На первом месте, в любом случае – расследование, работа всегда должна быть на первом месте. Да, кстати о расследовании. Это, несомненно, одно из самых непростых дел в карьере Городовой. Однозначно, что в этой глубинке орудовал настоящий, классический маньяк – убийца, асоциальный тип, психопат. Городовая усмехнулась своим словам, подумав, насколько многогранными и сложными могут быть эти «классические случаи» в работе следователя, вопреки распространенному мнению. «Классический случай» - всего лишь термин, который обычно понимается людьми, знакомыми только с теорией преступлений, как нечто заурядное, типичное. Но на практике, особенно в случае с серийными убийствами, никогда не знаешь – с чем именно столкнешься, и классикой в этом деле можно считать только наличие серии, то есть нескольких убийств. Все остальное никогда не бывает заурядным.
Нынешнее расследование не задалось с самого начала - изначально отсутствовала верная и полная информация, и Городовая потратила довольно много времени на то, чтобы отделить зерна от плевел, перепроверить и подвергнуть анализу каждую деталь. Теперь, несмотря на то, что информации имелось предостаточно, ей все равно чего-то не доставало для эффективной работы, какой-то движущей силы. Она размышляла над происходящим, пыталась применять в работе свой опыт и знания, но никак не могла поймать волну, ее все время что-то отвлекало, раздражало. Азарт следователя не включался, интуиция работала плохо, эмоции же наоборот – бушевали на всю катушку … Да, появление Крашникова выбило ее из колеи, их личная драма безусловно сыграла свою роль и продолжает влиять на каждую минуту ее жизни, но это – другое. Что-то еще происходило с ее личным миром, она не задумывалась над этим долгое время, но теперь осознала – она не ощущала себя цельной. Чего же ей так не хватало?
Неожиданно Городовую озарила догадка – чего именно ей не хватало. Возможно, дело в отсутствии снов, тех самых, которые всегда сопровождали ее в расследованиях. Они были частью ее самой, ее личности, но вместе с переживаниями, она каким-то образом, заблокировала и их год назад. На протяжении всего этого времени она прекрасно без них обходилась, но сейчас поняла, что возможно в этом и есть ее проблема. Без этих снов она не была самой собой, работала механически, без азарта, как робот, и в настоящее время это перестало быть комфортным состоянием для нее. Эмоциональность вернулась - нахлынула разом, накрыла с головой, возможно и сны вернутся, но сможет ли она теперь со всем этим справиться?
Городовая пришла к выводу, что слишком долго находилась в спячке, и вокруг нее накопилось слишком много личных проблем и неразрешенных ситуаций. Она сама виновата в том, что наряду со сложным расследованием, ей теперь придется разгребать еще это, но откладывать решение личных проблем и дальше, очевидно, не было никакой возможности. Определившись с тем, что горячий душ не сможет помочь в этом, и осталось всего лишь только одно средство, способное принести хоть какую-то пользу в продвижении к возвращению к более-менее комфортному состоянию, она выключила воду. Ей необходимо было поговорить с Крашниковым, пусть даже этот разговор затянется на всю ночь и вывернет их души наизнанку. Но им нужно все обсудить, расставить все точки над i, закрыть тему их не сложившихся отношений и больше к этому не возвращаться – так наверняка будет лучше для них обоих.
Обмотав голову полотенцем и надев халат, Городовая вышла из ванной и решительно направилась в кухню, где, как она предполагала, примерно с таким же настроем ожидает ее Крашников. Однако, предположения относительно настроя следователя, оказались не верны. Крашников спал, свернувшись на диване и подложив под щеку сложенные руки. У него был такой изможденный вид, что Городовая не решилась его будить, а сходила за пледом, который обнаружила в шкафу, и, осторожно укрыв следователя, уселась на стул рядом с ним.
За окном разыгралась настоящая буря: ливень беспощадно грохотал по крышам, требовательно хлестал в оконное стекло, белоснежные вспышки молнии следовали одна за другой, почти непрерывно. Грохот и шум стоял такой, что кроме этих звуков не было слышно ничего другого, но Крашникова это ни в коей мере не беспокоило. Глядя на спящего следователя, временами вздрагивавшего и тревожно хмурившегося, Городовая вдруг подумала о том, как безгранично эгоистична. Все это время она думала только о том, как ей тяжело. Все то время, что прошло с момента их расставания, она жалела только себя. Носилась со своими переживаниями, научилась блокировать чувства, но ни разу не задумалась над тем, насколько тяжело все это давалось Крашникову. Когда-то его уже предала любимая женщина, и это ранило его настолько, что он двенадцать лет провел в одиночестве. А Городовая, зная об этом, поступила с ним таким же образом. Каково было ему жить в мире, в котором все его чувства, которые он много лет собирал по кусочкам, были растоптаны. Снова. Каково было ему от осознания того факта, что он не может доверять никому, кроме себя самого; от того, что его чувства ничего ни для кого не значат. Думая обо всем этом Городовая проклинала себя за то, что поступила с ним так, и горячие слезы ненависти в самой себе обжигали ее лицо до самого утра.
12
В какой-то момент Городовая почувствовала, что не чувствует одну руку, будто ее вообще не существует. В следующий момент она ощутила, как у нее нещадно болит голова, а еще через пару секунд уловила аромат кофе. Резко выпрямившись, она зажмурилась от света, льющегося из окна, обнаружив себя все так же сидящей на стуле в кухне, а Крашникова – возле плиты, бодро возящегося с туркой. Выходит, что она вырубилась вчера, прямо здесь, за столом, с полотенцем на голове. Прекрасно.
– Выспалась? - Крашников широко улыбался. Выглядел он намного лучше, чем накануне вечером, даже седины в волосах будто бы стало меньше.
За окном почти рассвело. Верхушки сосен в лесу снова неистово раскачивались. Дождя не было, но пасмурное небо обещало, что он не заставит себя долго ждать.
