажется от возможности стать богом, от шанса обратить свою кровь в ихор одним укусом золота, и превратила яблоко в камень.
Ибо Гермиона знала то, чего не знал Том Риддл: вечная жизнь была скорее проклятием, чем благословением, и однажды она захочет умереть. Она знала, что, откусив золотое яблоко, придется заплатить за силу и бессмертие, которые оно дарует. Она больше не будет ведьмой, если съест его. Она станет чем-то большим или чем-то меньшим.
Эта огромная цена магии веками ускользала от алхимиков — но вряд ли все было так просто.
Остальная часть рецепта была столь же загадочна, как и его последний ингредиент. Николас Фламель поделился своими мыслями столетиями раньше. Но попытки воссоздать подобное потерпели неудачу. Большинство алхимиков вели одинокую жизнь, преследуя дурацкую золотую мечту: никогда не понимая, что самое странное из магических искусств требует, чтобы каждый нашел свой собственный рецепт. Гермиона не могла последовать за Фламелем, как и не могла долететь до Юпитера. Но Гермиона была не одна.
Почему я здесь?
Гермиона была дочерью алхимика, а Сердик уже мог превращать неблагородные металлы в золото.
— Вот, — сказала она однажды в замке после завтрака (после того, как серая зима, слезы и горе, хуже, чем от потери Гарри, превратились в конкретную цель весной), — Я принесла тебе кое-что.
