Марик в душе завидовал людям этой страны, этим уверенным в себе, самодостаточным личностям, чувствующим себя здесь хозяевами. Словно гадкому утёнку из сказки, ему хотелось приобщиться к их жизни, войти в их круг. Но между ними лежала огромная языковая и социальная пропасть. Всё чаще мужчина вспоминал слова одного из древнегреческих поэтов: «Для полного счастья человеку надобно иметь славное отечество».

Со временем Марик начал привыкать к свободе. В Америке было приятно и удобно жить. Однако он замечал, что многих эмигрантов так и не отпустила тоска по родине. У него даже появилась версия на этот счёт. Он считал, что, решившись на судьбоносный шаг, эти люди показали силу своего характера, но невольно прихватили с собой частичку Советского Союза. Решение проблемы Марик видел в том, чтобы забыть о прошлом. Только тогда человек станет по-настоящему свободным.

Марик на дух не переносил людей, которые издевались над религиозными чувствами и традициями других наций. Он считал, что величие страны и общества состоит не в том, чтобы возмущаться, например, мусульманками, закутанными в паранджу, или хасидками, носящими парики, а в том, чтобы люди могли, не опасаясь за свою жизнь и репутацию, одеваться и жить согласно своим традициям, но в рамках закона. Именно так было в этом многонациональном, разноязыком конгломерате – Нью-Йорке, где все получали возможность оставаться самими собой: носить хиджабы, пейсы, занятные шляпы-цилиндры, парики, бороды, шорты и мини-юбки. В США человек в меньшей мере, чем где- либо ещё в мире, ощущает свою инородность.

Марик и Мила не могли нарадоваться школьным успехам Иосифа. В школе, как и в любой социальной структуре Соединённых Штатов, существовало чёткое расслоение. Среди учеников оно выражалось прежде всего в сложности программы обучения. Так, существовали классы для школьников, для которых английский язык не является родным; классы, изучающие программу среднего уровня, и так называемые «продвинутые» классы с чрезвычайно усложнённой программой и множеством факультативов. Дети распределялись по соответствующим категориям согласно уровню имеющихся знаний и умственных способностей. Таким образом, никто не оставался за бортом и, самое главное, не принижалось достоинство детей. Ведь учащиеся каждого учебного класса имели приблизительно одинаковый уровень развития.

Советская образовательная система, безусловно, была более насыщенной и требовательной, чем в Соединённых Штатах, и большинство учеников получали хорошие знания. Но и для отличников, и для хорошистов, и для двоечников существовала единая обучающая программа, которая и запускала механизм социально-психологического расслоения. Двоечник считался существом второго или третьего сорта, отъявленным хулиганом, чуть ли не изгоем – и всё потому, что по математике или русскому языку он имел двойку или тройку. Это калечило психику многих детей и оставляло отпечаток на всю жизнь. К тому же советская система не брала в расчёт человеческие качества своих подопечных. Ведь не всегда моральный облик двоечника был хуже, чем у отличника. Но это никого не интересовало. Знания, цифры и дисциплина были главными в подрастающем человеке. В Соединённых Штатах даже самый слабый ученик класса, укомплектованного из эмигрантов, чувствовал себя довольно счастливым, ибо никто и ничем не принижал его достоинство. Он был в таком же положении, как и его соученики. В СССР на родительском собрании учителя публично растаптывали одних учеников и превозносили других. В Соединённых Штатах родительское собрание представляло собой конфиденциальную встречу учителя с родителями и учеником, потому что человеческое достоинство и уважение стояли и стоят здесь на первом месте.

Иосиф учился в самом продвинутом классе самой продвинутой школы Бруклина, и успехи его были впечатляющими. Учителя наперебой хвалили юношу и сулили ему блестящее будущее.

Америка – действительно удивительная страна. В чём же её принципиальное отличие от большинства других государств мира? Прежде всего в абсолютном многообразии, выгодно отличающем её от разноуровнего единообразия социалистических стран. Если осознать это фундаментальное различие, сами собой отпадут все споры о некачественной системе образования в США. Образование здесь охватывает все шкалы от значений «очень плохой» до «очень хороший», от школ для эмигрантов до престижных частных образовательных заведений с мировым именем. И так во всём. Можно сказать, что Америка отражает всё многообразие современного мира. Поэтому здесь так спокойно относятся к критике, ведь при желании всегда можно отыскать что-то очень хорошее и нечто очень плохое. Для каждого человека действуют одинаковые законы, поэтому люди чувствуют себя в безопасности и большинство живёт в благополучии и достатке. В рамках закона возможно всё – от вульгарно-свободной пропаганды секса до высокоморальных устоев консервативной части общества, от несусветной человеческой глупости до самых выдающихся проявлений человеческого гения. А самое главное – при желании каждый гражданин может найти здесь нишу для личного самовыражения, независимо от уровня знаний, способностей, вкусов и пристрастий. Нью-Йорк в этом плане является самым ярким примером американского образа жизни. Здесь в тесном симбиозе сосуществуют все виды культур, искусств, истории и религии, все лучшие и худшие черты человеческой цивилизации.

Об этом часто думал Марик, развозя пассажиров с Брайтон-Бич в другие районы Нью-Йорка. Эта улица стала ему почти родной. Сама по себе она была ничем не примечательна. Над большей её частью, как огромный змей, нависало железное грохочущее чудовище под названием сабвей – американское метро. По этой груде заржавевшего металла столетней давности всё ещё ездили поезда, и ужасный металлический скрежет всегда болезненно давил на барабанные перепонки. К этой пытке Марик так и не смог привыкнуть. Весь Брайтон буквально замолкал от этого визга и грохота, и разговаривать становилось практически бесполезно. С учётом того, что поезда в Нью-Йорке курсируют строго по расписанию через каждые пять – десять минут, можно легко представить себе, в каком шумовом фоне жил и живёт этот весёлый район.

Американский сабвей

Одной из достопримечательностей улицы были её овощные и продуктовые магазины. Здесь можно было купить практически всё, что продавалось во всех пятнадцати республиках Советского Союза.

Брайтон-Бич

Важную достопримечательность составляли и сами люди, населяющие Брайтон. Недаром в простонародье его прозвали Малая Одесса, что подчёркивало превосходство одесситов, чувствующих себя здесь настоящими хозяевами. Именно они отбили это благодатное место у афроамериканского контингента и превратили некогда криминальный район в цветущий рай, где так привольно живётся русскоязычному приезжему. Некоторые бывшие одесситы придерживались мнения, что остальные эмигранты из Советского Союза приехали сюда «на всё готовое» и лишь несправедливо пожинают чужие плоды. Поэтому каждому вновь прибывшему, особенно если он не из Одессы, они обычно говорили: «Мы здесь скушали дерьмо, и вы должны его отведать».

Брайтон стал местом паломничества для гостей и туристов в том числе и благодаря прекрасному пляжу. Излюбленным местом променада брайтонцев и гостей города является знаменитый бордвок, представляющий собой деревянный настил, вытянутый вдоль океанского побережья на несколько километров.

Бордвок

Уютные беседки и несколько знаменитых ресторанов, выходящих на него, сделали это место незаменимым для развлечений и отдыха. Одни, заботясь о своём здоровье, с шести часов утра бегают по деревянному настилу вдоль прибрежной полосы, другие просто прогуливаются, третьи сидят на скамейках и дышат чистым океанским воздухом, четвёртые предпочитают зайти в кафе или в ресторан, чтобы полюбоваться игрой небольших волн и насладиться лёгким бризом. По вечерам здесь зажигаются фонари, и разряженная праздная публика выходит себя показать и на других поглядеть. Услужливые официанты мастерски и со вкусом сервируют столики в ожидании посетителей. По праздникам, а иногда и в выходные дни играет живая музыка, все желающие могут потанцевать.