– Так почему же нам не примкнуть к нему? – раздался вопрос от одного из владык. – Если с ним благословение джинов высоты, то какая нам выгода быть со Святым орденом? Мы можем встать на сторону нового порядка и иметь великую прибыль в грядущем мире.
– Вы мужи благоразумные, – настаивает Исаил. – Кто вкладывает в предприятия неустойчивые, где всем правит лжец и шельмец? Вы же понимаете, что для Коарека вы станете не более чем средством достижения цели? К тому же, вам придётся отказаться от своей духовной независимости, – Исаил на мгновение остановился, собирая на себе внимание и взгляды и потом вновь заговор, пуще прежнего. – Как сказано в Манифесте «Всем свободным» – «– А на востоке, всех, кто смеет противостать нам в Эндерале, придерживается своей религии и культуры, мы предадим мечу. Касается сие в первую очередь аркчан и дюннийцев, как эндеральцев, имеющих больше всех в силе и власти, а также культуре»
– Но он нам может предложить куда более выгодное, – порыв Исаила встретился с жадностью. – Он не тронет нас, в то время, как ваш Арк сгорит. Мы ничего не потеряем, и как говорят у нас на востокен – бесплатный уксус слаще мёда.
– Сколь же вы падки на злато, владыки, – не унимая порыва разжигает сердца Исаил. – А так же в его Манифесте есть строки такие – «Для дел своих в Эндерале, мы будем использовать богатства всех, кого сможем. Отказавшиеся, будут преданы мечу очищения, как содеятели еретикам».
Для меня пропали все иные, кроме слов спора, звуки в этой зале – ни арфа, ни флейта, ни бурчание кальяна. Он искусно надавил на сердца владык, задев их за самое живое. Сердца, отлитые из золота, питающееся серебряной кровью, трепетно отнеслись к своим богатствам.
– Ну нет, – усмехнулся кто-то из держателей власти в Дюнном. – И почему же пред нами не прочитаны были сие строки? Скажи Фарнабаз, за что ты получаешь жалованье? Действительно ли это имеет место быть?
– Да… владыки, так и есть. Это сомнительная часть отчёта нашей разведки, которую я пока не стал зачитывать, – оправдывается Фарнабаз. – Причём эти слова подвергаются оспариванию.
– Сейчас нам это важно услышать, – поднимается один из владык и показал на меня. – Теперь же мы готовы выслушать предложение сего мужа. Давай говори и от сладости слов твоих, их весомости мы примем любое решение.
– И что же скажет Святой орден на… любое ваше решение, – я решил убедиться в полной безопасности для своих слов.
– Нам плевать, что станут бухтеть эти святоши, – фыркнул владыка. – Нас интересуют только… интересы Дюнного.
«Свои интересы, точнее», – гневная мысль пробежала у меня в голове, но я быстро её отогнал, перейдя к переговорам:
– Сначала я должен узнать, сколько у вас сил. В обмен я дам информацию о неримской армии.
– Фарнабаз, – твёрдо приказал саттар. – Что у нас с армией?
– Не так радужно, как хотелось бы. – Мужчина с пару секунд промолчал, а затем продолжил. – Тысяча придворного корпуса, три тысячи средней пехоты и стрелков из корпуса «наблюдателей», пять сотен пустынного кавалерийского батальона и три сотни во флоте «Независимость». Ах, – губы Фарнабаза скрасила косая улыбка, намекнувшая на бессилие страны. – Ещё пять тысяч мы получим из союзных племён на севере и ополчения из Дюнного и Сереброграда… если они окажутся достаточно лояльны.
«Восемь восемьсот», – быстро сосчитал я, мои губы слегка дёрнулись в улыбке, ведь мне предстало шокировать их цифрами:
– При Коареке двадцатитысячный общеармейский первый наступательный корпус, а также пять тысяч наёмников из центрального и северного Нерима. Второй флот несёт на себе пятнадцать тысяч из второго наступательного пехотного корпуса, при котором вспомогательные контингенты фанатиков и наёмников из Киры, а также сепаратистов из той страны. В состав их армии входит артиллерия, лёгкая пехота, тяжёлая пехота, лучники и не менее сотни чародеев. Единственное, в чём они имеют недостаток, так это в кавалерии всех видов.
– Восемь тысяч, где больше половины – это неопытные воины, против сорокатысячной армии, прошедшей огонь, кровь и закалённой в горниле тридцатилетней войны, – подвёл итог Фарнабаз, на его лице проступил пот, смутило беспокойство. – С такой армией он может не считаться ни с нами, ни с Арком. Скажи, выходец с севера, как вы собираетесь совладать с такими силами?
– У Велисария есть план… который он желает исполнить, но для этого ему понадобятся все ресурсы. Скажите, чем живёт Дюнное?
– Источники дохода? – улыбнулся саттар. – Что ж, коль владыки дали право, я вам открою это. Наша торговля жемчугом, серебром и золотом с Кирой приносит не менее ста тысяч серебряных дюнников в месяц. Перепродажа шелков, парчи и атласа, специй и ингредиентов в Арк из Киры даёт не менее трёхсот тысяч эндеральских медяков в год.
– Хорошо. Велисарий предлагает вам принять участие в его компании. Поверьте, он сам говорит, что ваш голос, что ваши интересы не останутся без… внимания. От вас сейчас требуется предварительно дать согласие и прийти на общее собрание, – и чтобы зацепить владык Дюнного мне приходится идти на уловку, дать зацепку им. – Дюнное может стать ещё более могущественным, а его народ… богаче.
– И что же он готов нам предложить?
– Сейчас – совместная оборона от Коарека, не дать его ордам сокрушить нашу страну. А потом – о чём пойдёт договор. Более яркие подробности и детали здесь, – я достал из-за пазухи исписанный пергамент и Фарнабаз тут же взял. – Он не желает
– Будь у него тысяча слепых дочерей – всех замуж выдаст, – сказал о Велисарии саттар. – Владыки, ваше решение?
– То есть ты, принеся нам недобрые вести, предлагаешь вступить в союз с тем, чьи мотивы описываешь только как забота об Эндерале. Ступай, Фриджидиэн из Арка, мы услышали тебя, – встал один из властителей Дюнного. – Мы своим присутствием или отсутствием на вашем собрании дадим знать о решении Дюнного.
В принципе, что ещё можно было ждать от них. Непонятные, окутанные таинственностью и жадностью. Только во взгляде Фарнабаза можно найти что-то похожее на здравость. Для остальных же сейчас главное – выбрать ту сторону, чтобы не потерять власть или деньги.
«Когда их родина в опасности, они продолжают думать о золоте. Они хуже Конана и его своры», – подумал, чувствуя, как меня поглощает ненависть к этим людям.
– Машшира, – к нам подошёл саттар. – Неправильно вы начали. Вы, как истинный сын прямоты, всё выложили. Но нужно было начать с даров и обещаний понятных выгод.
– Извольте, – едва не прорычал я. – Что я прежде всего думаю о родине, о моей земле, не о том, как можно больше всего хапнуть.
– Я понимаю, что для вас наши традиции и культура нечто странное, – саттар испуганным взглядом посмотрел с стороны; в его тёмных очах я заметил ещё что-то… похожее на жажду надежды. – Есть куда более… личная просьба. Храмовники должны поддержать меня и тогда я готов буду поддержать вас. Я могу убедить владык в том, что именно ваша фракция может принести спасение.
– Хм, рука руку моет, – фыркнул я.
– Не совсем, – лицо мужчины совсем стало печальным, мой глаз выхватил лёгкую дрожь его ладоней, которыми он коснулся моих плеч. – Пойдёмте… этот диалог не для всех. Пойдёмте ко мне.
– Хорошо.
Доверившись, мы двинулись вслед за ним, проходя за целую вереницу дверей, следуя по узким коридорам и удаляясь от праздника еды и алкоголя. Мне показалось, что Фарсану не интересны чревоугодие, безумное накопительство и похоть. Он мерно двигается по коридору, обходя и не замечая праздный народ. Спустя пару минут блужданий по пресечениям проходов, мы вышли к небольшой двери, усиленной металлическим плетением.
– Прошу вас, – вынимая латунный ключ, едва ли не взмолился саттар, – то, что вы увидите… никому об этом лучше не знать.
Я прошёл дальше за дверь, и картина стала всё более чётко собираться у меня в мысли – что к чему. Справа и слева бежевые стены, на которых углём намалёвана странная символика – неизвестные мне иероглифы, один вид которых заставил меня встрепенуться. Здесь так холодно, что из наших ртов хлынул пар, но привлекательно даже не это. На кровати, проминая белоснежные простыни лежит девушка в алом халате. Её смуглое тело покрыто багрово-фиолетовыми сетями, глаза широко распахнуты и на нас смотрит алая бездна. Один взгляд этих глаз пробрал меня до души, ноги дрогнули и всё естество завопило – «беги отсюда», но сжав волю в кулак удерживаю себя.
