И страх отступил, о чем Гарри и не подозревал. Она не была его солдатом, не стояла рядом с ним, когда тот убивал маглов. Он подошел к тому месту, где она сидела, его тело дрожало от нахлынувшего адреналина после этой ужасной сцены.

Они снова были в лондонской квартире Гермионы, которая теперь выглядела более яркой и пригодной про проживания, чего не было в сентябре. Брошенный зимний плащ висел на стуле. Стопки книг на боковых столиках. Какие-то странные украшения, напомнившие ему Дамблдора. Среди всего этого, была и Гермиона, свернувшаяся калачиком на диване. А рядом с ней была магловская книга, которую она читала, пока Гарри смотрел ее воспоминания.

— Что ты имела в виду, говоря, что он не совсем живой? — спросил он, залпом допивая остатки огневиски, которое она налила ему перед просмотром Омута.

— Что ж, — задумчиво произнесла она через мгновение, — есть одна забавная вещь о человечестве, которую я узнала за эти годы. Человеческому организму трудно отказаться от привычки… Гитлер любил собак. У серийных убийц есть любимый сорт чая, или их раздражает плохо подстриженный газон, или они никогда не забывают послать племяннице открытку на день рождения. Но такова была цена, которую заплатил Том — всякая магия, подобная этой, имеет свою цену. Ее слишком много, и слишком надолго. Когда он это сделал, я поняла, что ценой бессмертия было отказаться от того, чтобы быть по-настоящему живым. И жизнь в нем медленно угасала… а я заметила не сразу. Но потом после медальона и чаши оно ускорилось, наверное, потому что он слишком многое отдал.

Она глубоко вздохнула, откидывая длинные волосы за плечо.

— Этот глупый дурак вложил свое сердце в ожерелье для меня и побежал по тропинке, с которой уже не мог свернуть, — продолжила Гермиона. — Еда во рту превратилась в пепел. Солнце не согревало его кожу. Его перестало что-то волновать. Мир для него просто… исчез. Я думаю, когда я пыталась убить его — а ты видел, что я действительно этого хотела — и ты можешь знать это лучше остальных. Мы никогда не ощущаем себя более живыми, чем когда оказываемся близко к смерти. Это и вернуло кое-что для него. Забытое чувство. Возможно, именно поэтому он не мог убить тебя сразу — год за годом. Может быть, благодаря тебе он снова почувствовал себя живым. И это заставило его на секунду вспомнить, что он был человеком.

— Почему ты действительно осталась после того, как он отдал тебе медальон, Гермиона? Конечно, Дамблдор понял бы, если бы ты сказала ему «нет».

Она горько рассмеялась.

— Возможно, он бы так и сделал. Я не уверена. Но… Я говорила себе, что всегда знала, кто такой Том, и была дурой, думая иначе, а Альбус нуждался во мне. Ему было нужно, чтобы я была рядом с Томом. Конечно, я помогала только косвенно. Я говорила, что он читает, кого видит и куда ходит. А Альбус уже мог понять, что это значит. Но я не могла ему сказать «он спрятал крестражи здесь, здесь и здесь».

Она поерзала на месте, постукивая ногтями по книге, прежде чем добавить.

— Может быть, я просто не была готова отказаться от всего этого, отказаться от надежды, что я все еще могу изменить его. Отказаться от надежды, что мое пребывание там имело большую цель. Может быть, я действительно была нужна ему. Я все еще не знаю. Понимаешь?

— Да. Да, я понимаю. Мне жаль, Гермиона.

В голосе Гарри послышались напряжение и грусть, когда он присел рядом с ней и похлопал ее по плечу. Это был невинный жест, чтобы ее утешить.

— Ничего страшного, если ты хоть немного почувствовал его очарование, Гарри, — прошептала она, поймав его на мысли. — Все его любили. Знаешь, даже Хагрид любил Тома. Он помогал ему кормить этого паука, как его звали?

— Арагог, — ответил он, удивленный, прежде чем понял, насколько давно это было для нее.

— Так и было. Ну, конечно, Том не видел ничего плохого в том, что у Хагрида есть этот питомец, поэтому он позволил ему оставить его… В его глазах, я полагаю, это было достаточно справедливо, потом подставить его. И Хагрид рассказал мне это однажды после первых собраний Ордена. Тогда Том еще немного походил на того парня, каким был. Хагрид увидел его и вспомнил, кто он такой. Он был очень пьян и рассказал мне о старосте, который помог ему спрятать питомца, а потом сдал его. Хагрид знал его лучше, чем мы могли думать.

— Да, Хагрид всегда знал, что Том не умер, — задумчиво согласился Гарри. — Он сказал мне, когда я был еще ребенком, что «от него осталось слишком мало, чтобы умереть». Я всегда это помнил.

Гермиона слегка напряглась, но Гарри этого не заметил. Ее халат поднялся там, где она свернулась калачиком в углу дивана, обнажая бедро.

— Неужели? — спросила она, проследив за его взглядом. — Как умно с его стороны.

— Кажется, я больше не хочу смотреть, — признался он. — Все это… это слишком. Ты можешь просто рассказать мне?

— Да, если ты так хочешь.

— А куда он исчез? Дамблдор сказал, что он пропал на несколько лет после того, как получил чашу и медальон. Полагаю, это было после того разговора?

— Да, вскоре после этого. Я уехала домой в Уэльс, а потом на некоторое время в Россию, и Том уехал… ну, он объехал все вокруг. Я не знаю всего. Иногда он писал мне, но не делился со мной своими мыслями, как раньше.

— Как ты думаешь, он мог любить?

— Не так, как мы, — сказала она после паузы. — Я думаю… возможно, это прозвучит безумно, но мне всегда было интересно, остановила ли его магия. Я не знаю, это всего лишь теория, но… его мать умерла, даже не успев его накормить, Гарри. Она всего на мгновение взглянула на него, дала имя и ушла. Его никогда не обнимали, никогда не любили, никогда не учили утешению, и я думаю, что его магия каким-то образом укоренилась там, чтобы защитить его, и заставила его не нуждаться в чем-то. Маглы провели исследования того, что происходит, если ты отказываешь маленьким обезьянкам в любых прикосновениях и привязанностях. И результаты были ужасными. Они выросли совсем не такими, как остальные. Может быть, поэтому он и был таким сильным, но… таким же образом сломленным.

Некоторое время они сидели молча, пока Гарри размышлял о том, что все это может означать.

— Уже поздно, Гарри. Джинни ждет тебя. И мне нужно немного отдохнуть.

Гарри с сожалением встал. Он уже привык к этим поздним ночам в квартире Гермионы в Лондоне, когда они распивали огневиски, и он слушал о ее прошлом. Она часто уезжала по делам на несколько дней в течение нескольких месяцев после своего дня рождения — по делам, о которых ей еще предстояло ему рассказать. Но когда она бывала в Лондоне, он часто приходил после работы. Возможно, даже слишком часто: Джинни все еще жила в Норе, но проводила уже больше ночей на площади Гриммо, где Гарри жил с Роном. В отличие от брата, она никогда не ревновала Гермиону к Гарри. Но даже ее терпение имело предел.

— Теперь ты можешь посмотреть воспоминания о своих родителях, — добавила Гермиона, когда он встал, чтобы аппарировать домой. — Их не так много, чтобы я могла о них рассказать. Кстати, почему б тебе не взять с собой Джинни и не приехать на ужин в Уэльс на следующих выходных? Рона тоже пригласи, если хочешь. И если он готов.

***

Если Гарри и ожидал, что они вчетвером будут одни на званом обеде у Гермионы, то был разочарован. Они вывалились из камина в похожий на пещеру зал. Каменные плиты были покрыты огромным ковром, который выглядел как ближневосточный, хотя он не был экспертом, чтобы это определить. Мягкий свет покрывал всё вокруг, отражаясь в сверкающих панелях, позолоченных краях картин на стенах, шелковом гобелене на одном конце, который колыхался от движения, когда всадники на своих крылатых лошадях преследовали сверкающего феникса.

Свет также отражался от белокурых волос Драко Малфоя. Он стоял рядом с Гермионой, держа в руке бокал искрящегося золотисто-зеленого вина.

— Что он здесь делает? — пробормотал Рон, выходя из камина вслед за Гарри. Уговорить его приехать было нетрудно. Хотя Гарри не знал точно, что сказала Гермиона, когда навестила его на следующий день после ее исчезновения и внезапного, необычного возвращения в день ее рождения. Теперь он, казалось, достаточно оправился, чтобы интересоваться, кем она стала, как и все остальные. И все же он был недоволен, когда Джинни велела ему надеть мантию.